Бруно Латур - Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии
Нововременной человек, имея в качестве основания незыблемую трансцендентальную определенность законов природы, может критиковать и разоблачать, отрицать и с негодованием нападать на иррациональные верования и ничем не оправданное господство. Имея в качестве основания уверенность в том, что человек творит свою судьбу, нововременные могут критиковать, разоблачать, отрицать и с негодованием нападать на иррациональные верования, научные идеологии и неоправданное господство экспертов, которые претендуют на то, чтобы ограничить возможность действия и свободы. Однако единственная в своем роде трансцендентность природы, которая не является творением наших рук, и единственная в своем роде имманентность общества, которое мы полностью создаем, парализовали нововременных, которые оказались слишком беспомощными перед лицом вещей и слишком могущественными внутри общества. Какое огромное преимущество дает возможность вывернуть наизнанку принципы, без малейшего намека на существование противоречий! Будучи трансцендентной, природа тем не менее остается мобилизируемой, гуманизируемой, социализируемой. Лаборатории, коллекции, центры подсчета[20] и получения прибылей, исследовательские институты и конструкторские бюро подмешивают ее каждый день к множественности судеб различных социальных групп. И наоборот, хотя мы полностью конструируем общество, оно обладает устойчивым существованием, оно нас превосходит, господствует над нами, оно имеет свои собственные законы, оно трансцендентно так же, как природа. Дело в том, что лаборатории, коллекции, центры подсчета и получения прибылей, исследовательские институты и научные бюро каждый день устанавливают пределы свободы социальных групп и превращают межличностные отношения в вещи, которые обладают устойчивым существованием и которые не были никем произведены. Именно в этом двойном языке состоит могущество нововременной критики: она может мобилизовать природу, содержащуюся в сердцевине социальных связей, при этом оставляя ее бесконечно удаленной от человека; и она может собирать и разбирать свое общество, при этом делая его законы неизбежными, необходимыми и абсолютными.
Непобедимость Нового времени
Поскольку Конституция верит в полное отделение людей от нечеловеков и в то же самое время упраздняет это разделение, она сделала нововременных непобедимыми. Если вы начинаете их критиковать, заявляя, что природа — это мир, который сконструирован человеческими руками, они вам покажут, что природа трансцендентна и что они не имеют к ней отношения. Если вы скажете, что общество трансцендентно и что его законы бесконечно нас превосходят, они ответят, что мы свободны и что наша судьба находится только в наших собственных руках. Если вы возразите им, что они обнаруживают свою двуличность, нововременные на это скажут, что они никогда не смешивают законы природы и неотъемлемое право человека на свободу. Если вы им поверите и направите свое внимание на что-то другое, они воспользуются этим, чтобы перенести тысячи объектов из природы в социальное тело, сообщая последнему устойчивость природных вещей. Если вы внезапно обернетесь, как в детской игре «море волнуется — раз…», они с невинным видом замрут на месте, как если бы и не двигались вовсе: слева — сами вещи, справа — свободное общество говорящих и мыслящих субъектов. Все происходит в середине, все движение происходит между этими двумя полюсами, все становится возможным за счет медиации, перевода и сетей, но самого этого пространства не существует, оно не имеет места. Именно оно является для нововременных непостижимым, немыслимым. Есть ли более эффективный способ распространить коллективы, чем соединять их с трансцендентностью природы и человеческой свободой, одновременно включая природу внутрь общества и намечая абсолютные пределы человеческой свободе? Это действительно позволяет делать все, и еще, вдобавок, прямо противоположное.
Индейцы не ошибались, когда говорили, что у белых раздвоенный язык. Нововременные всегда сидели на двух стульях, разделяя отношения внутри политической власти и отношения между научными суждениями, но при этом всегда основывая силу на разуме и разум на силе. Поэтому они стали непобедимыми. Вы полагаете, что гром — божество? Критика покажет, что речь идет о физических механизмах, не имеющих никакого влияния на ход человеческого развития. Вы ограничены традиционной экономикой? Критика вам покажет, что физические механизмы могут перевернуть ход человеческого развития, задействуя гигантские производительные силы. Вы думаете, что духи предков сделали вас заложниками своих законов до скончания времен? Критика вам покажет, что духи и законы являются социальными конструкциями, которые вы сами для себя создали. Вы думаете, что все в ваших силах и вы можете развивать ваши общества, как вам заблагорассудится? Критика вам продемонстрирует, что железные законы, управляющие обществом и экономикой, являются намного более жесткими, чем законы предков. Вы возмущаетесь, что мир механизируется? Критика будет говорить вам о созидающем Боге, которому все принадлежит и который все дал человеку. Вы возмущаетесь, что общество является светским? Критика вам докажет, что при этом освобождается духовность и что самой высшей является абсолютно духовная религия. Вы называете себя религиозным? Критика будет смеяться над вами во все горло!
