Владимир Авдеев - Раса и этнос
Что тут возразить? Любой биологический фактор, регулярно проявляясь в социуме, рано или поздно становится фактором биосоциальным и приобретает хотя отраженное, но самостоятельное значение в общественном сознании. Это первая и главная причина вышеназванной аберрации. Вторая, на мой взгляд, состоит в большом изобилии, разнообразии и непохожести этносов. Согласитесь: взирая в музее им. Ч. Дарвина на витрины, посвященные изменчивости видов, любуясь, к примеру, чернобуркой, песцом, рыжей огневкой или корсаком, трудно порой представить себе в них не только предков современных собак (тем более таких антропогенных пород, как борзая, такса или бассет), но и вообще нечто единое. Но ведь никто не станет утверждать, что эти разные лисички — биосоциальный феномен…
Надо твердо помнить, что биология человека — первична; она и только она задает все основные, изначальные параметры для его социализации. Нет ничего в социальной природе этносов, что не было бы обусловлено и обеспечено их биологической природой. Забывая об этом и рассуждая об этносе, мы неизбежно попадаем в порочный круг, пытаясь объяснить социальное через социализацию: разнообразие этносов через разнообразие культур — минуя биологические различия, детерминирующие это разнообразие. Как если бы над историей человечества стоял некий демиург, чье целеполагание обеспечивало бы социальные трансформации этноса подобно тому, как человек своей волей и замыслом обеспечил превращение рыжей огневки, допустим, в бассета. Но в том-то и дело, что этносы получились такими, какими получились, исключительно путем саморазвития как биологические единицы…
Заслуживает внимания новейшая попытка дефиниции: «Этнос (этническая группа) — это группа людей, отличающаяся от других людей совокупностью антропологических и биогенетических параметров и присущих только этой группе архетипов, члены которой разделяют инстинктивное чувство родства и сходства». И — еще короче: «Этнос — сущностно биологическая группа социальных существ» (Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. — М., АИРО, 2005. — С. 52. Книга представляет собой докторскую диссертацию автора на соискание ученой степени доктора исторических наук). Такую попытку можно только приветствовать. Во-первых, поскольку акцент на биологичности этноса тут очевиден. Во-вторых, поскольку книга — настоящий прорыв в академических кругах историков (автор — научный сотрудник РАН и эксперт Горбачев-фонда), традиционно чурающихся биологизма.
Вместе с тем, на мой взгляд, в такой трактовке проглядывает компромиссность, вызванная модным ныне заигрыванием с идеализмом и отходом от материализма и позитивизма. Тезис «нет этноса без архетипа» вряд ли выдержит критику. Ведь вполне очевидно, что этносы уже давным-давно существовали и действовали в истории, когда никаких архетипов у них еще не сложилось. Ибо архетипы складываются и закрепляются долгими столетиями если не тысячелетиями относительно стабильного и однотипного существования, которого нет и не может быть в принципе на стадии этногенеза. Да и наличие «генной памяти», благодаря которой архетипы, якобы, наследуются, а не благоприобретаются, — не доказано. И напротив того: переселение душ есть полностью доказанный медицинский факт, многократно зафиксированный в психиатрии. А этот факт грубо и однозначно ставит под сомнение обязательную биологическую наследуемость (от родителей — детям) каких-либо духовных констант вообще.
Итак, не будем вступать на скользкий путь компромиссов и еще раз постулируем: этнос — есть биологическое сообщество, связанное общим происхождением, обладающее общей биогенетикой, и соотносящееся с расой как вид с родом либо как разновидность (порода) с видом. Его ипостасями и стадиями развития являются род, фратрия, племя, народность и народ (нация).
БАНДА БОАСА, ЕЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛИ И ИХ «ВКЛАД» В НАУКУ
РАСОВАЯ теория, развивавшаяся до середины ХХ века не менее плодотворно, чем генетика, не была осуждена Нюрнбергским трибуналом. Как бы того ни хотелось весьма многим, но авторитет истинной науки сохранил германскую школу расологии от инквизиции победителей, жестоко расправившихся лишь с ее интерпретацией и интерпретаторами в политике. Охота на ведьм, развернувшаяся по всему миру, первоначально не коснулась ученых адептов истины. «Ни один крупный расовый теоретик Третьего Рейха не проходил ни по одному политическому процессу о преступлениях нацизма. Мало того, все они сохранили свои кафедры в университетах, где и преподавали до конца жизни».[70]
Такое положение вещей не могло устроить самых непримиримых среди победителей — евреев. Покончить с наиболее сильной и убедительной интеллектуальной составляющей враждебной идеологии стало для них делом национальной чести и идеей фикс.
