Николай Непомнящий - Необъяснимые явления, Энциклопедия загадочного и неведомого
Физические различия между уважаемым доктором Джекилом и его "оборотной стороной" мистером Хайдом имеют психологическое значение. И не только из-за того, что писателю было необходимо сделать их отличными от других героев. Маленький рост и легкая поступь Хайда предполагают "легкость" зла. В то же время подразумевается, что фигура Джекила и его тяжелая походка отражают его моральную устойчивость. Стереотип волосатого дикаря прослеживается в описании рук главных персонажей: "...рука Генри Джекила... была совершенна в очертаниях и размере; она была большая, крепкая, белая и приятная. Но рука, лежащая на покрывале, которую я видел сейчас достаточно четко в желтом свете лондонского утра, была тяжелая, узловатая, с четко выраженными суставами, мертвенно бледная, с густыми волосами". В некоторых киноверсиях у Хайда также волосатое лицо, что придает ему еще большее сходство с оборотнем. Но писатель подчеркивает, что лицо Хайда отнюдь недефективное с физической точки зрения. "Он выглядит необычно, - говорит один из персонажей, -но я не могу сказать, что в его внешности есть какие-то отклонения"; "он производит впечатление урода, хотя у него нет ярко выраженных дефектов". Это выражение лица Хайда и особенно его отталкивающая улыбка заставляют других действующих лиц романа относиться к нему с неприязнью. Джекил говорит о своей второй личине: "Никто не приближался ко мне, чувствуя что-то зловещее в моем облике. Это, как мне кажется, происходит потому, что все люди состоят из добрых и злых побуждений, и только Эдвард Хайд, один из всего рода человеческого, был сущим дьяволом".
Джекил доходит до полного саморазрушения в попытке разделить в себе добро и зло. Таким образом он хотел уйти от мучившего его внутреннего напряжения, победить свою моральную слабость и стать настоящим серьезным джентльменом, которым он всегда хотел быть.
Главным просчетом Джекила было то, что он пытался разделить добро и зло в тот момент, когда доминировали низменные аспекты его души. "В этот момент, - рассуждает он, - мои добродетели отступали, мои восставшие пороки быстро завладевали мною; то, что получилось, стало Эдвардом Хайдом". Когда Хайд проглатывает специальную смесь, он становится снова Джекилом - но тем же старым Джекилом с раздирающими его душу противоречиями. Поскольку Хайд вышел из подсознания Джекила, он олицетворение его агрессивных побуждений - одно целое с ним, он сильнее, чем вечно сомневающийся Джекил. Постепенно Хайд разрушает Джекила.
Книга была очень популярна, ее обсуждали за обеденным столом и на воскресной проповеди. На ее основе поставлено несколько фильмов.
После публикации книги психологи долго изучали противоречивость человеческой натуры и приходили к различным выводам. Для обычного человека "двойничество" героя романа по-прежнему остается загадкой, в которой к тому же постоянно проявляются все новые и новые грани. К примеру, может существовать много объяснений, почему профессиональный киллер или нацист может одновременно быть любящим мужем и отцом.
Многие люди хотя и считают, что не способны причинить боль другому, тем не менее получают удовольствие от лицезрения жестоких сцен. Публичные экзекуции - обычное зрелище для наших предков, ушли в прошлое, но и сегодня на месте страшной катастрофы с множеством искалеченных тел мгновенно собирается толпа любопытных. Издатели американской газеты "Нэйшнл инквайери" знали, что делали, когда помещали на первой странице статью о каком-либо зверском преступлении. Газета быстро раскупалась. Когда читатели восклицают: "Это ужасно!" - это ли они на самом деле подразумевают? Или в этой истории есть нечто, что завораживает их? Интересно отметить, что на афишах фильмов ужасов и триллеров практически всегда изображают самые жестокие сцены. Жестокость является для многих наиболее привлекательным аспектом кино - и это заявление сделано на основе социологических исследований. Задумавший самоубийство человек, стоящий на краю крыши многоэтажного здания, моментально притягивает толпу зевак, и даже находятся те, кто в возбуждении кричит: "Прыгай! Прыгай!"
Мы знаем, сколь ужасна и опасна толпа разъяренных людей. Стычки и потасовки давно не удивляют нас, мы можем объяснить их недовольством заключенных, расовой ненавистью, страхом - все это мотивы, которые нельзя считать оправданием, но которые можно понять.
