Герман Гессе - Магия книги

1926

VI

ЗИГМУНД ФРЕЙД

В немецкой науке последних десятилетий совсем мало личностей, кто по масштабности и глубине своего воздействия на умы мог бы сравниться с Фрейдом. И во всей постепенно выросшей литературе психоанализа, он по сей день остается единственным, за исключением Юнга в Цюрихе, и за пределами круга профессионалов пользуются доверием благодаря высоким человеческим, а также литературным достоинствам. Прекрасны и, что удивительно, прелестны в сочинениях Фрейда, прежде всего, устремленность его необычайно мощного интеллекта к таким вопросам, которые, все как один, вынуждают исследователя покидать пределы рационального, и, во-вторых, постоянно возобновляемая, терпеливая и притом смелая попытка дисциплинированного ума поймать самое жизнь в сети чистой науки, хотя эти сети всякий раз оказываются недостаточно частыми. Кропотливый исследователь и строгий логик, Фрейд создал себе превосходный инструмент, свой сугубо научный, но изумительно острый, содержащий точные дефиниции, местами воинственный и ироничный стиль. О многих ли наших ученых можно это сказать?

1925

Эта долгожданная книга сполна оправдала все наши ожидания — первое систематическое изложение учения Фрейда, психологии бессознательного и методов его анализа, представленное, в отличие от прежних, не столь масштабных попыток учеников и сторонников Фрейда, им самим со всей полнотой ответственности и со всей серьезностью отношения первопроходца и исследователя к прежде неизвестной, открытой им земле. Все высокие достоинства его интеллекта вновь проявились в этой книге, ясность, умение терпеливо комбинировать, точность формулировок, остроумие. В трех больших разделах книги исследуются оговорки и другие ошибочные действия, сновидения и теория неврозов. Две первые темы раньше были системно изложены Фрейдом в «Психических нарушениях в повседневной жизни» и в «Толковании сновидений», но общая теория неврозов в полном и завершенном виде прежде не публиковалась. Поэтому она заинтересовала нас более всего, и она оказалась полноценным трудом. Истинное наслаждение — следить за тем, как последовательно и как осторожно Фрейд ищет свои пути и делает выводы, видеть, как уверенны его формулировки в случае несомненных, уже неколебимо твердых положений и как осторожны, когда речь идет о предположениях, о пробах и поисках. Эта книга непосредственно из первых уст познакомит всех, в первую очередь врачей, с происхождением, целями и методами психоанализа.

Споры о психоанализе все еще бушуют, а между тем сам он, не поднимая шума, давно покорил молодежь, так что будущее принадлежит ему. Психология, благодаря психоанализу, обрела научное обоснование, получено и первое значительное представление о законах, которым подчинена жизнь души, но важнее всего то, что впервые началось серьезное исследование этой области, до сих пор остававшейся в стороне от науки. Сплошная детерминированность психической жизни, перенесение в эту область закона причинности и обретенная благодаря этому возможность научного изучения психики, возможность научной психологии — сегодня все это кажется чем-то само собой разумеющимся, хотя еще совсем недавно вызывало ужас или насмешки тайных советников, подобно тому, как профаны и медики в наши дни отрицают такой факт, как наличие сексуальности у детей.

Что же, сражение состоялось, основополагающие истины психоанализа утвердились. Их еще пытаются атаковать, но сокрушить их не удастся.

По-иному обстоит дело с психоанализом в качестве фундамента нового, расширенного и углубленного мировоззрения. То, что психология бессознательного будет играть данную роль, по-видимому, неизбежно. И как раз в этом пункте многие ученики Фрейда разошлись со своим учителем. Сам Фрейд остается сугубым медиком и физиком, он изучает механизмы действия психики, не пытаясь создавать на их основе какое-то мировоззрение, более того, крайне осторожно избегая любых притязаний на метафизические заключения.

Некоторые ученики Фрейда, работая в различных направлениях и подходя к делу иногда совершенно по-дилетантски, попытались расширить психоанализ до своего рода религии. В действительности некоторые из этих попыток настолько поверхностны, что понимаешь, почему Фрейд защищается от таких последователей. Но другие, и в первую очередь Юнг в Цюрихе, впервые предприняли заслуживающие всяческого уважения попытки вывести психоанализ за пределы медицины и сделать основанием философии, изложения которой, правда, до сих пор нет.

