Вадим Зверев - Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)
«Банковское дело, – указывал заведующий иностранным отделом столичной газеты "Вечерние новости" А.М. Оссендовский, – пользуется особым покровительством Гогенцоллернов, которые понимают, что банки легко могут держать в своих руках промышленность, торговлю, железные дороги, судоходство и пр., а также легче других агентов сообщать все сведения в Германию»[242]. Одним из способов передачи информации о строящихся кораблях Балтийского флота, их боевых качествах, численности и настроениях флотских экипажей, а также обороноспособности военных крепостей, производственных мощностях и объемах выпускаемой продукции заводов военного и морского министерств в германский Генеральный штаб «были ежедневные сношения между биржами – прямой путь для шпионажа. Цифровые телеграммы, сообщавшие котировку бумаг, превращались в разведывательные донесения»[243].
Гипотетически, можно согласиться с высказываниями К.К. Звонарева и А.М. Оссендовского об имевших место разведывательных усилиях германских агентов в Санкт-Петербурге под прикрытием банковского дела. Тем более что руководители некоторых из российских (столичных) банков (например, Е.Г. Шайкевич, А.И. Вышнеградский, А.А. Давидов) состояли в долевом участии в правлениях прогерманских торгово-промышленных компаний России, находившихся под наблюдением петербургской контрразведки[244].
Деятельность этих предприятий, о чем упоминалось выше, была ориентирована исключительно на прием и выполнение подрядов морского и военного ведомств России. Будучи полноправными совладельцами этих компаний, руководители банков могли иметь доступ к важной информации государственного значения – начиная с момента получения заказа на изготовление того или иного типа (вида) вооружений (стоимость проекта, сроки изготовления, объемы заказанной продукции) и заканчивая тактико-техническими спецификациями готовых боевых изделий.
В тоже время, как нам представляется, возможности государства по противодействию иностранному шпионажу в предвоенные годы были весьма ограничены, и отследить участие банковских структур Германии в хитроумных схемах сбора секретных сведений и переправки их за рубеж, взяв под контроль весь банковский сектор российской экономики, силами одной лишь контрразведки было попросту невозможно. Поэтому с известной долей вероятности можно говорить, что благоприятные объективные и субъективные условия для «банковского шпионажа» в столице России действительно были созданы. Использование финансово-кредитных учреждений в качестве инструмента решения разведывательных задач было бы своеобразной новацией на тот момент, но фактов, прямо указывающих на причастность конкретных банков и их руководителей (служащих) к военно-разведывательной деятельности в пользу Германии или других стран, по-прежнему нет.
Наряду с фактическими и вероятными субъектами немецкого шпионажа в России (как правило, германскими подданными), расширение его агентурных позиций в Санкт-Петербурге происходило и за счет вербовки самих русско-подданных.
Германская разведка искала потенциальных агентов «во всех слоях петербургского общества, начиная с "больших бар", которые посещали салоны, ухаживали, при случае сводничали, ссужали деньги расточителям и пр., до оборванцев и подонков, слонявшихся по кабакам, вокруг казарм и арсеналов»[245]. Приобретение такой категории осведомителей, – «агентов-штучников», – способных поставлять зачастую недостоверные или противоречивые, а потому не представлявшие большой ценности сведения, носило случайный характер. Особое внимание уделялось непосредственным носителям военно-секретных сведений, к которым принадлежали кадровые офицеры и генералы структурных подразделений военного ведомства страны, офицеры Отдельного корпуса жандармов. Поиск и выбор «нужных людей» в этой среде предполагал организационные и финансовые усилия.
Самым распространенным и эффективным приемом приобретения агентуры являлась ее вербовка через газетные объявления. Причем их содержание было примерно одинаковым, направленным на пробуждение низменных качеств человека и, главным образом, его алчности. В одних объявлениях обещались «высокие заработки офицерам, крупным чиновникам, дамам, имевшим солидные знакомства», в других – возможность «заполучения» невест с богатым приданым, сумма которого зачастую поражала воображение «новоявленных женихов». На страницах столичного издания «Новое время» за июнь 1913 г. можно было прочесть следующее: «Молодая, красивая, русская 75 000 р. имущества, желает выйти замуж, муж. тоже такие без ден. кот. сейч. мог жен., благоволите немедля писать: Шлезингеру, Берлин 18»[246].