Но когда мы сталкиваемся с рассказами о сущих монстрах, то теряемся в догадках, почему причинение боли другому может доставлять им такое удовольствие. Одним из таких людей-монстров был Влад Тепеш, правитель Валахии (теперь часть Румынии) с 1431 по 1477 год, известный своей отвагой в сражениях. Когда Влад одержал великую победу над нехристианами-турками, звон колоколов был слышен на острове Родос.
Но Влад был известен и как Дракула, что теперь означает дьявол или дракон. Это имя использовал Брем Стокер для кровожадного графа из известного романа, но сам Влад не был вампиром. По сравнению с его преступлениями вымышленный литературный тезка просто занимался баловством. Владу доставляло удовольствие насаживать на кол своих врагов. "Тепеш" значит "сажающий на кол". Однажды Влад посадил на кол 20 тысяч своих врагов. Малейшая провинность каралась смертью. Однажды после победы в междоусобице Влад с гостями трапезничал среди умирающих противников. Когда один гость заметил что-то по поводу стонов и вони, он тут же был посажен на кол, такой высокий, что теперь возвышался над всем зловонием, против которого осмелился возразить.
Жиль де Рэ, маршал Франции, живший в то же время, что и Влад, обладал более сложным внутренним миром. Он был не только храбрым воином, сражавшимся вместе с Жанной д'Арк, но и культурным и набожным человеком. Однако в 1440 году состоялся суд, который обвинил его в убийстве 1140 детей. Более того, было отмечено, что убийства были совершены с особой жестокостью, сопровождавшейся сексуальным извращением. Так, сидя на теле мертвого мальчика, де Рэ высасывал кровь из его кишок. Бывало, он становился настолько одержимым, что приказывал слугам перерезать детям сонные артерии, чтобы кровь облила его. После пыток де Рэ признался публично во всех преступлениях и просил прощения у родителей убитых. Он был сначала удавлен, а потом сожжен - такое снисхождение было сделано ему за раскаяние.
Уже ближе к нашему времени жил Фриц Хаарман, "ганноверский вампир". Он получил это прозвище за то, что убивал свои жертвы, перегрызая им горло. Потом он разрубал их и поедал мясо или продавал его, выдавая за говядину. Это было после первой мировой войны, когда мяса не хватало и многие голодали. Хаарман был привлечен к суду в 1924 году за убийство 50 мальчиков.
Джон Джордж Гай, английский убийца, повешенный в 1949 году, также имел репутацию вампира. Он сам признавался, что пил кровь своих жертв, хотя, возможно, таким образом он пытался представить себя сумасшедшим и избежать виселицы. Бэзил Коппер, биограф Гая, говорил: "У меня нет сомнений в том, что Джон Джордж Гай был вампиром в прямом смысле этого слова, возможно единственным вампиром XX века".
Страшные примеры садизма напоминают нам о человеке, который дал имя этому явлению, - маркизе де Саде. Де Сад не практиковал такие массовые пытки, как Тепеш, но это скорее из-за недостатка возможностей, чем из-за более нежной натуры. Де Сад был уверен, что наивысшего пика сексуального удовольствия можно достичь только через причинение боли. Он развил эту тему во всех подробностях в романах "Жустин" и "120 дней Содома".
Он экспериментировал со своими фантазиями, привлекая для этого людей не только насильно, но и с их согласия. Последние годы де Сад провел в психиатрической больнице в Шаренгоне, где компанию ему составляла молодая актриса Мария Констанция Кеснэ.
В основе ужасных экспериментов де Сада, как это ни противоестественно звучит, лежит "философия добра". В статье в журнале "Горизонт", озаглавленной "Наш знакомый маркиз де Сад", Энтони Бургесс рассказывает нам об основных ее положениях. По Саду, Бога нет, но есть богиня - Природа. "Мы всецело подчинены ей, мы часть ее, и мы должны отражать своими действиями ее наиболее ужасные и жестокие импульсы. Природа создает... но она также и разрушает - вспомним землетрясения, бури, наводнения и вулканические извержения. Но это разрушение необходимо для создания новой жизни. Плавильный чан всегда на огне, отслужившие вещи попадают туда, чтобы подвергнуться обработке. Жестокость, которая присуща человеку, - проявление совершенно безличной или доличностной энергии. Так что речь не может идти о человеческой вине, так как первый закон жизни - принимать мир таким, какой он есть".
Бургесс отмечает, что представление де Сада о человеке, к сожалению, подкреплено реальными событиями. "В развращенной Франции дореволюционной эры, во времена террора. Сад мог видеть доказательства того, что жажда удовольствий наибольшим образом удовлетворяется через проявление власти и жестокости. Его собственные оргии, где он воплощал свои экстравагантные фантазии, - что это было, как не отражение того, что происходило во всем мире?"