Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления - Дэвид Уоллес-Уэллс
Даже когда мы привыкнем относиться к стихийным бедствиям как к обычным погодным явлениям, масштабы разрушений и ужасов, которые они принесут, не уменьшатся. В этом случае тоже работают каскадные эффекты: перед ураганом «Харви», во избежание повреждений оборудования, власти Техаса отключили в Хьюстоне системы мониторинга качества воздуха, и сразу же после этого с городского нефтехимического завода отделилось облако с «невыносимым» запахом (202). В итоге почти два миллиона тонн промышленных сточных вод вылилось (203) с одного нефтехимического завода в залив Галвестон. В общей сложности от одного этого урагана произошло более сотни «токсичных выбросов», в том числе 1,7 миллионов тонн бензина, 23 500 литров сырой нефти и огромный, в полкилометра шириной, выброс хлорида водорода, который при смешивании с водой превращается в соляную кислоту, «которая жжет, душит и убивает».
Ниже вдоль побережья, в Новом Орлеане, ущерб от урагана был не прямым, но город уже и так оказался отрезан от коммуникаций (204) – без полного набора дренажных насосов после урагана пятого августа. Когда «Катрина» обрушилась на Новый Орлеан в 2005 году, урагану достался отнюдь не процветающий город: к началу нового века численность населения там снизилась до 480 тысяч человек (205), по сравнению с пиковым – 600 тысяч в 1960 году. После урагана оно уменьшилось до 230 тысяч (206). С Хьюстоном другая история. В 2017-м он был одним из самых быстро растущих городов в стране (207) – а также городом с самыми быстро растущими предместьями (208), – и население в нем стало в пять раз выше (209), чем в Новом Орлеане. Трагическая ирония состоит в том, что многие новые жители, переехавшие в город за последние десять лет, сделали это из-за нефтяного бизнеса (210), который без устали подрывает общественное восприятие изменений климата и сводит на нет глобальные попытки по снижению выбросов углерода. Есть подозрение, что это не последний «пятисотлетний» ураган, который увидят эти рабочие до выхода на пенсию, и не последний, который увидят сотни нефтяных вышек у побережья Хьюстона или тысячи новых, строящихся в Мексиканском заливе, пока цена наших выбросов не станет столь болезненно очевидной, что эти вышки наконец будут закрыты.
Термин «пятисотлетний шторм» также помогает при оценке выносливости. Даже разрушенное сообщество, изможденное страданиями, может выдержать долгий период восстановления при условии, что у него есть ресурсы и политическая стабильность, а необходимость отстраиваться возникает раз в столетие – пусть даже каждые 50 лет. Но восстанавливаться в течение десяти лет, когда крупные ураганы могут приходить раз в 10–20 лет, – это совсем другое дело, даже для такой богатой страны, как США, и в таком благополучном регионе, как Хьюстон. Новый Орлеан до сих пор восстанавливается после «Катрины», более десяти лет спустя, и самый близкий от реки район едва заселен на треть от того, что было до урагана (211). Конечно, не помогает и то, что все побережье Луизианы поглощается морем (212); 5000 квадратных километров уже исчезло (213). Этот штат каждый час теряет участок земли размером с футбольное поле[57]. В округе Флорида-Кис необходимо поднять более 200 километров шоссе, чтобы опережать рост уровня моря, что в общей сложности обойдется в миллиард долларов. А весь дорожный бюджет округа на 2017 год составил 25 миллионов (214).
Для самых бедных стран, все чаще подверженных воздействию ураганов наподобие «Катрины», «Ирмы» и «Харви», восстановление практически невозможно. Зачастую бегство остается единственным выходом. В течение нескольких месяцев после того, как ураган «Мария» уничтожил Пуэрто-Рико, тысячи беженцев оттуда прибыли во Флориду (215) – в надежде найти пристанище. Но эта земля тоже исчезает.
Истощение запасов пресной воды
Планета покрыта водой на 71% (216). Пресная вода составляет чуть больше 2% (217), и от всей пресной воды лишь 1% в лучшем случае доступен людям, а остальная часть в основном заключена в ледниках. Как подсчитали в National Geographic, это означает, что лишь 0,007% всей воды на планете пригодны для жизнеобеспечения семи миллиардов людей (218).
При одной мысли о нехватке пресной воды сразу начинает хотеться пить, но питьевая вода – это лишь мизерная часть необходимой нам влаги. Глобально от 70 до 80% пресной воды используется для производства пищи и в сельском хозяйстве, и еще от 10 до 20% забирает промышленность (219). И кризис не обязательно произойдет из-за изменений климата – упомянутых 0,007% вполне должно хватить не только для нынешних семи миллиардов, но и для девяти, а может, и больше. Разумеется, к концу столетия нас, скорее всего, станет больше девяти миллиардов, ближе к десяти или даже двенадцати. Как и в случае с нехваткой продовольствия, главный удар придется по тем частям мира, которые уже сейчас в наибольшей степени страдают от нехватки воды, – в данном случае по городам Африки. Уже сейчас во многих африканских странах на одного человека приходится всего по 20 литров воды в сутки (220) – менее половины от того, что водные организации считают необходимой нормой для здоровья (221). Ожидается, что к 2030 году глобальный спрос на воду будет превышать предложение на 40% (222).
Сегодня это кризис политический – то есть он не является для нас неизбежным или непреодолимым – и, как следствие, необязательный. Одна из причин, по которой он все равно укладывается в климатическую параболу, – избыточный ресурс стал редким из-за ошибок и безразличия властей, из-за плохой инфраструктуры и загрязнений, из-за бездумной урбанизации и застройки. У водного кризиса нет объективных природных причин, но он все равно происходит, и по этому поводу мало что делается. В некоторых городах от утечек теряется больше воды, чем доходит до конечных потребителей: даже в США утечки и хищения составляют 16% потерь пресной воды (223); в Бразилии, по разным оценкам, – до 40% (224). В обоих случаях, как и везде, нехватка столь ярко проявляется в общей атмосфере социальной несправедливости, что возникающую конкуренцию за ресурс вряд ли даже можно назвать конкуренцией; воды так много, что ее нехватку можно рассматривать как инструмент дискриминации (225). В целом на планете 2,1 миллиарда человек не имеют доступа к чистой питьевой воде и 4,5 миллиарда не имеют должным образом очищенной воды для гигиены (226).
Как и
