100 великих зарубежных писателей - Виорэль Михайлович Ломов
Что же касается его стихов, они до сих пор «жалят как змея». Хайям никогда не писал хвалебных од правителям. Рубаи же считались тогда чем-то вроде частушек. Хайям записывал их на полях своих трудов и в глазах современников не был поэтом.
В Европе Хайяма-поэта «открыл» в 1859 г. Эдвард Фицджеральд. «Старик Хайям звенит, как настоящий металл», – воскликнул он. До конца XIX столетия его перевод выдержал 25 изданий. Во время Первой мировой войны рубайат был карманной книгой английских солдат.
В 1928 г. перевел Хайяма на русский язык И. Тхоржевский. Затем последовали переводы Г. Плисецкого, В. Державина, О. Румера, Л. Некоры, Н. Стрижкова, Б. Голубева и др. Наиболее полным и совершенным признается перевод Германа Плисецкого.
СААДИ ШИРАЗИ
(между 1203 и 1210–1292)
В России поэта прописал Есенин: «Ты сказала, что Саади целовал лишь только в грудь, подожди ты, бога ради, обучусь когда-нибудь!» Полное имя его – Мушрифаддин ибн Муслихиддин Абдулла из Шираза; Саади – прозвание (техаллус).
Как-то Саади поджидал в книжной лавке продавца. Зашел человек и попросил «чего-нибудь из Саади». На вопрос поэта, что ему нравится у Саади, посетитель ответил: «Да он забавный парень!» Саади подарил ему книгу и отказался от денег: «Я – Саади, и выше "забавного парня" для меня награды нет!»
Прежде чем стать «забавным парнем», поэту пришлось поскитаться по свету. Мало найдешь поэтов, кому выпало в жизни столько мытарств и кто в странствиях не опустился, а возвысился, не стал скупым на слова мизантропом, а остался шутником, изрекающим истины:
Умен ты или глуп, велик ты или мал, Не знаем мы, пока ты слова не сказал.А еще он говорил: «Тот, кто не желает поднять упавшего, пусть страшится упасть сам, ибо, когда он упадет, никто не протянет ему руку». Не правда ли, мысль иная, чем у Ницше: «Падающего – толкни», да и учит иному. После его стихов тянет не к суициду, а к радостям земной жизни.
Биография поэта до обидного малоизвестна, но ее можно восстановить по историям, рассыпанным в его произведениях, иногда как жемчуг, а чаще как зерна.
Саади родился около 1205 г. в Ширазе (Южный Иран). Три равных периода по тридцать лет составили его жизнь – школьный, скитальческий и шейхский, а знания и странствования помогли стать «мужем истины».
Прозвище «Саади» (т. е. Саадов) произошло от имени фарсского атабека (князя) Саада ибн-Зенги (1195–1226), при дворе которого служил муллой рано умерший отец поэта. Атабек принял участие в судьбе сироты. Когда тот подрос, отправил его в Багдадское медресе, основанное Низам-аль-Мульком.
Юноша много учился у суфийских шейхов, проникался их аскетическими идеалами, стал членом суфийского братства. На всю жизнь он остался верен своим учителям и их идеям, а еще музыке, от которой те тщетно пытались исцелить его.
Саади рано начал писать жизнерадостные стихи. Но в учебу и поэзию ворвалась проза жизни: лавина монгольского нашествия с востока буквально стирала Древний Восток с лица земли. В 1226 г. Саад ибн-Зенги был убит. Саади бежал в одежде дервиша и на тридцать лет покинул родину. Куда только не бросала его судьба! Сколько он сносил халатов, знают, наверное, только сбитые пары обуви. Побывал он и в далеком туркестанском городе Кашгаре, и на малоизвестном острове Киш в Персидском заливе. Но в каком бы направлении он ни шел, обязательно заворачивал в Мекку. По подсчетам, Саади был там не менее 14 раз.
Приключения начались в Индии, где в Суменате он попал в плен к огнепоклонникам и, чтобы выжить, принял их веру.
Но как только подвернулся удобный случай, бежал, убив камнем стражника.
В Дамаске и Баальбеке ему, как блестящему знатоку классического арабского языка, предложили стать муллой-проповедником. Достойное было место, но «охота к перемене мест» повлекла его в дальнейшие приключения. Уединившись в пустыне под Иерусалимом, он, было, предался святой жизни, как был схвачен крестоносцами и отправлен на сирийское прибрежье, где в Триполи был принужден в кандалах рыть окопы для крепости. Там его увидел один знакомый ростовщик из Алеппо и выкупил за 10 золотых динаров. Свободным Саади был лишь по пути от стен крепости до дома ростовщика. На правах «хозяина» тот тут же женил поэта на своей безобразной и сварливой дочери.
Спасаясь от «радостей» семейной жизни, Саади сбежал в Северную Африку. Через какое-то время он оставил и ее, пересек всю Малую Азию и очутился в родном Ширазе (1256), в единственном оазисе мирной жизни той эпохи. Позади (и вокруг) были разоренные, выжженные монголами города и селения. Преемник Саада его сын атабек Абу-Бекр Кутлуг (1226–1260) откупился золотом от вторжения чингисхановских орд и тем спас Фарс, целую область Ирана, от уничтожения, а своих подданных от смерти и рабства.
Саади остался в Ширазе навсегда. Поселился он в подгорном монастыре на окраине Шираза, где стал вести уединенную жизнь, посвятив себя литературному творчеству. Изредка его посещали князья, вельможи и лучшие люди города. Как член суфийского ордена Накшбандийя, он поддерживал тесную связь со «столпом века» шейхом Шахбуддином Сухраварди, основателем собственной школы, и одним из величайших суфиев всех времен Наджмуддином Кубра.
Так завершился период скитаний Саади. Скупые, почти телеграфные строки сохранившейся биографии поэта могли бы стать фабулой романа о средневековом графе Монте-Кристо, обретшем, правда, в результате скитаний не материальные, а одни лишь духовные богатства. И начался заключительный период, принесший поэту мировую славу.
В 1257 г. Саади преподнес Абу-Бекру написанную им поэму «Бустан» («Фруктовый сад»). Ему же он посвятил и написанную в следующем году поэму «Гулистан» («Розовый сад»), по словам самого поэта, «горькое снадобье правдивых наставлений».
Испытав на себе всю бренность мира, Саади рекомендовал мирянам жить
