Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени
Джулиус Хорвитц не дает ответа на свои вопросы.
Рокки и его братья
У американцев в большом ходу уменьшительные имена.
Дуайт Эйзенхауэр был известен как Айк. Когда в газетной статье называются буквы Ф. Д. Р., даже самый неискушенный читатель знает, что речь идет о Франклине Делано Рузвельте. Во время президентских выборов 1960 года состязались Джек и Дик. Пост губернатора штата Нью-Йорк занимает Рок, или Рокки.
Мы долго не могли понять, почему на нашего коллегу, журналиста-международника Павла Алексеевича Наумова, иногда что-то очень уж внимательно поглядывают на нью-йоркских улицах. Некоторые даже останавливались и смотрели вслед.
Дело разъяснилось во время обеда, на котором мы встретились с репортерами крупной радиовещательной компании. Когда все расселись, но общий разговор еще не клеился, мистер, которого у нас назвали бы тамадой — он сидел во главе стола, — сказал, что все мы могли бы спокойно перебраться в великолепный ресторан, где иногда обедает губернатор Рокки. Там обед не стоил бы нам ни цента. Г-ну Наумову нужно было бы только поставить подпись на счете: г-н Наумов так похож на г-на Нельсона Рокфеллера.
— Да, но костюм… — заметил кто-то.
Тамада внимательно посмотрел на смутившегося Павла Алексеевича. В самом деле, заметил он, костюм пришлось бы, пожалуй, сменить. Губернатор Рокки ходит в изрядно поношенном.
— Скуп?
— Что вы, — рассмеялся тамада. — Так демократичнее. Скупость!.. Вся Америка знает щедрость Рокфеллеров.
Кто такие Рокфеллеры, полагаю, объяснять не надо. Имя их деда знавали еще наши деды. Дед был миллионер, внуки — миллиардеры. Рокфеллеры — это нефть, Рокфеллеры — это банки.
Но, кроме того, Рокфеллеры — благотворители. Говорят, основатель династии, в глубокой старости уйдя от дел и разгуливая по улицам, всовывал прохожим десятицентовые серебряные монетки, оттягивающие карманы его старомодного пиджака. Вместе с этой мелкомонетно-размеиной благотворительностью он занимался и крупной, основав фонд своего имени.
Должно быть, из уважения к рокфеллеровскому золоту заголовок статьи «Нью-Йорк Рокфеллеров» журнал «Лук» напечатал золотой краской. К статье прилагался план Манхэттена с шестнадцатью золотыми кружками. Эти кружки обозначали главным образом те места, где Рокфеллеры не берут, а дают. Как пояснил журнал, план показывает долю Рокфеллеров в их родном городе: каждый кружок — расположенное на Манхэттене учреждение, которое либо построено, либо финансируется, либо администрируется пятью братьями Рокфеллерами.
Получалось, что братья Рокфеллеры берут мало, а дают много, даже очень много: побольше бы, мол, таких миллиардеров! Гигантская рокфеллеровская монополия «Стандард ойл» не удостоилась золотого кружка: она ведь не на Манхэттене. Вообще то обстоятельство, что братья Рокфеллеры имеют некоторое отношение к Уолл-стриту, можно было установить лишь по одному кружку. Он обозначал Чейз Манхэттен бэнк, где президентское кресло занимает Дэвид Рокфеллер, младший брат губернатора Рокки. Остальные кружки прославляли Рокфеллеров-жертвователей, Рокфеллеров — благодетелей Нью-Йорка.
Тут были общества и фонды с самыми благородными и возвышенными названиями, вроде Совета заграничных связей, Фонда воздушной безопасности и даже Фонда сохранения мира. Золотые рокфеллеровские кружки накрыли квартал с музеями современного и примитивного искусства. Выделялся кружок Рокфеллер-центра, где даже балерин в мюзик-холле называют «роккетс»: там все рокфеллеровское.
Я бы не сказал, что общий тон статьи был восторженным: многоопытный журнал боится перехватить через край. Нельсона Рокфеллера даже деликатно упрекнули, что он жертвует меньше, чем его отец, но тут же похвалили за заботу об увеличении фондов и покровительство примитивному искусству.
Дэвид Рокфеллер, оказывается, заинтересован не только в процветании Чейз Манхэттен бэнк, но и в обновлении города. В чем это выражается?
Ну, прежде всего он построил новое шестидесятиэтажное здание своего банка…
А самый старший брат, Джон Рокфеллер Третий (основатель династии был Джоном Первым, продолжатель — Джоном Вторым), оказывается, вдохновляет строительство нового Линкольн-центра, где уже готов зал филармонии.
Лоуренса Рокфеллера называют самым консервативным из пятерки. Он руководит бизнесом в Рокфеллер-центре.