По данным петербургской окружной контрразведки похожие заметки в центральной прессе были не редкостью. В конце февраля 1913 г. в воинские части выборгского гарнизона стали присылаться газеты с объявлениями из Берлина «с предложением невест с богатым приданым, доходившим до 200 тыс. руб.»[247]. Источником этих сведений было все тоже «Интернациональное посредничество для устройства браков Л. Шлезингера», занимавшееся приобретением агентуры в Петербургском военном округе, способной информировать германскую разведку о текущих военных вопросах (расположении войск, устройстве крепостей (фортов) и т. д.). При этом, как выяснилось, военнослужащий, согласившийся «пойти на известные условия для вступления в брак с рекомендованной ему невестой, вызывался за границу», где проходил испытание на пригодность к службе в разведке.
При вербовке военных чинов в Санкт-Петербурге особое внимание немецкими разведчиками обращалось на их склонность к легкомысленной и «разгульной жизни», материальные затруднения и т. п. Так, перед началом войны, одним из офицеров германской армии Ф.К. Шифлером, выдававшим себя за представителя оружейного завода «Браунинг», был завербован директор Сестрорецкого оружейного завода генерал-майор С.Н. Дмитриев-Байцуров, передававший ему «важные сведения»[248]. В руках немцев могли оказаться, к примеру, сведения о проектировании с 1906 по 1913 гг. на базе Сестрорецкого завода автоматической винтовки (С.Н. Дмитриев-Байцуров был членом «Комиссии по выработке образца автоматической винтовки»)[249].
Согласно агентурным сводкам петербургской городской контрразведки, измена Родине со стороны директора Сестрорецкого оружейного завода стала возможна ввиду того, что ранее он совершил «денежную растрату, на покрытие каковой занял деньги у Ф.К. Шифлера и находился в денежной от него зависимости»[250].
Кроме вербовки высокопоставленного генерала, как видно из отчетов петербургской контрразведки, Ф.К. Шифлер неоднократно приглашал к себе генерал-майора М.Е. Неклюдова (начальник отделения Главного артиллерийского управления военного ведомства)[251]. Однако содержание их бесед так и не было установлено.
Другим осведомителем германской разведки, как считают отдельные авторы (И. Никитинский, П. Софинов, Д. Сейдаметов, Н. Шляпников, С. Кудряшов, Н.С. Кирмель)[252], был С.Н. Мясоедов. В разные годы он занимал должности начальника Вержболовского отделения Санкт-Петербургского жандармского управления железных дорог, офицера по особым поручениям при военном министре, командира батальона рабочего ополчения и переводчика разведывательного отделения штаба X армии. Причем где и каким образом он стал немецким агентом, какие задачи на него возлагались, что противозаконного он совершил, кто и когда его выявил и разоблачил, названные историки не выяснили.
Никто из них не потрудился ответить на вопрос, которым безрезультатно задавался еще К.Ф. Шацилло: почему во время неоднократных допросов подпоручика 22-го Низовского полка Я.П. Колаковского (завербованного немецким разведчиком лейтенантом А. Бауэрмейстером) имя немецкого агента С.Н. Мясоедова впервые было озвучено им лишь спустя неделю[253]? А ведь нахождение истины в этой части способно устранить не только сомнения в компетентности допрашивавших его официальных лиц, но и снять подозрения в фальсифицированном характере уголовного дела (или, напротив, окончательно удостовериться в правильности обвинительного уклона).
В историографии «дела Мясоедова» есть и другие исследователи, которые не только придерживаются уже сформулированного мнения о причастности указанного офицера-жандарма к немецкому шпионажу, а последовательно отстаивают его, не прекращая поиск и оглашение незнакомых научной общественности документов. А.А. Здановичу, в частности, удалось обнаружить в фондах Государственного архива Российской Федерации уникальное в своем роде письменное обращение участника агентурной разработки С.Н. Мясоедова, следователя по особо важным делам В.Г. Орлова. В нем сказано: «Я думаю, что преждевременно раскрывать все свои карты, т. к. дело не закончено, спрятано в Москве, следователь Матвеев тоже в Москве, а главная масса обвиняемых находится на постах у московских коммунистов и они-то и могут при некоторых указаниях в прессе отыскать все дело и уничтожить и дело и документы»[254].
