Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича
— Слушай, Шико, возвращайся-ка ты со своим автомобилем домой. Отсюда как-нибудь доберемся пешком сами.
Шофер, конечно, не возражал. С нашей помощью он развернул машину и тронулся в обратный путь. Мы же взвалили на плечи снаряжение и двинулись к серингалу. Шли не спеша, времени было достаточно.
И, как утверждал Азеведу, до серингала оставалось не более шести-семи километров. По дороге Азеведу задавались непрерывно вопросы о названиях тех или иных деревьев, о том, голоса каких птиц раздаются в лесу. Каждый раз ответ был точный и определенный, каждый раз Азеведу останавливался, чтобы дать возможность сделать записи. Правда, возникало сомнение, что вряд ли собранные записи пригодятся в дальнейшем, так как Азеведу знал только названия, употребляемые местными жителями. Потом, после возвращения в Рио-де-Жанейро, опасения оправдались: никто не мог перевести местные названия на общепринятый научный латинский язык.
Азеведу шел впереди шагов на двадцать-тридцать, прокладывая путь. Просека становилась все уже, и деревья по обеим сторонам ее уже образовывали сплошной зеленый шатер. Из глубины леса несло сыростью. Но прохлады, как в нашем лесу, не чувствовалось. Жара стояла такая, что рубашки путников были мокрыми насквозь. Вдруг впереди показалось светлое пятно. Мы выходили на небольшую полянку. Азеведу подошел к краю ее, внезапно остановился и сделал знак рукой, приглашая осторожно приблизиться.
Невозможно забыть картину, которая открылась перед глазами. Вся пятидесятиметровая поляна переливалась изумительным голубым светом. Он был то ярким, о перламутровым оттенком, то вдруг, как будто по нему пробегала темная волна, превращался в черный бархатный ковер. Мы стояли как зачарованные, боясь пошевелиться. Я потихоньку потянулся к висевшей на правом плече сумке с фотоаппаратами. И тут поляна словно ожила. Блестящий голубой ковер поднялся в воздух, двинулся на нас, Азеведу закрыл лицо руками. Мгновение — и все исчезло, растворилось в чаще девственного леса. Это была колоссальная стая бабочек, бабочек изумительной красоты и необычайной величины. Я сразу же узнал знаменитую морфео менелаос. За год до поездки в Акре мне пришлось побывать в штате Санта-Катарина, где в муниципалитете Тромбуду-Алто почти все взрослое население занимается охотой на этих бабочек и изготовлением из их крыльев различных сувениров, продающихся во всех магазинах Рио-де-Жанейро. Но там можно было увидеть единицы, десятки, в лучшем случае сотни бабочек вместе, а здесь вы встретили многие тысячи бабочек Я никогда не слышал, чтобы морфео менелаос летали стаями. Однако мы видели стаю бабочек собственными глазами. Чтобы наблюдать такое зрелище, стоило совершить далекое путешествие.
Уже была пройдена половина пути, и Азеведу заметил, что неплохо было бы перекусить, когда невдалеке послышалось ржание лошади.
— Это кто-то чужой, — сказал Азеведу. — У моего приятеля Жамеса нет лошадей в серингале.
Пройдя еще метров сто, увидели лошадь, привязанную к толстой лиане. Невдалеке стоял, прислонившись к могучей пальме, мужчина в широкополой соломенной шляпе, высоких сапогах и брезентовом костюме. В руках он держал какой-то странного вида металлический диск, похожий на большую плоскую чашку.
— Боа! — сказал Азеведу.
— Боа! — сказал незнакомец.
Я тоже сказал: «Боа!»
— Куда держите путь? — спросил Азеведу. — На серингал?
— Нет, — ответил незнакомец. — Я иду как раз оттуда, направляюсь в Рио-Бранко.
— Охотились? — задал еще один вопрос Азеведу.
Незнакомец засмеялся.
— Да, но моя охота особая. Я добываю голоса всякой живности в этих лесах.
Мне показалось, что я ослышался.
— Вы записываете голоса птиц и зверей?
— Да, — ответил мужчина.
— Простите, вы, случайно, не Джон Далгас Фриш, инженер из Сан-Паулу?
Мужчина улыбнулся.
— Да, я Джон Далгас Фриш.
Это была редкая удача. Я уже долго искал встречи с Джоном Далгасом Фришем и однажды в Сан-Паулу потратил целый день на его розыски, но так и не смог с ним увидеться. Джон Далгас Фриш — очень интересный человек. Вот уже в течение нескольких лет он ездит по тропическим лесам Амазонки, используя все виды транспорта, и терпеливо записывает голоса птиц и животных амазонских джунглей. В Сан-Паулу вышла пластинка с песнями амазонских птиц. Самое удивительное то, что ему удалось записать даже голос птицы уирапуру. Уирапуру — очень редкая птица. Но если вам посчастливится увидеть уирапуру, то это не значит, что вы сможете услышать ее пение. Она поет всего-навсего десять дней в году, тогда, когда готовит гнездо и собирается обзаводиться семейством. Причем в каждый из этих десяти дней уирапуру поет не больше пяти минут. Рыская по Сан-Паулу в поисках Фриша, я забрел в зоологический музей, с работниками которого Фриша связывает давняя дружба. И там в орнитологическом отделении экспонировался один экземпляр чучела уирапуру. Экземпляр был доставлен в музей Сан-Паулу Джоном Фришем. За семьдесят лет существования музея это был один-единственный приобретенный ими экземпляр.
