Геннадий Воробьев - Кибернетика стучится в школу
Тот, кому подобный ход рассуждений покажется сомнительным, пусть представит себе ситуацию: добросовестная немолодая учительница, обремененная детьми, мужем и другими домашними заботами, пытается найти время, чтобы уделить внимание всем ученикам без исключения, но, конечно, взять это время неоткуда. Не случайно наши любимые учительницы, сохранившиеся в нашей памяти на всю жизнь, были одинокие женщины с очень, может быть, нелегкой судьбой.
В современной школе существует традиция, что каждый учитель по совместительству исполняет обязанность классного руководителя в одной из учебных групп. В гимназиях эту обязанность исполняли классные дамы и классные наставники. Как бы они ее ни исполняли, очевидно одно: это воспитательская должность, требующая соответствующих профессиональных качеств.
Учитель-организатор вступает в свои права, когда класс перестает быть паствой, послушно следующей за пастырем. Дети вырастают в подростков, становятся своенравными и порой начинают подчиняться почти биологическому «закону стаи» — особым взаимоотношениям в группе, где, как в джунглях, может утверждать себя право сильного, где проявляются жестокость, подобострастие, раболепство, где действуют принципы «круговой поруки», «око за око, зуб за зуб».
Посмотрите, как ведут себя члены даже временной одновозрастной или однополовой группы на улице или в общественном транспорте: они говорят громче обычного, контролируют свои действия по отношению к членам группы, но ослабляют самоконтроль по отношению к окружающим — отсюда увеличивается вероятность аморальных действий. В связи с этим вспомним (по литературе, конечно) жизнь и отношения в многодетных семьях, где старшие влияют на младших, опекают и помогают, и сами находятся под соответствующим воспитательным воздействием старших членов семьи. Так вырабатываются столь ценимые в обществе качества, как трудолюбие, уважение, терпимость, благодарность, дружба, сотрудничество, коллективизм.
В человеке всегда есть что-то «биологическое», что связывает его с животным миром, из которого он произошел, и нечто «социальное», чем он себя противопоставляет этому миру. Как бы ни хотелось игнорировать «биологическое», оно нет-нет и напоминает о себе. Не надо только преувеличивать его значение, но и не следует о нем забывать.
Стихия учителя-организатора — ученическое окружение, ученики ему никогда не надоедают, он легко с ними сходится, к каждому проявит внимание и каждому придет на помощь, эмоционально с ним легко и интересно.
Это, как правило, чувствующий вкус к жизни сангвиник, ому нетрудно завоевать авторитет, стать первым с согласия других, за словом в карман он не лезет, и за слово на него не обижаются, он уверен и может новости за собой — а это означает-способность быть лидером.
Кстати, из лидеров получаются учителя-администраторы, но для этого необходимы дополнительные, административные качества.
Преподаватель в старших классах средней школы — прежде всего лектор, потом уже организатор и только потом воспитатель. В институте лекторские качества еще более рафинируются. И лекцию для взрослых читает чистый лектор, которому поздно воспитывать, а занятие за него организовали другие. Если у него и есть качества организатора, то эти качества особого рода: овладеть вниманием аудитории, подчинить ее своим обаянием, повести за собой, убедить и снискать в конце благодарность.
Лектор не теряется при виде десяти, ста, тысячи человек, готовых слушать его или нет и в связи с этим доброжелательных или не очень. Он готов ответить на любой вопрос. Он готов сразу же перестроиться, если чувствует, что аудитории непонятно или неинтересно.
Одна старая учительница, теперь пенсионерка, рассказывала мне, как, идя на урок, она принимала таблетку от головной боли. Эту боль, как считала, она получила в наследство от своей мамы, которую укачивало даже в городской конке. Причем боль начиналась только во время урока. За 40 лет педагогической работы было принято 10 000 таблеток. Но после ухода на пенсию вот уже 20 лет бывшая учительница не знает, что такое головная боль.
Этот факт заставляет задуматься о том, что несоответствие профессиональных качеств работника профессиональным требованиям — причина отсутствия интереса к работе, преждевременной усталости и профессиональных заболеваний.
