Вероника Долина - Сэляви

Не уезжай ты, мой голубчик!

Припевы у эпох остались те же.Один другого может утешать…Утешь меня, и я тебя утешу.И хватит — «уезжать — не уезжать».

Все временно, все зыбко, все песочно,И ничего не стоит оплошать.Утешь меня, хоть это будет точно.И хватит: уезжать — не уезжать.

Круги прошли, компании распались.А песенки звучат одни и те ж.Все съехали, а мы-то ведь остались.Утешь меня, пожалуйста, утешь.

Обнимемся, прекрасны и безгрешны.Один другого станет утешать.Утешимся, хоть мы и безутешны.И хватит: уезжать — не уезжать.

Поговорим же о сути дорог на дорогу.Медленно, медленно едем из города в Тегель,всякое может случиться в дороге, ей-богу,Гейне в окно постучит или старенький Гегель.

Поговорим на прощанье о сути прощенья.Верхняя нота, пожалуй, не верная нота.Надо бы выпуклей жить, но во всем уплощенье.Дни все короче, и в повести нет анекдота.

Если позволишь, скажу о культуре картона,в этой карманной Германии по крайней мере.Я привезла схода четырехтомник Платона,здесь о войне говорят, как о русской химере.

Уезжают мои родственники,Уезжают, тушат свет.Не коржавины, не бродские —Среди них поэтов нет.

Это вот такая палуба.Вот такой аэродром.Ненадрывно, тихо, жалобно —Да об землю всем нутром.

Ведь смолчишь, страна огромная,На все стороны одна,Как пойдет волна погромная,Ураганная волна…

Пух-перо еще не стелется,Не увязан узелок —Но в мою племяшку целитсяЦепкий кадровый стрелок.

Уезжают мои родственники.Затекла уже ладонь…Не рокфеллеры, не ротшильды —Мелочь, жалость, шелупонь.

Взоры станут неопасливы,Стихнут дети на руках,И родные будут счастливыНа далеких берегах…

Я сижу, чаек завариваю,Изогнув дугою бровь.Я шаманю, заговариваю,Останавливаю кровь.

Если песенкой открытоюКапнуть в деготь не дыша,Кровь пребудет непролитою,Неразбитою — душа.

В дорогу.

Сэляви так сэляви!Тель-Авив так Тель-Авив…До свиданья, Женька!Пой там хорошенько…

У прибоя на песке,С разговорником в руке —Молодой, не старый,Ты сидишь с гитарой…

Там, на сахарных лугах,На зеленых берегах —Вспомнишь, бестолковый,Климат наш суровый…

Сэляви так сэляви…По любви так по любви…По любви — по страсти?Бог не даст пропасти.

Стою одна, с закушенной губой.С довольно перекошенной судьбой,Одна — меж «Перекопом» и «Форумом».Согреюсь человеческой рекой,Согреюсь на Мещанской, на Тверской.Домой приду общипанным Колумбом.

Из молнии заплелся фитилек,И занялся мой бедный флигелек —Часовенка хотя б была пустая.У молнии — невидимо путей.Спасибо, что не тронула детейТа молния кроваво-золотая.

Каких иносказаний наткала!Поплакала и дальше побрела.А он глядит с улыбкою бесстрастной.Колотится об землю посошок.Карабкается на руки стишок.Доволен ли, что все вокруг пожег?Ну что, генералиссимус прекрасный?Что, прекрасный?

И все-таки: давай устроим проводы.Меж нами и года, и города.Пускай ты — проволока, я — иду по проволоке.Над всей Землею эти провода.

«Проси его, проси — давай попробуем», —Настойчивый какой-то шепоток.Ты думал, я танцовщица на проволоке?А я не женщина, я только ток.

Я только так, я только ток по проволоке.Я самым зорким не видна глазам.Твои малозначительные промахиЗадеть меня не могут — видишь сам.

И все-таки, чтоб не пропала пропадомЖивая человеческая нить —Устрой мне проводы взорвавшимися пробками.И, если хочешь, можешь дальше жить.

