Франсис Мазьер - Загадочный остров Пасхи
Глава XVI. ОРОНГО - СВЯЩЕННАЯ ОБСЕРВАТОРИЯ
Рассвет заставал нас верхом на лошадях скачущими во весь, опор по склонам Рано-Као. Мы часто работали там среди развалин Оронго. С огромного, изрытого оврагами склона вулкана дикие лошади, с развевающимися по ветру гривами, следили за нами. А потом, взметнув копытами тучи красной пыли, они срывались в галоп и мчались в другие уединенные места. А на скалах Оронго холодный ветер превращал густой туман в сказочно прекрасные одеяния, придавая ему форму птиц, высеченных на скалах. Оронго - это название ветра, в нем звучит все очарование пейзажа, застывшего на гребне самого большого кратера. С одной стороны, тихое, заросшее тоторой озеро, с другой - навечно влюбленное в три птичьих островка, ласкающее их море. Часами мы с Бобом осматривали эти скалы, покрытые сотнями въевшихся в них следов пребывания птиц. Скалы, словно клыки гигантской челюсти, окружают изящно высеченную площадку, от которой лучами расходятся семь коридоров, ведущих в темные маленькие пещеры. И коридоры, и пещеры очень малы: проникнуть туда и жить там в молчании и темноте можно было лишь согнувшись в три погибели. Для чего служили эти семь каменных ниш? Может быть, выбирали только семерых тангатаману, которые находились там в ожидании, пока Макемаке сделает выбор. Может быть, те, кто владел Знанием, приходили туда, чтобы доводящее до экстаза дыхание ночи помогло им угадать и предсказать будущее. Норвежская экспедиция хотела увидеть здесь солнечную обсерваторию. Это место прекрасно подошло бы и для этой цели, но ничто не подтверждает и не отвергает этот тезис. Как знать, удастся ли археологам вообще понять когданибудь Оронго? Производили ли мы обмеры или ждали просветов, чтобы сделать съемки, мы все время ощущали какуюто особую, завораживающую силу, исходившую от этого звездного храма. Невольно опять на память приходили слова Лоти, написанные им на острове Пасхи: "Меня охватывает какое-то смутное беспокойство, чувство подавленности, равного которому мне не довелось испытать ни на одном из островов, кроме этого". Восточная сторона Оронго оканчивается проломом, здесь вулканическая порода обрушилась в море и ожидает последнего удара волн, чтобы открыть перед ним зеркало своего внутреннего озера. На западе Оронго окружают тридцать девять странных, почти ушедших под землю построек. Эти мегалитические [Культовые сооружения из огромных камней. - Прим. перев.] сооружения похожи на убежища пастухов Прованса или нураги [Древние циклопические башни в Сардинии. - Прим. перев] Сардинии. Врытые в землю плиты образуют пол, а плоские, концентрически расходящиеся каменные пластины образуют слегка закругленную крышу, покрытую дерном. Издали заметить их невозможно. Казалось, что жилища тангата-ману не хотел тревожить даже ветер, несущий на себе птиц. Очень узкий вход в мрачные норы всегда обращен в сторону трех птичьих островков. Все хижины построены с учетом рельефа местности, спускающейся здесь к морю. Наружные плиты, как черепица, наложены одна на другую, а внутренние просто примыкают друг к другу. Когда-то они были великолепно украшены нарисованными или высеченными изображениями тангата-ману и Макемаке. Сейчас почти все хижины разорены или растащены, а те, которые нам удалось найти, были в очень плохом состоянии. У большинства из них крыши обрушились под тяжестью животных или, что более печально, были разрушены теми немногочисленными туристами, которых возит сюда чилийское морское ведомство. Хижины эти чаще всего овальной формы, 7 метров в длину на два метра в ширину. Высота потолка редко превышает 1,6 метра. Однако весьма вероятно, что эти дома оседали, засыпаемые землей, а раньше люди могли стоять в них во весь рост. Кэтрин Раутледж считает, что эти жилища были предназначены для гостей во время праздников а Оронго. Перед одним из них можно увидеть остатки большого настила, на котором, должно быть, устраивали танцы. Всю эту местность следовало бы расчистить и содержать в порядке. Эта работа была бы полезна для чилийских солдат и послужила бы делу сохранения драгоценного искусства. Но к сожалению, пока все здесь совершенно не так. Принимая во внимание количество и размеры этих домов, можно сказать, что во время весенних праздников здесь могло разместиться около четырехсот человек. Попытайтесь представить себе толпу татуированных мужчин и женщин, в накидках, развевающихся по ветру, на головокружительной высоте гребня вулкана. Часто по утрам, когда мы поднимались к вершине вулкана, вместе с нами отправлялся маленький Атан Атан верхом на неоседланной лошади. Это было очаровательное зрелище. Маленький четырехлетний человечек то прыгал по скалам, истерзанным наскальными изображениями, то исчезал в узких входах хижин. Обнаружив новые фрески или застрявший между плитами обсидиановый наконечник, он звал нас к себе. Так приятно было видеть, как он смеялся, наслаждаясь свободой, в то время как многие дети и даже взрослые люди никогда не выходили за ворота Ханга-Роа. Когда маленький Атан Атан вырастет, едва ли он согласится терпеть