Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления - Дэвид Уоллес-Уэллс
В декабре 2019 года был принят «Национальный план мероприятий первого этапа адаптации к изменениям климата на период до 2022 года» – он заложил основы для масштабных практических мер по адаптации. Ряд проектов уже был запущен в рамках реализации Климатической доктрины. Сейчас нам нужны практические научные исследования для планирования адаптации.
«Необитаемая Земля» – взгляд на глобальную проблему сквозь призму отдельных событий и их последствий во всем мире. Он дает множество поводов для размышлений – в том числе и о перспективах для России.
Приятного чтения и оптимизма.
Оксана Липка, кандидат географических наук, ведущий научный сотрудник Института глобального климата и экологии имени академика Ю.А. ИзраэляI. Каскады
Всё намного, намного хуже, чем вы думаете. Многие считают, что изменения климата происходят очень медленно, но это ерунда, пожалуй, столь же опасная, как и утверждение, что никаких изменений не происходит вовсе. Бок о бок с ним идет целый набор сопутствующих успокоительных заблуждений: что глобальное потепление – это проблема Арктики, которая никогда нас с вами не коснется; что оно связано только с уровнем моря и побережьями, а вовсе не является нарастающим кризисом, который затронет все живое; что это кризис «природный», а не созданный человеком; что это несвязанные события и мы сейчас каким-то образом живем вне природы или как минимум хорошо защищены от катаклизмов, а не зависим от нее во всех отношениях; что богатство может защитить от последствий потепления; что сжигание ископаемого топлива – цена продолжения экономического роста, а этот рост и порождаемые им технологии непременно спасут нас от экологической катастрофы; что в долгой истории человечества уже возникали угрозы подобного масштаба, в сравнении с которыми глобальное потепление – это не так страшно.
Все это неправда. Но давайте начнем со скорости перемен. На Земле за всю историю произошло пять массовых вымираний (1), и сейчас мы переживаем шестое. Судя по ископаемым находкам, каждое из них было настолько всеобъемлющим, что выполняло функцию эволюционной перезагрузки. Филогенетическое древо планеты разрасталось и сжималось с определенными интервалами, словно легкие во время дыхания: 450 миллионов лет назад погибло 86% всех видов животных (2); через 70 миллионов лет – 75%; через 125 миллионов лет – 96%; еще через 50 миллионов лет – 80%; через 135 миллионов лет после этого – снова 75%. Если вы уже не ребенок, то наверняка читали в школьных учебниках, что причинами этих массовых вымираний были удары астероидов. Это не так. На самом деле все они, кроме вымирания динозавров (3), были связаны с изменениями климата, вызванными парниковыми газами. Самое значительное вымирание произошло 250 миллионов лет назад; оно началось, когда углекислый газ нагрел планету на 5 °C (4), и ускорилось, когда потепление спровоцировало выброс метана, другого парникового газа, в результате чего почти все живое на Земле погибло[8]. Сейчас мы значительно быстрее выбрасываем углекислый газ в атмосферу – по многим оценкам, темпы выросли как минимум в десять раз (5). Скорость выброса в сто раз выше (6), чем в любой другой момент истории человечества до начала индустриализации. И прямо сейчас в атмосфере находится на треть больше CO2, чем когда-либо за последние 800 тысяч лет (7) – а возможно, и за 15 миллионов лет (8). Людей тогда не было. Уровень океанов (9) был как минимум метров на тридцать выше[9].
Многие воспринимают глобальное потепление как некий морально-экономический долг, накопившийся с начала промышленной революции, который теперь, по прошествии нескольких столетий, приходится отдавать. В действительности, более половины углекислого газа попало в атмосферу за последние тридцать лет из-за сжигания ископаемого топлива (10). То есть с того момента, как Эл Гор написал свою первую книгу[10] о климате, мы нанесли будущему планеты и ее способности поддерживать жизнь и цивилизацию такой же урон, как за все предыдущие столетия – и тысячелетия истории человечества. Организация Объединенных Наций занялась вопросами изменения климата в 1992 году, недвусмысленно сообщив миру о научном консенсусе[11]; а значит, с тех пор мы нанесли планете такой же урон, как и до признания проблемы, но уже прекрасно отдавая себе отчет в том, что делаем. Глобальное потепление можно воспринимать как ветхозаветную кару, которая падет на потомков тех, кто во всем этом участвовал, поскольку выбросы углекислого газа начались в Англии еще в XVIII веке. Однако речь скорее об историческом преступлении, от которого все ныне живущие открещиваются – и совершенно напрасно. Большую часть топлива сожгли с момента премьеры «Сайнфелда»[12]. Со времен Второй мировой войны эта доля составляет около 85% (11). История саморазрушительной деятельности мировой промышленности – это история длиной в одну человеческую жизнь. Планета перешла из сравнительно стабильного состояния на грань катастрофы за время, которое нам отпущено между колыбелью и могилой.
Мы все знаем, когда это произошло. Мой отец родился в 1938 году, одними из его первых воспоминаний были новости о Перл-Харборе и выдуманные военные летчики из последовавших за этим фильмов с индустриалистической пропагандой. Большинству людей климат казался стабильным. Ученые понимали суть парникового эффекта (12) и то, как углекислый газ, выделяемый при сжигании древесины, угля и нефти, может разогреть планету и убить все живое в ближайшие семьдесят пять лет. Но реальных последствий этих процессов тогда еще никто просчитать и вообразить не мог, поэтому потепление воспринималось не как угроза, а скорее как мрачное пророчество, которое исполнится когда-то в отдаленном будущем – или вообще никогда. Ко времени смерти моего отца в 2016 году, через пару месяцев после запоздалого подписания Парижского соглашения, климатическая система начала разрушаться, пройдя порог концентрации CO2 в земной атмосфере (13) – 400 частей на миллион, выражаясь пугающе простым языком климатологии. В течение многих лет эта цифра была жирной красной чертой, проведенной экологами по неуемным аппетитам современной промышленности, с пояснением: «Не пересекать!» Разумеется, мы не остановились – всего через два года среднемесячный показатель достиг 411 частей на миллион (14), и наша коллективная вина за это насыщает воздух планеты, как и углекислый газ. Но мы предпочитаем не замечать ни первого, ни второго.
За это время также прошла жизнь