Гиперборейские тайны Руси - Валерий Никитич Демин
Так прошло много времени. Ен жил один и скучал. Наконец, решил он спуститься на землю и проведать своих жену и детей. Сына своего Войпеля он застал за работой, тот лепил горшки из глины. Очень понравилась Ену работа сына, сел он с ним рядом, обратившись в седого старика. Поглядел немного и принялся помогать делать кирпичи. А тут как раз прилетела шумная орда во главе с Омцлем. Омцль не узнал Ена, приняв его за простого старика, начал хвастать своей силой и хитростью: “Моя орда сильная! Нас много! Можем мы затуманить солнце, если развернёмся вовсю! А если нам надо скрыться, поместимся жить в четырёх таких горшках!” И тут же орда показала свою силу. Развернулась вовсю, солнце перестало сиять, и на земле наступила темнота. Затем Омцль приказал старику поставить четыре горшка, тот поставил. Орда со свистом влезла в горшки и уместилась в них. Старик же закупорил те горшки и стал закапывать их в землю. Но один горшок с бесенятами разбился, бесенята вылезли и бросились к старику драться. Одной рукой старик бросал в бесенят камнями и глыбами, другой – оберегал горшки, торопясь зарыть их в землю. Камни так и летели направо и налево. Струсили, наконец, бесенята без главного своего хозяина, который оказался запечатанным в одном из тех горшков, и силы у них поубавилось. Пустились бежать, а Ен за ними вдогонку. Разбежались, кто куда успел: кто в воду – стал водяным, кто в лес – стал лешим, кто на вершину горы; кто бежал по берегу реки и пообломал пальцы – от них-то чёртовы пальцы на берегах рек и остались. Один из помощников Омцля застрял на вершине ели, в больших волосах его бороды запутались и погибли остальные бесенята, не успевшие никуда убежать. Так пришёл конец орде Омцля.
А в земле томится в горшке сам Омцль, главный бес. Как ни пытается он выбраться на волю, вылезти из горшка, не даёт великий Ен ему увидеть ни кусочка белого света. А народы произошли от Войпеля и Йомы. Иногда гудит под землёй. Пыль и камни летят из сердцевины земли. Это – вздохи и работа Омцля. Это он пытается вырваться на землю. Но не может. Однако когда-нибудь да вырвется он на белый свет, освободит свою орду и поборется с Еном».
В совершенно другом регионе России – в Томской области, в низовьях реки Нюрольки, фактически на границе самого большого в мире Васюганского болота – находится аналогичное древнее святилище Саваркыла («Лягушачье»), принадлежащее хантам. Когда-то здесь хантыйские девушки выбирали себе мужей и приносили всем женским миром жертвы царице-лягушке, воплощавшей не только женскую сущность и детородную способность, но также и женское начало как первооснову Вселенной. Все это, вместе взятое, свидетельствует о глубоких матриархальных корнях образа лягушки, дожившего до наших дней в сказочном и мифологическом обличье[22].
Но и у современных хантов лягушка продолжает считаться священным и почитаемым существом: ее нельзя убивать или мучить, ей приписывается магическое свойство привораживать возлюбленного или возлюбленную. Как и у славян, лягушка в виде стилизованного орнамента вышивалась на женской одежде, ее изображения хранились в особой берестяной коробке или сундучке, она считалась духом-охранителем во время родов, а после благополучного появления на свет ребенка ей приносились дары и жертвы. Вообще же, по мнению многих специалистов-этнографов, в мифологии хантов архаичный образ лягушки сливается с первобожеством хантыйского пантеона – праматерью Калтась, женой верховного небесного божества Торума и божественным олицетворением Матери-Земли.
В процессе становления славянорусского этноса значение тотемов было утрачено. Народное творчество – бездонное хранилище неизбывной памяти о русских тотемах – не только в устном (фольклорном), но и в овеществленном виде. Коньки на крышах, петушки на маковках, утицы-солонки, олешки на полотенцах и рубашках – все это отголоски тотемного прошлого, запечатленного в орнаменте, узорах, вышивках, резьбе, росписи.
* * *
Помимо тотемов-животных в памяти поколений сохранились образы и тотемов-растений. В древности, в эпоху распада первичной индоевропейской общности, существовало даже дендрическое мировоззрение. Это – идеология кельтских друидов, создавших целостную дендрическую философию, подкрепленную дендрической астрологией, развитой эзотерической систематикой растений и сакральным «растительным» календарем. Почитание деревьев – также неотъемлемая черта и древнеславянского языческого мировоззрения. Священные деревья считались покровителями общины, рода, племени, семьи, отдельных индивидов. Дендрототемы образовывали нередко такую сакральную целостность, понять которую с точки зрения ботаники не представляется возможным. В самом деле, о чем поется в часто исполняемой и поныне песне:
Из-под дуба, из-под вяза
Из-под вязова коренья —
Вот и калина,
Вот и малина…
С точки зрения современного человека, здесь – всего лишь хаотичный набор слов, сплошная бессмыслица. С точки же зрения славянина-язычника, зачин этой архаичной песни – необходимая ритуальная здравица, позволяющая первобытному человеку перейти на биосферный уровень общения с природой и ощутить свое единение с растительной формой жизни.
Рис. 28. Сакральный комплекс у святого источника на берегу Дона в Тульской области (на заднем плане – заповедная роща). Фото Валерия Демина
С растительными тотемами связано множество обычаев и поверий, доживших до настоящего времени. Испокон веков существовало на Руси поклонение деревьям. Ни одна власть не оказалась в состоянии выкорчевать древнейшие языческие традиции. В прошлом церковные и светские источники постоянно отмечали неискоренимость культа деревьев: то тут, то там древопоклонники молились либо в священных рощах, либо «около куста», либо просто «дуплинам деревянным», либо перед особо почитаемыми деревьями, а ветки обвешивали платками, полотенцами или просто тряпочками. Причем все это вовсе не дела давно минувших дней. Этнографы регулярно констатируют стойкую и повсеместную веру в целительную и оберегательную силу деревьев, что наглядно проявляется хотя бы в народном обычае стучать пальцем по любому деревянному предмету, дабы предотвратить беду – отвернуть ее от задуманных планов или благополучного
