Александр Конторович - Пепельное небо
— Сам и буду. По основной специальности, если ты не в курсе, я артиллерист. Не забыл еще, чему учили.
— Ну, что ж… я тебя за язык не тянул. Хотя, откровенно говоря, ты прав. Не сегодня, так завтра. Не этим способом, так другим, а с этими отщепенцами пора кончать. Примеры дурные они прочим подают. Мол, и сами проживете, без нахлебников этих. То есть — без нас с тобой. Ну, и без Главы с его прихлебателями, это уж само собой. А этого допустить никак нельзя! Что ж мне — на старости лет за лопату браться?
Поселок оказался неожиданно основательным. Дома в нем были преимущественно каменными или сложенными из толстых бревен. Со слов Ирины, строили его еще в тридцатые годы и с того времени не раз ремонтировали и подновляли. Что добывали на руднике, она не знала. При ее жизни он уже не работал. Только иногда приезжали сюда какие-то комиссии, осматривали входы и здания. Проходов внутрь не было, штольни были забутованы. Большая часть рудничного оборудования демонтирована и вывезена.
Еще на подходах нас встретили дозорные. По их словам, за пару часов до нашего прихода прибежал один из уцелевших засадников, сообщил о гибели всей группы. Парень был ранен в руку, но оружие, малокалиберный карабин, сохранил.
Нас принял старший в поселке. Это был кряжистый пожилой мужик. Звали его Демьяном Семеновичем Ноздревым. Предложив мне присесть, он вопросительно посмотрел на пленного.
— Язык, — коротко поясняю ему. — Надо же знать, с кем дело имеем? Вот он нам и расскажет кой-чего…
— Обломаешься! — неожиданно спокойным голосом отвечает тот. — Только тронь меня пальцем — весь поселок ответит!
— Да? — язвительно вопрошаю я. — Чтось-то быстро ты в себя пришел? Пальцем, говоришь? Так и не трону. Здесь по дороге мне муравейник попадался… так ведь?
— Так, — кивает старший, — есть тут такой. И не один.
— Вот и посиди рядышком, поразмысли… Правда, не обессудь, если я твоих призывов о помощи не услышу, всякое бывает.
— Прав таких не имеете, — уже существенно ниже тоном говорит Хамзат.
— Ты еще мне жалобой в ОБСЕ пригрози. Суд по правам человека вспомни… адвоката потребуй… А? Что молчишь?
Пленный раскололся неожиданно быстро. Не могу сказать, что его откровения кого-либо тут обрадовали, скорее наоборот. Но поведал он немало ценного. И, судя по его словам, ловить тут было особо нечего. После того, как его увели, старший поселка вопросительно на меня посмотрел.
— Ну, что скажешь, майор?
— Даже и не знаю, что сказать, Демьян Семенович. У тебя под ружьем сколько человек?
— На сегодняшний день — тридцать пять. Шесть автоматов Калашникова, считая твои трофеи. Патронов штук шестьсот. Шестнадцать карабинов СКС и восемь КО. Четыре мелкашки, у остальных — охотничьи ружья. Для них патронов много.
— Воевавшие есть?
— Служившие.
Если кто понимает, то это две большие разницы. Служить можно хоть пекарем или вечным дневальным на тумбочке. А вот воевать… это воевать.
— А этих сколько?
— Восемнадцать человек.
То есть половина. Уже веселее, хотя и не намного.
— Ну, ладно. Что Бог дал…
— По ухваткам твоим судя, через войну пройти пришлось? — интересуется старший.
— Через три.
— Не хило…
— Да уж, опыт кой-какой набрался. Как оборону строить будем, Демьян Семенович?
Он пожимает плечами.
— А что тут думать? Один тут вход, через распадок. Место узкое, метров двадцать шириной и в длину метров четыреста. По скалам не обойти, круто. С другой стороны — болото, незнающий человек не пройдет.
— Что ж за рельеф у вас тут интересный? Скалы какие-то….
— Да тут лет сорок землю рыли все кому не лень. Вот и испохабили холмы-то окрестные. Пока этот рудник нашли, всю округу вскопали.
— А что тут добывали?
— Вольфрам. В войну, говорят, каждые пять килограммов специальный курьер увозил. Только я думаю, что брешут старики. Это, конечно, штука ценная, но чтоб за пятью килограммами курьер приезжал, — это вряд ли.
— Я тоже думаю, врут.