Как же могли оказывать сопротивление всему этому другие культуры — природы? Они, от противного, стали донововременными. Они могли бы противостоять трансцендентной или имманентной природе, или обществу, созданному человеком, или трансцендентному обществу, или Богу далекому, или Богу внутреннему, но как они могли сопротивляться сочетанию всех этих шести ресурсов? Или, скорее, они могли бы сопротивляться только в том случае, если бы все шесть ресурсов критики были явлены все вместе в виде одной операции — так, как я это показываю сейчас. Но они представали разделенными, конфликтующими друг с другом, смешивающими несовместимые друге другом ветви правления, каждая из которых апеллировала к различным основаниям. Более того, все эти критические ресурсы очищения сразу же вошли в противоречие с практикой медиации, хотя это противоречие не оказывало никакого влияния ни на разнообразие источников власти, ни на их скрытое единство.
Нововременные люди почувствовали себя свободными от последних ограничений, которые еще могли бы положить предел их экспансии. Бедные донововременные коллективы обвинялись в том, что они производят ужасное смешение вещей и людей, в то время как их обвинители сначала полностью разделили эти коллективы, чтобы затем тотчас повторно смешать в невиданном доселе масштабе. Так как нововременные, кроме всего прочего, перенесли этот Великий Разлом на интерпретацию времени после того, как установили его в пространстве, они почувствовали себя абсолютно свободными, отказываясь следовать за всякими нелепыми принуждениями своего прошлого, состоявшими в том, чтобы одновременно принимать в расчет как людей, так и вещи. Но в то же самое время они принимали в расчет намного больше вещей и значительно больше людей…
Теперь вы даже не можете обвинять их в том, что они неверующие. Если вы им скажете, что они — атеисты, они будут говорить вам о всемогущем Боге, бесконечно удаленном от мира. Если вы скажете, что этот отграниченный Бог является очень чуждым, они вам ответят, что этот самый Бог говорит внутри их сердца и что они никогда не переставали, несмотря на все свои науки и своих политиков, быть нравственными и благочестивыми. Если вы выскажете свое удивление по поводу религии, которая не имеет никакого влияния ни на развитие мира, ни на развитие общества, они вам скажут, что эта религия вершит суд над тем и другим. Если вы попросите огласить вынесенные приговоры, они вам возразят, что религия бесконечно превосходит науку и политику и что она не может оказывать на них влияние или что религия — социальная конструкция или эффект, производимый нейронами!
Что вы тогда скажете на все это? В руках нововременных находятся все источники власти, все критические возможности, но они используют их для решения противоположных проблем, переходя от одного случая к другому с такой скоростью, что их никогда не удается схватить за руку. Да, решительно, они есть, они были, они чуть было не стали, они считали, что они были — непобедимыми.
О том, что конституция проясняет, и о том, что она затемняет
Однако нововременной мир никогда не существовал, то есть не существовал в том смысле, что никогда не функционировал по правилам своей же собственной Конституции, отделяя друг от друга три региона Бытия, о которых я говорил, и апеллируя по отдельности к шести ресурсам критики. Практика перевода всегда отличалась от практик очищения. Или, скорее, само это различие вписано в Конституцию, так как двойная игра, разворачивающаяся между имманентным и трансцендентным в каждой из трех инстанций, позволяет делать все — и еще, вдобавок, прямо противоположное. Никогда еще Конституция не открывала на практике такие возможности для маневра. Но цена, которую люди Нового Времени заплатили за эту свободу, состояла в том, что они остались неспособными осмыслить самих себя. Вся работа медиации ускользает от конституционных рамок, которые одновременно намечают и отрицают ее существование.