Атака на расологию и антропологию повелась евреями одновременно с нескольких направлений. Наибольшего успеха она, естественно, достигла в цитадели послевоенного еврейства, быстро превратившейся в главный плацдарм мирового сионизма — в США. Этот успех связан с именем Франца Боаса и его споспешников и союзников. Наилучшее представление о них дает знакомство с книгой Дэвида Дюка «Мое пробуждение» («My awakening on the Jewish Question». В русском переводе наиболее существенная часть книги вышла под названием «Еврейский вопрос глазами американца». — М., 2001), в которой он пишет:
«Франц Боас является признанным отцом современной школы эгалитаризма в антропологии. Он был еврейским иммигрантом из Германии с весьма незначительным формальным опытом в области антропологии <…>. Он начал продвигать шарлатанскую идею, что в действительности не существует таких вещей, как отдельные человеческие расы (здесь и далее выделено мной. — А. С.). Он утверждал, что группы, называемые расами, хотя и имели различия в цвете кожи и чертах, но обладали весьма незначительными различиями в генетическом отношении, и что каковы бы ни были их поверхностные различия, исключительно среда создала их <…>.
Он собрал многих еврейских учеников вокруг себя, включая Джини Вэлфиша, Айседора Чейна, Мелвилла Гершковица, Отто Клайнберга и Эшли Монтэгю (настоящее имя — Израэль Эренберг. — А. С.) <…>. Боас неоднократно провозглашал, что „находится в состоянии святой войны против расизма“ <…>. Боас и его товарищи получили идеологический контроль над антропологическими факультетами большинства университетов благодаря поддержке своих товарищей по борьбе за расовое равноправие, чтобы затем всегда использовать своё положение для продвижения своих сторонников при академических назначениях. В то время, как традиционные антропологи не имели никаких рычагов для защиты своих взглядов, Боас и его последователи пустились в „святую миссию“ по искоренению из академической среды знаний о расовых различиях.
Они преуспели в этом. Как только сторонники эгалитаризма достигали влияния или власти, они помогали своим товарищам подняться по служебной лестнице на учебных кафедрах колледжей и академических факультетов, которыми они руководят. Они также могли полагаться на своих собратьев-евреев, которые занимали влиятельное положение в университетах, в плане содействия своим собратьям по вере (равно как и нееврееям, но сторонникам данной идеи) при получении профессорских званий и научных назначений и продвижений по службе. Аналогичный сговор имел место в рядах и в правлениях антропологических ассоциаций и журналов.
Однако завершающим ударом была массированная поддержка, оказанная догме эгалитаризма средствами массовой информации, которые в подавляющем большинстве — в руках евреев. Расовое равенство было представлено (и до сих пор представляется) публике как „научный факт“, которому противостоят только „фанатики“ и „невежественные люди“. Авторы, сторонники эгалитаризма, такие, как Эшли Монтэгю и другие, удостоились великих похвал в журналах, газетах и, позднее, на телевидении. Независимо от того, еврей ты или нееврей, исповедование идеи расового равенства становилось базовой догмой для любого, кто хотел продвинуться в антропологии или любой другой части академического мира. Приверженность к „политически корректной“ линии приводила к престижу и овациям, к деньгам и успеху. Когда же кто-то говорит правду по расовым вопросам, то это влечет за собой для него личные атаки и даже часто экономическе невзгоды <…>.
Уже к концу 1990-х годов еврейские авторы начали бесстыдно писать о своем доминировании в американской антропологии. В 1997 г. в издании „Американский Антрополог“, которое публикуется Американской антропологической ассоциацией, еврейский ученый Гелуа Франк писал, что эгалитарная американская антропология была настолько полностью еврейской, что она должна относиться к „части еврейской истории“ <…>.