Остаток дня прошел в непрерывной беготне. Я носился по позициям, и волосы мои вставали дыбом. Несмотря на всю их кажущуюся неприступность, два взвода хорошо обученных солдат прошли бы сквозь них, как тонкая игла сквозь кусок мешковины. Не в том дело, что мужики не умели стрелять. Вот с этим-то все обстояло как раз очень даже хорошо. Не знаю, как насчет того, чтобы белке в глаз, но человеку в ухо они бы попали метров со ста. Сказывалась многолетняя привычка к охоте. А вот относительно огневого взаимодействия… было плохо. Оптимальным выходом из ситуации было бы рассадить их всех в лесу, чтобы они отстреливали наступающих поодиночке. В этом плане им равных просто не было бы. Но для этой цели мы могли использовать разве что мелкашки, все прочее громко бахало и имело ограниченный боезапас. Правда, оставалось неясным, кто в этом случае будет защищать проход. И еще одна проблема волновала меня очень серьезно: быть не может, чтобы у местных военных не нашлось хотя бы одного, даже самого завалящего, бронетранспортера. Вот в этом случае нам наступал полный и окончательный звездец. Даже с такой бронетехникой наличным оружием мы не могли сделать абсолютно ничего. Самый немудреный БТР прошел бы нашу оборону, даже не поморщившись. На следующий день вся эта беготня продолжилась с новой силой. Кое-что уже начало вытанцовываться, хотя положа руку на сердце, пахоты было еще неоглядная куча. Я успел выкроить часок и заскочил в местную мастерскую. Там, невзирая на все ахи и охи мастеров, безжалостно отпилил большую часть ствола у «Бенелли» и укоротил ей приклад. Получилась относительно компактная машинка для ближнего боя и зачистки зданий. При этом многозарядная и мощная. Продолжая прикидывать всевозможные варианты построения обороны, я дошел до центрального здания, где меня и отловил посыльный от Демьяна.
— Там человек пришел, вас спрашивает.
— Какой еще человек? Откуда он тут взялся?
Парень пожимает плечами.
Захожу в комнату и сразу чувствую какое-то напряжение, повисшее в воздухе. Перед Ноздревым на стуле сидит незнакомый мне дядька в камуфляже. Рубь за сто — это военный. Кадрового вояку невозможно перепутать с человеком, нацепившим военную форму впервые. Все снаряжение на нем подогнано аккуратно и точно. Нигде ничего не топорщится. Уверен, что если бы он сейчас вдруг решил попрыгать, то на нем точно ничего бы не звякнуло. Мужик сидит совершенно свободно, в раскованной позе. Но меня это кажущееся спокойствие ничуть не обманывает. Это спокойствие тигра.
— День добрый всем присутствующим, — здороваюсь я. — Что стряслось, уважаемые?
Демьян кивает на незнакомца.
— Вот, товарищ пришел, вас спрашивает.
— Конкретно меня? Прям так по имени-отчеству и спрашивает? А как он, позвольте спросить, через посты прошел? Я там был и его не видел.
Ноздрев краснеет. Надо полагать, часовые, стоявшие на других проходах, прохлопали визитера.
— Да вот… Прям к дому подошел и в дверь постучал. Сказал, мне нужен чужой человек, который к вам только что пришел.
— Может быть, я внесу какую-то ясность? — вежливо спрашивает незнакомец.
— Да уж будьте так любезны, — отвечаю я ему. — Не нравятся мне неизвестные визитеры по мою душу. Вы уж простите, но я от рождения человек подозрительный.
Незнакомец кивает.
— Согласен с вами. В таком разе, может быть, мы с вами наедине поговорим? Есть, знаете ли, темы, которые свидетелей не любят.
Демьян негодующе фыркает, встает с места и выходит из комнаты. Поворачиваюсь к визитеру.
— Слушаю вас.
— Ключ у вас?
— Простите?
Вместо ответа он наклоняется к стоящему на полу вещмешку и достает оттуда какую-то коробочку. Щелкает тумблером и направляет на меня. Коробочка издает негромкий треск, и на ее верхней панели загораются два огонька. Он удовлетворенно кивает головой, выключает коробку и прячет ее назад.
— На вас обувь Ананьева, его одежда и его оружие. Так?
— Так. И что? Он сам мне все это отдал, когда умирал. Хотите сказать, что эти вещи для вас настолько ценны и вы не поленились проделать за ними столь долгий путь?
— Вещи можете оставить при себе. Если он вам их отдал, значит, имел на это основания. Оружие меня тоже не интересует. Своего хватает. У вас должна быть одна вещь, которая ему принадлежала. Вот ее я хотел бы получить назад.
— У него было много вещей, целый вещмешок. Принести? Или назовете сами? Что именно вам нужно из его вещей? Возможно, ее у меня нет, и она осталась спрятана где-то в доме. Такой вариант вы не рассматривали?
Незнакомец задумывается.
— Возможно, хотя и маловероятно. Давайте вещмешок.
— Простите, а вы сам кто такой будете? Согласитесь, как-то странно отдавать что-либо человеку, о котором ничего не знаешь.
