Матвей Гречко - Русская история в легендах и мифах

А как же девица Менгден? А вот так: Линар попросил руки Юлианны Менгден – и получил согласие и ее, и Анны. Так что читатель вправе сам решать, какие отношения были у этой троицы.

«Вся беда в том, что в правительстве нет единства: Анна с фаворитками уничтожает то, что делает Остерман с принцем Брауншвейгским, а вице-канцлер и Антон Ульрих, в свою очередь, мешают ей», – передает Шетарди мнения петербургского общества. Елизавета же мила и очаровательна и очень популярна. Таким образом, заключает он, «положение идеально для переворота».

Коли правительство слабо, всегда найдется кто-то, кто захочет его сместить. На сей раз перемена правительства в России стала выгодна Франции, Швеции и Турции. Все эти страны были не прочь сократить территориальные завоевания Петра Великого. Мешал им это сделать всего лишь один человек – Андрей Иванович Остерман, один из творцов знаменитого Ништадтского мира. Он свято стоял на страже интересов России и готовился подписать весьма выгодный для России, но неудобный для Франции англо-русский торговый трактат.

До нас дошла записка неизвестного лица, составленная во Французском министерстве иностранных дел, содержащая план смещения российского правительства. Существовала целая антирусская коалиция: Турция регулярно устраивала провокации на границе, Швеция объявила России войну (впрочем, окончившуюся для шведов неудачно), ну а французский посол в Санкт-Петербурге Жак-Иоахим Тротти, маркиз де ла Шетарди энергично занялся подготовкой государственного переворота.

В качестве претендентки на престол была выбрана Елизавета Петровна: она «ненавидит англичан, любит французов», а кроме того, крайне неприязненно относится к Остерману. Упреки цесаревны в черной неблагодарности справедливы: ее родной папаша этого немца, можно сказать, из грязи вытащил, а он, вместо того чтобы возвести на престол ее – Елизавету, – якшается с конкурирующей династической ветвью. А все потому, что они ему соотечественники!

В задачи Шетарди входило не только склонить цесаревну к решительному шагу, но и заставить ее подписать условия, на которых ей выделят деньги для подкупа нужных лиц и организации переворота.

Жак-Иоахим Тротти, маркиз де ла Шетарди – французский дипломат и генерал. В 1727 году он был послан в Лондон, затем в Голландию и Пруссию, дважды в Россию и в 1742-м в Турин.

Самоуверенный и неглупый, он готов был пожертвовать всем, чтобы блистать в обществе. Он мог давать уроки высшего этикета и утонченного изящества, но его политика часто имела вид салонной интриги. Современники отмечали, что он всегда был необычайно галантен с дамами, но часто резок и даже груб с мужчинами.

Прежний сослуживец Кульковского, поручик Гладков, сидя на ассамблее с маркизом де ла Шетарди, хвастался ему о своих успехах в обращении с женщинами. Последний, наскучив его самохвальством и не говоря ни слова, ушел.

Обиженный поручик Гладков, обращаясь к Кульковскому, сказал:

– Я думал, что господин маркиз не глуп, а выходит, что он рта разинуть не умеет.

– Ну и врешь! – сказал Кульковский. – Я сам видел, как он во время твоих рассказов раз двадцать зевнул.

Считается, что до шестнадцати лет ее жизнь была безоблачна. Девушку учили танцам, светскому обращению, иностранным языкам. Более серьезные предметы ни ей, ни ее старшей сестре Анне не преподавали: уже взрослой Елизавета высказала незнание того, что Великобритания расположена на острове.

Принято думать, что Петр I души не чаял в дочках, и они отвечали ему любовью. Однако много лет спустя Елизавета искренне удивилась, что великая княжна Екатерина (будущая императрица Екатерина II) оплакивает своего отца больше недели. Зачем – «ведь он не был королем»? Этот маленький эпизод говорит о многом.

Хотя Елизавету никак нельзя было назвать деловой женщиной, после смерти отца ей пришлось помогать неграмотной матери, подписывая вместо нее бумаги. Впрочем, юная девушка больше витала в облаках, чем вникала в политику: сохранился документ, подписанный ею словами «Пламен огнь…».

По общему мнению, Елизавета была веселой, добродушной, несколько капризной и вспыльчивой – зато отходчивой. За показным легкомыслием скрывался здравый рассудок. Больше всего на свете Лиза любила светские развлечения: балы, танцы, охоту, маскарады. Она слыла первой красавицей своего времени, любила наряжаться, делала это со вкусом и изяществом, лучше всех танцевала.