Если бы учительница просто излагала учебный материал или с глазу на глаз убеждала в чем-то ученика, голова бы, наверное, от этого не заболела. Но, рассказывая, она должна была одновременно следить за классом: за Ивановым, который вертится, Петровой, которая шепчется, Сидоровым, который смотрит в окно. Есть учителя, этого не замечающие, некоторые замечают, но частично, третьи замечают все и держат класс в руках без ущерба для собственного здоровья. Последнее говорит о соответствии профессиональных способностей профессиональным требованиям.
Кстати, боль — очень важный сигнал, выработанный организмом для невнимательных к собственному здоровью, зарвавшихся, одержимых, что надо последить за собой: нарушен информационный режим учительского труда, сначала наступает усталость, потом придет болезнь.
Грузинский ученый М. Хапанашвили поставил серии опытов с собаками, продолжая знаменитые эксперименты И. Павлова. Первая серия вырабатывала положительные условные рефлексы на звонок и свет и отрицательный рефлекс на метроном (два удара в секунду). Положительные рефлексы означали появление еды в кормушке № 1. Потом началась вторая серия: звуковой сигнал в 600 герц звал к кормушке № 2, а мешал ему все тот же метроном. Собака усвоила и эту премудрость. В третьей — опыты объединили: еда появлялась попеременно в обеих кормушках. Собака поворачивала голову то и одну сторону, то в другую, меняла позу, вскакивала, иногда бежала не туда, куда нужно, испытывала позывы к мочеиспусканию и часто пила. Но и это было усвоено — организм приспособился. В четвертой серии появилась кормушка № 3: сигнал о появлении корма — булькающие звуки. Первые две кормушки временно бездействовали. И вот к № 3 прибавили № 2 все с тем же отвлекающим метрономом (пятая серия), а затем № 1 (шестая серия).
Тут и начались настоящие мучения. Ранее выработанные рефлексы потеряли свою стойкость. Собака путалась, начинала скулить, выть, лаять и даже бросалась на экспериментатора. На уменьшение интервалов между сигналами она отвечала тем, что тянула время: нарочито медленно шла к кормушке, долго скребла чашку после еды, но сразу возвращалась на место, почесывалась, часто зевала и дремала из-за застойных явлений в венозной системе. Могла игнорировать одну из кормушек, чтобы спасти свои нервы, хотя и получала за это меньше еды.
Экспериментаторы стали замечать подергивание лап и шейных мышц. Со временем стала выпадать шерсть, уменьшился вес, появились признаки язвы желудка.
Многомесячный отдых не устранил сбоя высшей нервной деятельности. Эту болезнь назвали информационным неврозом.
Но в жизни неврозом страдают не столько собаки, сколько люди. Общество научилось охранять труд химика, станочника, монтажника. То же самое требуется в отношении управленца, бухгалтера, плановика, телефониста, врача, учителя. Но, прежде чем охранять, следует знать, что это за труд, как правильно его организовать п предварительно отобрать способных на этот труд людей.
Помочь здесь должны информатика и кибернетика.
С точки зрения профориентации, профессия учителя — необычная: сравнительно мало таких, кто, имея талант учителя, его в себе не обнаружил, и очень много — кто становится учителем без призвания. Десять школьных лет — достаточный срок, чтобы испытать себя на этой стезе. Но вот пойти но учительской стезе, не прельстившись карьерой ученого или гида, всю жизнь оставаясь рядовым, в постоянной борьбе с мещанством, развивая в себе интеллигентность и передавая ее ученикам, рискует не всякий. С другой стороны, как широко раскрытые двери пединститута закрыть перед случайной личностью, польстившейся на недобор?
Ученик — это образ жизни
Тяжелая дверь приоткрылась и впустила новую порцию посетителей. Если задержаться в этом не всегда неуютном вестибюле, легко можно отличить тех, кто пришел в музей добровольно, от тех, кого привели родители, друзья, учителя.
В историческом музее из вестибюля сразу попадаешь в каменный век, где больше надписей, чем рисунков, больше рисунков, чем экспонатов, среди экспонатов больше муляжей и меньше реликвий. Реликвии — подлинные черепки, из которых при самом изощренном воображении трудно слепить горшок, и монеты, позеленевшие настолько, что на них трудно что-нибудь разобрать.
Поэтому ничего не остается, как в неудобной позе читать надписи. Тем не менее посетитель проявляет терпение и любознательность и впоследствии расплачивается за это.