Недопустимо, однако, было бы принимать иные положения фрейдовской психологии, миролюбивые, и те, которые что-то смягчают, и в то же время ополчаться на подлинного создателя этой науки. Им был и остается Зигмунд Фрейд, и его можно критиковать или поправлять в частностях, но его великая заслуга (наряду с достижениями Бройера, который странным образом остается в тени) теперь получила окончательное признание.

1919

С тех пор как «психоанализ» Фрейда вызвал сочувственный отклик за пределами маленького кружка невропатологов, с тех пор как ученик Фрейда Юнг разработал и частично опубликовал свои заключения о психологии бессознательного и свое учение о типах, с тех пор, наконец, как психологи принялись анализировать народные легенды и мифы, сказания и художественную литературу, существует тесное и плодотворное взаимодействие между искусством и психоанализом. Независимо от того, были мы или не были согласны с учением Фрейда в некоторых частных вопросах, его бесспорные открытия совершились и оказывали свое влияние.

Можно было предположить, что люди искусства особенно доброжелательно встретят этот новый и в целом ряде отношений плодотворный взгляд на вещи. Очень многие заинтересовались психоанализом, вероятно, потому, что сами страдали неврозами. Но и вообще люди искусства были более склонны и более готовы увлечься новой, имеющей совершенно новые основания психологией, чем представители официальной науки. Ведь всегда легче вызвать симпатию художника к радикальным воззрениям гения, нежели расположить к ним профессора. Поэтому идеи Фрейда молодые художники сегодня более горячо обсуждают и больше признают, чем медики и психологи.

Художник, если он не счел учение Фрейда всего лишь свежей темой для обсуждений в кафе, старался извлечь из новой психологии некие уроки, в том числе и важные для своего творчества; вернее, он поставил перед собой вопрос: в какой мере эти новые воззрения могут быть полезны художественному творчеству.

Помнится, один знакомый порекомендовал мне два романа Леонгарда Франка, высоко оценив не только художественные их достоинства, но и назвав «своего рода введением в психоанализ». За прошедшие с тех пор два года я прочитал немало литературных произведений, в которых явственно различал признаки хорошего знакомства их авторов с фрейдовской психологией. Вместе с тем в некоторых сочинениях Фрейда, Юнга, Штекеля и других мне, прежде никогда не интересовавшемуся новейшей психологической наукой, открылось нечто новое и важное; я читал их с живейшим вниманием и, в целом, пришел к тому, что понимание этими учеными психических процессов человека подтверждает почти все мои догадки — те, что я почерпнул у других писателей, и те, что были основаны на моих собственных наблюдениях. Эти ученые высказали и придали законченную форму тому, что было отчасти и моим знанием, хотя и неосознанным, существовавшим в виде предчувствий и мимолетных мыслей.

Плодотворность применения новой теории к произведениям литературы, так же как к случаям из повседневной жизни, не вызывала ни малейших сомнений. У нас появился еще один ключ — не всемогущий волшебный ключик, но безусловно ценный новый подход, превосходный инструмент, как вскоре подтвердилось, вполне приемлемый и надежный. Я не имею в виду те опыты в области литературоведения, что превращают биографию поэта или писателя в изложенную со всеми подробностями историю болезни. Но чрезвычайно ценно то, что удалось подтвердить или, в других случаях, поправить заключения или тонкие догадки в области психологии, принадлежащие Ницше. Началось познание бессознательного, наблюдение за его процессами, механизмы психики были раскрыты как вытеснение, сублимация, регрессия и т. д., таким образом, схема процессов обрела ясность и убедительность.

Всем в какой-то мере кажется, что заниматься психологией просто, теперь же дело еще больше упростилось, однако польза от этих занятий для художественного творчества остается весьма сомнительной. Хорошего знания истории далеко не достаточно для создания художественных произведений на исторические темы, знания ботаники или геологии — для литературных описаний природы, — равным образом и превосходная научная психология не стала полезной для создания художественного образа человека. Мы же видели, что сами психоаналитики сплошь и рядом черпали свои примеры и доказательства из художественной литературы прежних, до-аналитических времен. Следовательно, писатели всегда знали то, что выявил, изучил и научно сформулировал психоанализ, более того, оказалось, что писателю свойственно мышление особого рода, которое, по сути, абсолютно противоположно психоаналитическому. Писатель был сновидцем, психоаналитик — истолкователем его снов. Так имел ли писатель, при всех симпатиях к новой науке о человеческой душе, какую-то иную возможность, кроме возможности по-прежнему видеть сны и следовать зову своего бессознательного?