Борис Соколов - Котовский
В мае 1912 года Котовского направили на строительство Амурской железной дороги и назначили бригадиром. Котовский трудился усердно, о побеге не помышлял и удостоился похвалы от начальства. Подобная кротость и временная законопослушность «атамана Ада» были вполне объяснимы. Дело в том, что 21 февраля 1913 года в Российской империи отмечали 300-летие правления дома Романовых. По поводу юбилея царствующей династии была объявлена широкая амнистия, и Котовский надеялся попасть под нее. Но его преступления были сочтены слишком тяжкими, и амнистия нашего героя не коснулась. Это печальное известие он получил еще 19 февраля. А уже 27 февраля бежал с каторги. Очевидно, к тому моменту он успел подготовить всё необходимое для побега (деньги, запас продовольствия, подложные документы), но ждал возможной амнистии. В советской автобиографии Котовский написал для солидности, что «при побеге убил двух конвоиров, охранявших шахту». В действительности Григорий Иванович никого не убивал, да и в шахте в тот момент не работал.
За убийство двух стражников ему грозила бы смертная казнь. Как уже говорилось, Котовский до 1917 года кровь не проливал.
Побег произошел гораздо проще. Котовский бросился в лес, окружавший дорогу, которую строили каторжники, воспользовавшись ротозейством конвоя (может быть, опять не бескорыстного). К тому же бригадир явно пользовался большей свободой передвижения, чем рядовой каторжанин. В полицейских документах это назвали «скрылся с работ». Вслед беглецу отправилась телеграмма, объявлявшая в розыск ссыльнокаторжного Григория Ивановича Котовского, из мещан города Балты Подольской губернии, высокого роста, русоволосого, с рыжеватыми усами. Замечу, что в других ориентировках он назывался черноволосым.
В автобиографии, написанной Котовским в тюрьме 20 сентября 1916 года после последнего ареста, указано, что он бежал со строительства Амурской железной дороги, а про Нерчинские рудники и убийство двух часовых ничего не говорится. Полиции врать не имело смысла, она и так знала об обстоятельствах побега. А уж признаться в несовершенном убийстве двух часовых в тот момент мог только человек, решивший любыми способами покончить с собой.
Котовскому пришлось 70 километров идти по заснеженной тайге до Благовещенска. Он изрядно замерз, хотя у него были теплая одежда и запас продуктов (все это, равно как и деньги, смогли доставить на каторгу с воли). Оказался у него и подложный паспорт на имя мещанина Рудковского, который ему передали на явке в Благовещенске. С этим паспортом он работал некоторое время грузчиком на Волге, в Балашове, на строительстве мельницы, а также кочегаром, чернорабочим, кучером, молотобойцем. Впоследствии Котовский утверждал, что уже тогда вел революционную пропаганду: «Работая на Волге грузчиком, чернорабочим на постройках и в помещичьих имениях, кочегаром на мельнице, помощником машиниста, кучером, разливальщиком и рабочим на пивоваренном заводе, молотобойцем, рабочим кирпичного завода, рабочим на постройке железной дороги — везде я будил ненависть к эксплуататорам, к тем, кто выжимает последние соки из рабочего и бедняка».
В Сызрани его арестовали, но он легко бежал из-под ареста. Для маскировки Григорий Иванович перекрасил волосы и усы, надел длинное пальто и большую шляпу с широкими полями.
Уже осенью 1913 года Котовский добрался до Бессарабии, опять сколотил шайку из семи человек и обзавелся еще одним фальшивым паспортом на имя Гушана. До конца года он успел совершить пять грабежей. Не повезло, в частности, помещику Назарову (уже вторично) и арендатору винокуренного завода Фукельману. «Снова организовал террор на помещиков и богачей, и снова они почувствовали мою руку», — с гордостью вспоминал Котовский.
В Кишиневе Котовский жил либо на малине у вора Абрама Кициса, либо в дешевом трактире «Лондон». Одно время он для маскировки работал кочегаром и агрономом, но больше находился на нелегальном положении. В 1914 году котовцы отметились десятью грабежами, в том числе в Кишиневе, Тирасполе, Бендерах и Балте. В 1915 году было совершено более двадцати налетов, в том числе три — в Одессе. В частности, здесь Котовский существенно облегчил сейф миллионера Блумберга. В банде было уже 16 человек, в том числе матерые рецидивисты: Загари, после памятной драки подружившийся с Котовским и признавший его первенство, Дорончан, Радышевский, Шефер, Кириллов («Байстрюк»), Кицис, Гамарник, Игнатий Пушкарев, Федор Стригунов, Степан Руснак, беглые солдаты Афанасьев и Перекупке. Среди наводчиков был школьный товарищ Михаил Попеску, ставший псаломщиком в церкви в Ганчештах. В Одессе на Котовского работали братья Гефтман, братья Авербух, Михаил Ивченко. Последний был схвачен полицией, и его поимка впоследствии помогла выйти на след Котовского.