В Бразилии об уирапуру ходит много легенд. Говорят, что женщина, которая достанет перышко уирапуру, навсегда приобретет верность своего возлюбленного.
Вы представляете, насколько было интересно встретиться с человеком, который записал на пленку голос уирапуру. Узнав о том, что мы направляемся на серингал, Фриш сказал, что до него осталось около двух часов ходу. Было решено сделать совместный привал, и Фриш согласился разделить с нами трапезу.
Воспользовавшись случаем, я попросил Фриша рассказать, как ему удалось записать пение уирапуру.
— Еще в прошлом году, — начал свой рассказ Фриш, — я направился в Белен в очередную экспедицию за голосами животных и птиц. И во всех местах, где мне приходилось бывать, слышал легенды об уирапуру. В течение нескольких месяцев я путешествовал по дороге Белен — Бразилиа. Записал голос птицы бека — одного из наиболее интересных экземпляров птичьего мира Бразилии, записал птицу-полиглота, который имитирует пение двадцати пяти птиц бразильской фауны, но нигде на своем пути так и не встретил уирапуру. После месячного перерыва я снова отправился в путешествие. На этот раз поднялся вверх по реке Мадейре и достиг Акре. Вот здесь после многих и многих трудностей и злоключений мне удалось записать голос этой замечательной птицы. Случилось это в районе серингала Багасо, в сорока километрах от Рио-Бранко. Я даже запомнил число — 9 ноября 1962 года. Накануне прошел сильный ливень, и, как всегда после дождя, лес был полон птичьих голосов. И вот в этом хоре я различил какую-то незнакомую мне мелодию. Проводник схватил меня за руку и приложил палец к губам. «Уирапуру!» — сказал он шепотом. Я поднял к глазам бинокль и на одной из лиан разглядел маленькую птичку с длинным острым клювом. Она сидела невдалеке от своего гнезда. Запустить аппаратуру было делом нескольких секунд. Вы, наверное, знаете, что уирапуру поет только на рассвете и перед наступлением темноты, в общей сложности пять минут. Встреча наша произошла ранним утром. Записав пение уирапуру, я тут же воспроизвел его, чтобы дать послушать птице. Эффект был исключительным. Уирапуру склонила набок головку, посмотрела в сторону, откуда доносился звук ее пения, и, вероятно, подумала, что вблизи находится соперник. Тогда она стала петь не переставая, нарушив все законы, в течение сорока минут. В экстазе она приблизилась настолько к магнитофону, что я смог поймать ее. К несчастью, птица не выдержала неволи и умерла у меня через несколько дней. Здесь же, в Акре, в этот же день я записал акреанского соловья. Интересно, что цикл каждой трели пения этого соловья длится от тридцати секунд до одной минуты, в то время как цикл пения соловьев, известных в Европе, Соединенных Штатах и других местах, равен пяти-десяти секундам. Я, — закончил, улыбаясь, свой рассказ Фриш, — сейчас убежден, что есть какая-то доля истины во всех легендах, окружающих уирапуру, потому что я женился через несколько дней после того, как вернулся в Сан-Паулу, записав в Акре пение уирапуру и поймав ее.
— Ну а сейчас с какой целью вы путешествуете по Акре? — спросил я Фриша.
— Сейчас, — ответил натуралист, — я готовлю пластинку с записями голосов насекомых.
— Насекомых?
— Да, самых различных бразильских насекомых, в том числе запись голоса бразильских муравьев. Вот эта аппаратура, которую вы видите у меня, позволяет увеличивать до десяти тысяч раз силу звуков. И нет ничего странного, что с ее помощью можно записать голос муравья. Я уже записал любовный клич бразильского паука араньа, который он издает во время свадебного танца. Но это было не так уж трудно сделать. Что же касается муравьев, то каждый из нас наблюдал за хлопотливым трудом этих насекомых, когда они отправляются из своего муравейника куда-то в путь или же возвращаются домой, таща на спине груз, превышающий в несколько раз их собственный вес. Но «говорят» ли муравьи между собой, есть ли у них вообще голос, до последнего времени никто не знал. Встречаются, предположим, на муравьиной тропинке два насекомых. Они останавливаются и секунду стоят, почти прижавшись головами друг к другу. Может быть, они издают какие-нибудь звуки. И вот я записал двадцать пять различных звуков, произносимых муравьями. После исследования записанных сигналов я пришел к выводу, что существуют, по крайней мере, пять из них, различных по своему оттенку и звучанию. Один из них муравей издает, когда несет в гнездо какой-нибудь груз и нуждается в помощи товарищей. Второй — когда муравей видит, что его добыча может быть украдена другим муравьем. Третий — когда муравьи вылезают из муравейника и, по-видимому, прощаются со своими товарищами. Четвертый звук муравьи издают, заметив опасность. Он наиболее сильный, действительно тревожный. Пятый звук — о нем я уже вам говорил — это когда муравьи встречаются друг с другом на тропинке. Было очень трудно получить желаемый результат, потому что чувствительная аппаратура записывает и шорох листьев, и шум ветра, и шаги птиц по траве. А главное, нужно было действовать так, чтобы муравьи не заподозрили присутствия людей. Причем интересно, что я обратил внимание на муравьев во время охоты на уирапуру. Я выяснил, что уирапуру можно разыскать там, где расположены большие скопления муравьев типа тайока. Этот вид насекомых не живет в муравейниках, а располагается большими колониями на поверхности земли. Когда вы встречаете такую колонию, то вся земля кажется большим открытым муравейником. Диаметр колонии бывает от тридцати до пятисот метров. Уирапуру питается только этим видом муравьев.