эти "аусвайсы" на выход из деревни. В то время как мы заканчивали обмеры в Оронго, моя жена осматривала многочисленные пещеры, которые островитяне показывали ей одной. Каждый вечер она подробно описывала их нам, например целиком вырубленную в скале и отполированную руками человека пещеру на Пойке, где в стенах были пробиты ниши по форме установленных в них предметов. Хотя подчас и было обидно, что мне самому никогда не увидеть эти драгоценности, я прекрасно понимал это особое отношение островитян к моей жене, чью генеалогию от Рангиреа они знали. Что бы там ни писали, мы-то совершенно точно знаем, что никто никогда не только не посещал, но даже и не видел настоящую семейную пещеру, где хранятся последние богатства народа, у которого отняли уже почти все. Таких пещер осталось очень мало, всего около десятка, а входы в другие навсегда затерялись в упорном молчании последних стариков, которые предпочли умереть, не раскрыв тайны. Да и как еще смог бы владелец пещеры сохранить свое достояние, если бы некоторые люди на острове вдруг узнали о существовании семейной пещеры. Ведь здесь законы писаны не для всех одинаково. После окончания работ в Оронго мы собирались отправиться на остров Моту-Нуи, где жили манутара, и попытаться найти остатки самого необыкновенного аху [Его название - АхуРикирики], воздвигнутого на головокружительной высоте скалы, отвесно падающей с Оронго в море. Нам предстояло пройти на лодке вдоль нее, а затем подойти к островку. Однажды мы уже проделали этот путь на судне, но сегодня, при ярких вспышках молний, утес вздымался над нашей лодкой, как невиданный пограничный столб поглощенного морем мира. 300 метров отвесного обрыва, 300 метров, покрытых сотнями глаз, которые были не чем иным, как входом в недоступные сейчас гроты. А когда-то по этой скале взбирались мужчины, неся магическое яйцо. Здесь сохранилась и каменная платформа, на которой раньше стояли статуи, сброшенные потом в море. С приоткрытыми глазами они покоятся сейчас среди водорослей. Как могли люди соорудить эти аху с моаи там, куда мы не можем подойти даже на лодке? Там, куда невозможно подняться и по скале. Какая мана перенесла сюда этих многотонных великанов? Кто? Как? Здесь равно бессильны и теория использования подстилки из батата, и теория применения деревянных катков! Значит, именно здесь и надо искать ключ к раскрытию тайны. Смотреть на эти статуи, стоящие на двухсотметровой отвесной скале, было, вероятно, так же жутко, как и в глаза тех, кто ждал сигнала с Моту-Нуи, где совершалось таинство. Кажется иногда, что эти язычники чувствовали себя очень близкими к богу. Изредка у нас с Бобом возникало четкое ощущение, что остров заколдован, так как наш образ мышления беспрестанно ставился под сомнение, а логика оказывалась бесполезной. Поскольку наше подводное снаряжение осталось на судне, не было никакой возможности провести исследования в море, и мы вечно будем сожалеть о том, что не смогли побывать у неподвижных великанов, покоящихся на коралловом ложе. Метрах в пятистах от утеса из воды выступают три островка. Именно сюда приплывали когда-то мужчины, чтобы провести здесь долгие бессонные ночи. Странные, почти пустынные сейчас эти острова. С тех пор как прекратил существование этот обряд, птицы почти не залетают сюда. Вокруг растет сорная трава, поваленная морским прибоем, а птиц почти не видно. Островитяне говорят, что здесь есть пещера-тайник, где хранятся дощечки с письменами. Вход в нее скрыт где-то под длинными волосами травы. Сохранились еще "пещеры для наблюдений", где жили будущие тангата-ману. Теперь только ветер посещает их. В одной лежит странный маленький моаи, 40 сантиметров высотой. Но что еще живо и против чего бессильно время это трагическая красота борющейся с волнами скалы Оронго, на которой солнце исполняет вечером последний акт своего спектакля. С ранней зари до поздней ночи люди, зачарованные ожиданием первого яйца, переживали здесь мгновения бессмертной поэзии. Весь обряд тангата-ману совершался между скалой и островками, и ветер был последним его очевидцем. Бесполезно было пытаться делать здесь пробные выемки, все равно мы не смогли бы сделать их так, как нам этого хотелось. Лучше уж оставить этот островок нетронутым, чтобы какая-нибудь другая экспедиция смогла провести здесь серьезные исследования. Однако на этом клочке земли есть одна чрезвычайно интересная вещь - это ее растительность. Здешняя трава интересна прежде всего своей текстурой: она длинная, но вместе с тем жесткая и густая, как лишайник. Другая ее особенность - возраст. Когда-то трава росла по всему острову Пасхи, но была истреблена овцами и введением выборочного травосеяния. При более внимательном изучении трава эта поражает своей удивительной прочностью и эластичностью. Ночью мы спали на этом естественном матраце, а проснувшись, были удивлены тем, как легко ее примятые стебли принимали свое прежнее положение. Беседа с друзьями рапануйцами навела нас на мысль, что такая трава с успехом могла быть использована для перевозки статуй. Этой мыслью, вероятно, не следует пренебрегать.