В юности Елизавета переболела оспой. Светское общество судачило о том, какой потерей станет для молодой красавицы изуродованное лицо, однако самые придирчивые критики смогли отыскать на ее лице и плечах всего лишь две оспины. Рассказывали, что, чтобы избежать уродства, Елизавета проводила все дни болезни в ванне с теплыми сливками, а на лицо ставила компрессы.

Елизавета Петровна в юности. Луи Каравак. 1720 г.

«Принцесса Елизавета… красавица. Кожа у нее очень белая, светло-каштановые волосы, большие живые голубые глаза, прекрасные зубы и хорошенький рот. Она склонна к полноте, но очень изящна и танцует лучше всех, кого мне доводилось видеть. Она говорит по-немецки, по-французски и по-итальянски, чрезвычайно весела, беседует со всеми, как и следует благовоспитанному человеку, – в кружке, но не любит церемонности двора», – так отзывалась о ней супруга английского посла леди Рондо.

Эта же дама описала очаровательную сценку прибытия к Российскому императорскому двору китайских послов. Китайцы с любопытством взирали вокруг, а русские с таким же интересом смотрели на китайцев. Анна Иоанновна предложила послам сказать, которую из придворных дам они находят самой красивой. Поначалу те ответили церемонной фразой: мол, это сделать так же трудно, как выбрать на звездном небе самую яркую звезду. Анна настаивала, и поняв, что от них ждут определенного ответа, китайцы указали на Елизавету, с одной лишь оговоркой: по их мнению, у той были слишком большие глаза. Это очень удивило присутствующих, так как все находили, что у Елизаветы прекрасные глаза.

Несмотря на очевидные женские достоинства, личная жизнь Елизаветы никак не складывалась: Петр дважды пытался выдать ее замуж, но с первым женихом (французским принцем) не договорились, а второй скоропостижно умер до свадьбы. Не успела устроить брак дочери и Екатерина I. Ну а с воцарением Анны отношение к принцессе переменилось: теперь уже русский двор был совсем не заинтересован в ее замужестве. В крайнем случае, ее прочили за какого-нибудь совсем уж захудалого жениха, который точно не станет претендовать на русский престол.

В 1730-е годы Елизавета проводила много времени в Александровской слободе, по сути, она была негласно сослана туда Анной Иоанновной. Возвращаясь в Москву, она жила в обветшавшем деревянном дворце в селе Рубцово на реке Яузе (рядом с современной станцией Электрозаводская). Там же стояла (и ныне стоит) церковь Покрова, от которой село получило свое второе название – Покровское.

По слухам, живя здесь, цесаревна часто одевалась на русский манер – в сарафан и кокошник, участвовала в деревенских праздниках, водила хороводы. До наших дней дошла песенка, будто бы сочиненная веселой Елисавет, начинается она так:

Во селе, селе Покровском,Середь улицы большойРасплясались, расскакалисьКрасны девки меж собой…

Вообще можно сказать, что Елизавета Петровна была если не первой (стихи писала и царевна Софья), то одной из первых русских поэтесс. Известно, что она хорошо пела и сама сочиняла романсы. До нас дошло маленькое стихотворение, не совсем правильное по ритму и размеру, но зато искреннее, посвященное цесаревной красавцу-офицеру Алексею Шубину, с которым у нее был страстный и трагический роман:

Я не в своей мочи – огнь утушить,Сердцем болею, да чем пособить?Что всегда разлучно и без тебя скучно —Легче б тя не знати, нежель так страдатиВсегда по тебе.

Вспомните «хронистическую эпиграмму» Антиоха Кантемира – что вам больше нравится?

По одним сведениям, Алексей Яковлевич Шубин был прапорщиком лейб-гвардии Семеновского полка, по другим – унтер-офицером Преображенского. Оба эти полка относились к числу «потешных» и были сформированы еще Петром I, поэтому их и путали.

По воспоминаниям современников, Алексей Шубин был очень красив, и поначалу именно этим понравился молодой цесаревне. Историки XIX века писали, что Елизавета предалась своему чувству со всем пылом молодости, со всем упоением страсти и даже предполагала сочетаться с Шубиным браком.

Однако императрица Анна Иоанновна не доверяла ни Елизавете, ни ее жениху. Она не могла не замечать, что Елизавета слишком сблизилась с гвардейцами: крестила у них детей, бывала на их свадьбах; солдат-именинник приходил к ней, по старому обычаю, с именинным пирогом и получал от нее подарки и чарку анисовки, которую как хозяйка Елизавета и сама выпивала за здоровье именинника. Гвардейские солдаты полюбили цесаревну, стали называть ее «матушкой» и говорили друг другу, не без внушения Шубина, что ей, дочери Петра Великого, «не сиротой плакаться», а следовало бы на престоле сидеть.