Хуже всего Уинтропу Рокфеллеру: он разрывается между каньонами Манхэттена и холмами Арканзаса. Нефть, увы, отнимает у брата Уинтропа то время, которое он мог бы посвятить благотворительности. Но все же Уинтроп Рокфеллер — член медицинского совета нью-йоркского университета. «Другие интересы его — это развитие недвижимости». Туманно! А как прикажете назвать выгодные операции с покупкой и постройкой домов?
Я не знаю, сколько именно жертвуют братья Рокфеллеры от своих щедрот. Пусть даже сотни миллионов долларов: ведь доходы их колоссальны, контролируют они фантастическое богатство, превышающее 60 миллиардов долларов. А денежки братья выкладывают не зря: благотворительность позволяет им контролировать и некоторые стороны духовной жизни своих сограждан. Если представители династии вершат дела не только в банках и нефтяной монополии, но также в музее современного искусства и даже в мюзик-холле, то, будьте уверены, они постараются оправдать поговорку: кто платит, тот и заказывает музыку.
«Лук» говорит о том, что своими собственными путями и большим влиянием братья создали свою орбиту по всему Нью-Йорку. И знаете, журнал не постеснялся включить в эту орбиту… Организацию Объединенных Наций! Да, да, золотой кружок под номером четыре красуется на берегу Ист-ривео! При этом не поясняется — построена, финансируется или администрируется международная организация братьями-благотворителями. Просто поставлен золотой кружок — и все. А что церемониться? Ведь деньги на покупку земли у берега Ист-ривер, где теперь здания ООН, когда-то дал Рокфеллер-папа. Значит, пускай и ООН вертится в орбите рокфеллеровской династии!
Турист, «тип» и прочее
Англичане, которых роднит с Соединенными Штатами общность языка, находят, что Нью-Йорк любопытный город, но ему недостает зримых связей с историей, делающих такими привлекательными многие кварталы Лондона. Нет в нем и волнующего воздуха Парижа, наполненного воспоминаниями и женскими чарами. В Риме туриста захватывает ощущение былого духовного и физического величия; ничего подобного не испытываешь в Нью-Йорке., Нью-Йорк лишен даже общительности Амстердама, этого уютного международного перекрестка.
Мне хотелось бы все же сказать несколько слов в защиту туристской ценности Нью-Йорка. Приехав в Париж, мы отправляемся смотреть его «чрево», описанное Эмилем Золя. Мы разыскиваем в Лондоне неподалеку от гостиницы «Боннингтон» магазинчик, выдаваемый за диккенсовскую «Лавку древностей», и разглядываем кафе в улочке возле Темзы, где окна безвкусно разрисованы портретами Конан-Дойла и Шерлока Холмса, а над прилавком взгромождено чучело «собаки Баскервиллеи».
Но разве мы никогда не читали Марка Твена, или Джека Лондона, или Теодора Драйзера, или Эптона Синклера? Да, О'Генри не Бальзак. Однако у нас он издан в миллионах экземпляров и не залеживается на библиотечных полках. Мы читаем современных американских писателей. А Горький, Маяковский, Короленко? Право, в Нью-Йорке тоже достаточно мест, с которыми литература давно познакомила нас и на которые очень даже любопытно взглянуть своими глазами, пусть не подернутыми слезой умиления.
Сами американцы, кроме мэра Вагнера и специалистов по рекламе с Мэдисон-авеню, сочиняющих проспекты для туристских фирм, считают Нью-Йорк городом трудным для приезжих. Провинциал, впервые попавший сюда, через день-два, когда город хорошенько намнет ему бока и выпотрошит карманы, начинает понимать Сэма Фолуэла. Да, того парня из горного местечка, которого О’Генри заставил отправиться в Нью-Йорк на розыски последнего отпрыска рода Гаркнессов, чтобы пристрелить его в соответствии с законами кровной мести. Но, встретив этого самого Гаркнесса, Сэм, как известно, заорал: «Здорово, Кол, до чего же я рад тебя видеть», ибо заклятый враг оказался единственным, кому приезжий не был совершенно безразличен в чужом, жестоком городе.
Нью-Йорк, по признанию самих американцев, такое место, где раздевают приезжего и вытягивают из него деньги с наименьшими по сравнению с любым другим городом Соединенных Штатов усилиями. Даже жители столицы, тертые калачи, однажды побывав в Нью-Йорке, мечтают, по свидетельству бытописателя, о собственной постели в Вашингтоне. Они считают, что ньюйоркцы целиком поглощены бесконечной борьбой за обладание хотя бы минимальными удобствами цивилизации и у них просто не остается времени и энергии для своих ближних. Так, официант, бормочущий что-то в ответ на щедрые чаевые, отнюдь не изливается в благодарности: просто он думает вслух о том, что ему придется целый час добираться до дому в толчее и сутолоке сабвея.
