Николай Левашов - Зеркало моей души Том 1 "Хорошо в стране советской жить…"
Ещё в детстве, у моей матери проявились необычные способности, такие, как левитация, возможность видеть будущее и безошибочно определять проблемы человеческого организма, что очень пригодилось ей позже, когда она работала в детской поликлинике. Судьба привела её в Кисловодск, где она поступила в 1956 году в медицинское училище, которое она успешно окончила и получила профессию фельдшера. В этом курортном городе она и встретила моего отца и … следствием этой встречи стала свадьба и рождение брата, меня и сестры.
Мы все ютились в маленькой подвальной комнатке, которую переделал для жилья мой отец из подвала при комнатушке, в которой жили его родители. Но подвал оставался подвалом, стены были круглый год сырыми так же, как и одежда, постельное бельё и т.д. Окна на две трети «уходили» под землю, и единственное, что мы могли видеть, «любуясь» пейзажем, так это ноги прохожих, проходящих мимо по тротуару. С тех самых пор я не терплю сырости. Это — из неприятных воспоминаний детства. Но, тем не менее, большинство детских воспоминаний — тёплые и радостные. Особенно ярки воспоминания о природе.
Двор дома, в подвале которого мы жили, обрывался в ущелье горной речки, которую мы называли балкой. Это ущелье стало нашей детской площадкой. По тропинкам мы спускались до самого дна ущелья и уходили вверх по течению речки в горы потрясающей красоты. Пятнадцать-двадцать минут хода, и мы оказывались среди почти дикой природы. «Дикость» слегка портили огороды, на которых окрестные жители выращивали себе картофель. Но стоило удалиться на какой-то километр в горы, и следы цивилизации практически полностью исчезали.
Горное ущелье, которое мы называли балкой, на самом деле было впечатляющих размеров. По дну ущелья текла небольшая речка, которая во время летних ливней или продолжительных дождей становилась мощным и бурным потоком, сносившим всё на своём пути. С высоты птичьего полёта, на уровне которого находились края ущелья, мы не раз наблюдали, как бурный горный поток нёс сорванные со своего места постройки, коров и овец, которые жалобно мычали и блеяли, чуя свою неизбежную смерть. Стоя на «нашем» краю обрыва, я на своей «шкуре» чувствовал страх и ужас, который испытывали эти несчастные животные. Иногда в этих потоках гибли и люди.
Ущелье постепенно расширялось, и вдоль берегов реки на дне ущелья стояли дома, в которых жили люди, и часто я, стоя на своём краю ущелья, ощущал себя властелином Мира. В любом случае, возникало непонятное возвышенное чувство какой-то окрылённости, когда видишь далеко внизу дома, улицы, маленькие фигурки спешащих по своим делам людей и машин. Чтобы с такой высоты разглядеть людей, приходилось напрягать зрение, а о том, чтобы узнать кого-нибудь с такой высоты, не могло быть и речи.
«Чужой» край обрыва был в семистах-восьмистах метрах от «нашего» края, и там тоже стояли дома, в которых жили люди. Но жизнь на «чужом» краю ущелья казалось мне, как жизнь в другом мире, с которым наша жизнь никогда не пересекалась, хотя и протекала она, казалось бы, и недалеко от нас. Насколько я помню, я наверное только раза два побывал на «чужом» краю ущелья. Для такого «подвига» нам, мальчишкам, требовалось несколько часов. Для этого нам сначала нужно было спуститься на дно ущелья с «нашего» края, прыгая по камням, переправиться на другой берег горной речки и пыхтя, как паровозы, выбраться на «чужой» край ущелья. И хотя мы были привычны носиться по нашему ущелью, выбравшись на «чужой» край ущелья, мы с ужасом думали о том, что нам придётся идти обратно. Так или иначе, мы никогда не были на «чужом» краю ущелья, используя нормальные дороги, так как для этого пришлось бы пересаживаться на несколько автобусов, и без подробной карты это сделать было почти невозможно, а такой карты у нас и не было. Так что, «чужой» край ущелья был для нас, в самом прямом смысле слова, «далёкой» страной, за жизнью которой мы, тем не менее, могли наблюдать со «своего» края. Кто жил в горах или хотя бы бывал, хорошо меня поймёт.