Седьмого мая 1914 года в Кишиневе по инициативе благотворительного общества намечено было провести День синего цветка — день пожертвований в пользу сирот. По улицам города ходили волонтеры и продавали цветы. Вся выручка шла на нужды сирот. Кто сколько платил, зависело от совести и финансовых возможностей. Но некоторые богатые горожане платили за цветы сущие гроши. Известна легенда, что Котовский, узнав об одном таком скупом рыцаре — купце первой гильдии, неожиданно нагрянул к нему домой, назвался и прикрепил цветок к лацкану пиджака жертвы. Перепуганный купец бросил в чашку для сбора пожертвований пачку крупных купюр, которую Котовский честно передал благотворительному комитету. Но существует и другая легенда, связанная с детьми-сиротами, которая, на наш взгляд, выглядит более правдоподобно. Будто бы Котовский и его шайка являлись к богатым жителям Кишинева с цветами и благотворительными кружками и предлагали сугубо добровольно пожертвовать на нужды несчастных сирот. Жертвовали весьма щедро, но ни до каких благотворительных обществ деньги не доходили, оседая в карманах Котовского и его товарищей, потом просаживались в ресторанах, шли на покупку оружия, на взятки полиции, на проституток и т. д. Сам Григорий Иванович, конечно, до проституток не опускался, заводя бурные романы с благородными дамами. Позднее, в 1918 году, в Одессе молва приписывала Котовскому роман с самой Верой Холодной.
После побега с каторги Котовский и его шайка все больше переносили свою деятельность в города, почти не занимаясь налетами на помещичьи имения. Ведь в Кишиневе, а тем более в Одессе можно было взять гораздо большую добычу. Но в связи с этим отпадала необходимость делиться с крестьянами-бедняками и играть в Робин Гуда и Дубровского. В городах добыча делилась только между членами банды и их пособниками-наводчиками.
Еще Котовский иной раз требовал от своих жертв «денег на революцию». Но впоследствии ни одна из революционных партий не призналась, что получала от Котовского деньги.
Одесские писатели Илья Ильф и Евгений Петров в своем знаменитом романе «Двенадцать стульев» спародировали Григория Котовского в образе великого комбинатора Остапа Бендера, чья фамилия напоминает название города Бендеры, в окрестностях которого Котовский был в последний раз арестован царской полицией. Бендер создает «Союз меча и орала», чтобы собирать с доверчивых «бывших» деньги на помощь беспризорным детям и на свержение советской власти (то есть на революцию или на контрреволюцию, в зависимости от того, кто как на это дело смотрит).
Но чаще всего Котовский рассылал кишиневским и одесским богачам короткие записки с требованием внести по определенному адресу в такой-то день и час указанную сумму. И мало кто рисковал не удовлетворить это требование.
С началом Первой мировой войны Бессарабская губерния стала прифронтовой зоной и была объявлена на военном положении. Однако это первое время не сильно сказывалось на действиях банды Котовского. Разве что в связи с массовой мобилизацией в армию труднее стало вербовать новых членов. Но Григорий Иванович и тут нашел выход.
В марте 1915 года на станции Бендеры котовцы освободили 60 заключенных из арестантских вагонов и на повозках вывезли их в безопасные места. Часть из них присоединилась к шайке. Правда, теперь в случае поимки Котовскому и его друзьям грозила уже не каторга, а виселица, но до поры до времени они предпочитали об этом не задумываться.
Очень ярким был налет в сентябре 1915 года на одесскую квартиру крупного скотопромышленника Арона Гольштейна. Под дулом револьвера Котовский предложил купцу внести в «фонд обездоленных десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Скотопромышленник понадеялся обойтись «малой кровью» и предложил 500 рублей в пользу обездоленных детей. Такая скаредность возмутила «атамана Ада», и он распорядился как следует потрошить скрягу. Из сейфа и карманов Гольштейна и его гостя барона Штайберга выгребли 8838 рублей «детишкам на молочишко». На прожитье Гольштейну оставили 300 рублей. Правда, нет никаких сведений, что хотя бы рубль из этой суммы дошел до обездоленных. Еще жертвами котовцев в Одессе стали владелец магазина готового платья Коган и банкир Финкельштейн, лишившиеся соответственно трех и восьми тысяч рублей. При этом гувернантке Финкельштейна вернули взятые у нее дешевые серьги. В газетах Котовского называли «новым Пугачевым или Карлом Моором».
