Галина Ракитская - Основные труды. Том 2. Идеология последовательного (революционного) гуманизма. Теория общества и хозяйства
Суть в том, что направленность против интересов старых господствующих классов, на радикальное изменение их положения в обществе неизбежно делает исходные социально-структурные реформы принудительными по отношению к прежде господствовавшим классам (кастам). [В “Манифесте…”: деспотическое вмешательство; пролетариат “силой упраздняет старые производственные отношения”[90].] Принятие соответствующих законов не отменяет принудительного – в указанном отношении – характера реформ.
Принудительный (по отношению к экспроприируемому классу) характер исходных социально-структурных реформ ни в коей мере не является особенностью победившей пролетарской революции (диктатуры пролетариата). Такой же характер носят эти реформы, когда осуществляются победившей буржуазной революцией (буржуазной диктатурой).
С принудительного вмешательства в право собственности, в том числе с радикальной земельной реформы, начались революционные преобразования в России в 1917 г. Они были (по своей логике) направлены на ликвидацию основ капиталистической и помещичьей эксплуатации.
С деспотического вмешательства в отношения собственности (в форме форсированной приватизации) начались в России революционные преобразования современного переходного периода. Причём начались не на основе принятых законов, а на основе решений авторитарной президентской власти. Это была акция буржуазной революции и буржуазной диктатуры, направленная (по своей логике) на ликвидацию основ казарменно-кастового строя.
Идеологи шоковых реформ и правящие реформаторы пытались поначалу маскировать факт неконституционности, незаконности (по отношению к старым правовым нормам) фактически проведённых исходных социально-структурных преобразований. И только когда главные цели, поставленные перед реформой собственности, были выполнены, они признали: “…Распределение собственности в России, как, впрочем, и в других странах, происходит пропорционально существованию властных элит”[91]. В отличие от этого пролетарские идеологи “считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения”[92] и открыто признают деспотическое вмешательство в право собственности исходным шагом социальной революции, актом диктатуры класса, ниспровергающего старый общественный строй. То есть в сущности позиция та же, что и у А.Чубайса, – собственность распределяется по власти, значит, надо брать власть.
Важно подчеркнуть, что революционно-демократические преобразования начинаются с социально-структурных реформ, которые направлены против интересов прежних господствующих классов, но которые должны одновременно осуществляться в интересах тех классов, которые были в старом обществе в подчинённом положении.
Другой важный аспект – необходимость осуществления исходных и всех других преобразований переходного периода таким образом, чтобы в жертву целям революции приносились старые формы организации общественной жизни (старые институты), а не люди по принципу “нет человека – нет проблемы”.
Проблема соотношения принуждения и свободы в революционно-демократических преобразованиях – это проблема следования революции (и в теории, и в практической политике) гуманистическим и демократическим принципам как безусловно самоценным принципам, допускающим ограничение свободы исторического выбора (принуждение) лишь в определенной степени.
Превышение допустимой меры принуждения может происходить по разным направлениям, в разных формах и по разным причинам. Теория революции и её история – вещи разные. Подход научного социализма (марксистский подход) требует не оправдывать политическую практику, в которой доминируют методы принуждения к новым формам общественной жизни, а анализировать причины и следствия такой практики и извлекать уроки из следствий отступления от демократических и гуманистических принципов.
в) Демократия и диктатура как формулы решения практической ситуации
Диктатура, как показано выше, не противостоит демократии, когда речь идёт о диктатуре пролетариата или диктатуре буржуазии как синонимах словосочетаний “господство пролетариата”, “господство буржуазии”[93].
Диктатура противостоит демократии, когда речь идет о противоположных политических практиках – о принципиально разном характере действий политической власти, которыми устанавливается и поддерживается господствующее положение в обществе тех или иных социальных субъектов, доминирование их интересов, достижение выдвигаемых ими целей.
Марксистскому подходу соответствует понимание демократической политической практики как способа обеспечения единства общества при помощи согласования противоречивых общественных интересов.
Диктатура как политическая практика, противоположная демократии, понимается как способ обеспечения единства общества при помощи подавления интересов и действий, расходящихся с интересами правящей группы[94].
Понятия, тождественные диктатуре как формулы политической практики, решения практических ситуаций, или же отражающие конкретные формы диктатуры, – командно-репрессивный режим, политический произвол, политический террор, полицейский деспотизм и т. п.
Особый в теоретическом отношении вопрос – методы исторического творчества народа в периоды “революционных вихрей”.
Революция в узком значении слова – это период “революционных вихрей”[95]: народных восстаний, гражданских войн, период перехвата политической власти. В период революционного вихря народ творит свою историю особыми приёмами, особыми методами, чуждыми иным периодам политической жизни[96].
Обобщая в 1906 г. опыт первой русской революции, Ленин указывает на следующие наиболее существенные из этих особых методов:
“1) “захват” народом политической свободы, – осуществление её, без всяких прав и законов и без всяких ограничений (свобода собраний хотя бы в университетах, свобода печати, союзов, съездов и т. д.);
2) создание новых органов революционной власти, – Советы рабочих, солдатских, железнодорожных, крестьянских депутатов, новые сельские и городские власти и пр. и т. п.
3) “применение народом насилия по отношению к насильникам над народом”[97].
Ленин трактует особые методы исторического творчества народа в период революционного вихря как диктатуру. В первую очередь это относится к новым органам, которые создавались самодеятельностью народа и действовали как власть: “Описанные нами органы власти были, в зародыше, диктатурой, ибо эта власть не признавала никакой другой власти и никакого закона, никакой нормы, от кого бы то ни было исходящей.”
В этой ленинской трактовке диктатуры революционного народа акцентируется внимание на том, как в период “революционного вихря” “вырастает, возникает” новая власть “наряду со старой, против старой власти, в борьбе против неё”. Диктатура имеет здесь иной смысл, нежели категория “диктатура пролетариата”, фиксирующая государственный характер власти пролетариата. Диктатура имеет здесь иной смысл и в другом отношении: “Люди привыкли видеть только полицейскую власть и только полицейскую диктатуру. Им странным кажется, что может быть власть без всякой полиции, может быть диктатура неполицейская”[98].
В пылу полемической борьбы В.Ленин формулирует в брошюре 1906 г., а затем воспроизводит в 1920 г. следующее определение: “Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стеснённую, непосредственно на насилие опирающуюся власть”[99].
Ленинские рассуждения о диктатуре в периоды революционных вихрей отражают действительный характер действий революционных элементов народа в такие периоды.
Отступлением от научного социализма (марксизма) является распространение приведённых выше положений о характере революционной самодеятельности народа в период “революционного вихря” на другие периоды, в том числе на период исторического выбора (переходный период) после революционно-демократического политического переворота. Это такой теоретико-методологический сбой, который на практике ведёт к превышению допустимой меры принуждения в историческом выборе, к деформации переходных процессов относительно демократических целей революции.