Вообще-то это ущелье было нашей детской площадкой. Все наши игры проходили именно там или на склонах гор, которые окружали террасу, на которой находилась наша улица. Наш дом находился на окраине Кисловодска, за пару десятков домов от автобусного круга по улице им. Гагарина. На противоположной стороне улицы находился пионерский лагерь, забор которого доходил почти до нашего двора. За автобусным кругом начинались горы, склоны которых были засажены ёлками и другими деревьями. На западных склонах, на которые большую часть дня попадали солнечные лучи, мы часто собирали отличную землянику, из которой бабушка варила варенье, правда из того, что оставалось от земляники, пока мы её доносили от кустика земляники до своей кошёлки. «Волшебным» образом спелая и сочная земляника, ягоды которой, по нашим понятиям, были довольно-таки большими, исчезали «неизвестно» куда! Мы с большой досадой на лицах приносили домой полупустые кошёлки, не думая о следах «преступления», написанных на наших лицах.
В наши обязанности, пока мы были совсем маленькими, входил дозор за водой. Дело в том, что воду в колонки на улице подавали время от времени и тот, кто обнаруживал наличие воды в кранах, имел хороший шанс успеть набрать воду в вёдра. Очень часто обнаружив наличие воды в кране, мы неслись через дорогу за пустыми вёдрами и, успев раньше всех, наполняли водой свои вёдра и, наполнив их водой, пыхтя от усилий, оттаскивали вёдра от крана, освобождая место для следующего ведра. А потом кто-нибудь из нас нёсся через дорогу за мамой или бабушкой, которые и относили полные вёдра с водой домой.
Очень часто напор был очень слабым, и приходилось ждать по пятнадцать-двадцать минут пока заполнится ведро. Если мы не успевали первыми к ближайшей от дома колонке, и напор был маленьким, мы с большой неохотой бежали к другой колонке, которая находилась метрах в двухстах-трёхстах от нашей, но которая находилась значительно ниже по уровню, и в ней всегда напор воды был более мощным. И хотя мы жили в комнате, которая была почти полностью под землёй и со всеми удобствами «за чумом», наше детство в памяти осталось, как светлое время жизни и это в основном благодаря величественным горам, которые нас окружали с первых дней наших жизней.
Всё детство до самой школы я провёл во дворе нашего дома, так как я не ходил в детский сад. Из-за указанных мною условий проживания, мы все в раннем детстве много болели простудными и другими детскими болезнями, большинство из которых мы получали после визитов двоюродной сестры и брата, детей старшей сестры отца тёти Нины. А они свои болезни получали в детских садах, в которые мы как раз-то и не ходили! И только благодаря их визитам, мы получили полный комплекс детских болезней детского сада. За всё детство я, может быть, провёл в детском саду не более пары недель и то, когда там работала фельдшером мама. Когда она уволилась, я не захотел идти в детский сад, хотя меня особенно никто и не принуждал. Я даже ребёнком как-то не вписывался в стадные правила поведения, которые навязывали всем без исключения детям. Мне было гораздо интересней осваивать величественные горы, чем повторять за всеми остальными одно и тоже.
У бабушки с дедушкой был на крохотном участке огорода курятник и довольно-таки большой подвал. В этом подвале стояли дубовые бочки с разными солениями. Осенью вся семья занималась заготовками на зиму. В дубовых бочках солили капусту, огурцы и помидоры. Для этой цели мы обрывали листья с вишен и кустов смородины, которые тоже росли на нашем огороде. В такие дни обычно собирались все взрослые нашей семьи и дружно шинковали специально отобранные сорта капусты, моркови, всё это активно перемешивалось, посыпалось солью, добавлялись перечисленные выше листья и специи. Когда очередной бочонок набивали до самого верха, сверху клали крышку бочки, которая сверху придавливалась тяжёлым камнем для создания нужного давления.
Очень часто между шинкованной капустой помещали или целые кочаны капусты или половинки, которые после завершения квашения были очень вкусными. Квашеная капуста, солёные огурцы получались очень крепкими, капуста хрустела на зубах и брызгала вкуснейшим соком, солёные огурцы были очень крепкими и вкусными и когда их ели, хруст стоял по всей комнате. Такой квашеной капусты и таких солёных огурцов и помидоров я больше никогда не ел.
В детских воспоминаниях остались и вкуснейшие пышки, которые часто пекла к чаю бабушка. Обычно она подготавливала дрожжевое тесто с вечера, которое поспевало к утру. Из этого теста бабушка делала лепёшки толщиной в сантиметр, которые она разрезала на прямоугольники, края которых надрезала. И потом бросала их в кипящее растительное масло, в котором тесто за несколько минут раздувалось, разрезы на краях прямоугольников теста становились похожими на пальцы и в таком виде, с пылу — с жару их подавали к чаю. А чай в детстве мы пили по старинке, горячий чай из чашек мы наливали в свои блюдца и уже из них его пили, запивая вкуснейшие пышки. Так чай пили до революции, но об этом я узнал гораздо позже.