Чуть торопящиеся часыНе тороплюсь торопить обратно.Огни посадочной полосыВсе-таки видеть весьма приятно.

Вот так под вечер вернешься тыИз самой-самой из всех Америк —А он и выйдет из черноты —Родной, расхристанный этот берег.

Да, он прекрасен, хотя и дик,И может дикостью красоваться.Но он всплывает, как Моби Дик,И просит — больше не расставаться…

Я в пятнадцать была Жанна д’Арк.Ну не Гретхен, по крайней-то мере.…С другом детства иду в зоопарк —Тут, в Америке, милые звери.

А жирафа отводит глаза,А горилла состроила рожу.Мы хохочем — иначе нельзя.Нам и не о чем плакать, Сережа.

Мы как были — такие и есть.Пачка писем обвязана ниткой.Я — не новость откуда невесть,Я давно тут стою, за калиткой.

А горилла тебе не гиббон.Вот обнимет по случаю даты!Ну, тогда и пойдет расслабон —И ура, и да здравствуют Штаты!

Приходи, пожалуйста, пораньше,Хоть бы и мело, и моросило.Поведи меня в китайский ресторанчик —Я хочу, чтоб все было красиво.Полетим ни высоко ни низкоПо дороге этой по недлинной.Ничего, что тут не Сан-Франциско —Я крылечко знаю на Неглинной.

Будь, смотри, с китайцами приветлив.Я который день воображаю,Что несут нам жареных креветокВ красном соусе, — я это обожаю.Что китайцу стоит расстараться?Пусть обслужит нас по полной форме.Пусть покажется московский ресторанчикМне крупицей золотистых калифорний…

Понимаешь, я могу там разреветься.Разведу ужасное болото.Потому что знаю — раз креветки,Раз креветки — стало быть, свобода!…И приди, пожалуйста, пораньше,Если в кои веки попросила.Поведи меня в китайский ресторанчик.Надо, чтобы все было красиво.

Так много сообщений собралось,что в наши двадцать лет не поместилось.И путешествие не сорвалось,хотя сердцебиенье участилось.

Все песенки мои — себе, тебе ль,там рифмы недурны и масса чувства.Люби свою Америку теперь,особенно свой Бостон, Массачусетс.

Люби свой дом и свой автомобиль,звони в Израиль, там у нас родные.Чти президента, юмор пересиль,Езжай на океан на выходные.

Поищешь снимки. Было ведь мильон.О, кажется судьба жалела пленку.Один найдется, вставлю в медальон,пришлю тебе. Сама явлюсь вдогонку.

Забудешь мой слезливый перекос,А голос — нет. Едва ли. НеужелиЖизнь разломилась, будто абрикос?но часть, где кость, пожалуй, потяжеле.

Образовалось как-то, утряслось.Ты как бы есть и все лее как бы нету.Так много сообщений собралось…Пришли мне поцелуйПо Интернету,По Интернету.Нету.Нету.Да…

БАЦИЛЛА ЛЮБВИ

Интервью Вероники Долиной

— Да, я совершаю какие-то поступки. Бывали решительные и практически смертоносные бывали. Убегала из дома… Я причиняла большую боль близкому человеку. Я, будучи такой, какая я есть, всю жизнь играла с пространством. В материю обращались самые буйные мои фантазии. Почти все достроилось из тех фантомов, которые я некогда начертала. Какие-то проекции имели оттенки, какие-то выстроились очень прямо. Но это все очень рискованно. Помещение моей жизни теперь так организовано, что это вряд ли повторится с таким грохотом и дымом, как раньше. Тут дети, тут концерты, тут стихи, тут книжки. Детям нужно много дать и отметить то, что получилось в результате. Это ежедневный, ежегодный, нескончаемый цикл. Мне кажется, тут яблоку негде упасть, я просто не могу нарисовать в воображении ту иглу, острие которой войдет в мою бедную душу сегодня. Неуязвима!