Петр Толочко - Кочевые народы степей и Киевская Русь
Процесс ассимиляции русичами торческого населения южнорусского пограничья, протекавший активно в XI — начале XIII в., окончательно завершился, по-видимому, уже в эпоху монгольского владычества. Правда, в этот период, как свидетельствуют археологические материалы, часть черных клобуков Поросья откочевывает в степи Поволжья, а также в Поднестровье[156].
Глава 5
Половцы и Русь
Не успели русские люди перевести дух от печенежских и торческих набегов, как пришлось столкнуться с новым сильным врагом. В южнорусские степи, сметая на своем пути печенегов и торков, хлынули орды половцев. К 60-м годам XI в. они освоили огромные степные пространства протяженностью с востока на запад 2 тыс. км и с юга на север — 400–500 км. Беспокойными соседями Руси половцы оставались вплоть до монголо-татарского нашествия.
Название «половцы» имеет русское происхождение и не являлось самоназванием этого народа. Средневековые авторы, писавшие на греческом и латинском языках, называли половцев куманами или команами. Арабские и персидские географы и историки IX–X вв. упоминают страну и народ кимаков, а также кипчаков.
В исторической литературе длительное время предпринимаются попытки этимологического истолкования русского термина «половцы». Польскому историку начала XVI в. Матвею Меховскому казалось, что «половцы в переводе на русский язык означает „охотники“ или „грабители“, так как они часто, делая набеги, грабили русских»[157]. Русский историк А. А. Куник считал, что слово «половцы» происходило от слова «половый» — изжелта-белый, желтоватый, соломенно-желтый. Несмотря на совершенную неприемлемость такого толкования (торки-кочевники никогда не были светловолосыми, и нет источников, которые бы это утверждали), оно было поддержано Д. А. Расовским, М. И. Артамоновым, Л. Н. Гумилевым и другими исследователями. С. А. Плетнева повторила это объяснение в монографии «Половцы», вышедшей в 1990 г.
Между тем в литературе имеется другое и, как кажется, более корректное толкование названия «половцы». Е. Ч. Скржинская, обратив внимание на зафиксированное в летописях понятие «онополовец» в значении — живущий по ту сторону реки, пришла к выводу, что именно оно послужило исходным для наименования русскими новых соседей[158].
В представлении русских половцы были жителями днепровского Левобережья. Рассказывая об участии половецких дружин в походе Юрия Долгорукого «в Русь» в 1152 г., летописец заметил, что с ним пошли не только Отперлюевы и Таксобичи, но «и вся Половецкая земля, что же ихъ межи Волгою и Днепромъ»[159]. Следовательно, левый берег Днепра был как бы половецкий, а правый — русский. Когда в 1193 г. Ростислав Рюрикович выступил в поход на половцев, то по пути вглубь половецких кочевий узнал, что их вежи и стада находятся на правой стороне Днепра, которую он именует Русской. «И ѣхаша изъездомъ и быша на Ивлѣ на рѣцѣ на Половѣцкой, и ту изъимаша сторожи Половѣцкыя и вземше у нихъ вѣсть, аже Половци днища далѣе лежать, и вѣжа, и стада по сей сторонѣ Днепра, по Русской»[160].
Анализируя летописные известия, повествующие о взаимоотношениях русских с половцами, нетрудно убедиться, что правый берег Днепра имеет определение не только «Русского» или «Киевского», но также и «сей» стороны. Левый практически всегда именуется «оной стороной». В летописной статье 1172 г. говорится, что киевский князь Глеб Юрьевич «ѣхалъ на ону сторону к онѣмъ Половьцамъ»[161].
В цитированной летописной фразе, по-видимому, и содержится разгадка названия «половцы». Для русских летописцев они действительно были жителями «оного пола», то есть «онополовцами» или просто «половцами».
Со временем половцы освоили также степное Правобережье, но это уже не изменило их восприятия русскими людьми — как народа, живущего на противоположной стороне Днепра.
В Византии, а также некоторых западных странах новый кочевой народ фигурирует под именем куманов. По мнению ряда исследователей, это объясняется тем, что в южнорусских степях в XI–XIII вв. кочевали не один, а два близкородственных народа. Половцы занимали степи между Волгой и Днепром, а куманы — между Днепром и Дунаем. В свете данных археологии, предположение это не лишено вероятия, хотя следует признать, что средневековые хронисты такого различия не знали. Для русских летописцев все кочевники были половцами, для греческих и европейских авторов — куманами.
Первоначально половцы входили в Кимакский каганат с центром в Прииртышье и назывались кипчаками.
В конце X — начале XI в., освободившись от кимакской зависимости, они двинулись на запад. «Марш» кипчаков был стремительным. Уже к середине XI в. они вышли к Днепру, а к началу 70-х годов XI в. освоили и степные просторы между Днепром и Дунаем. При этом прежние хозяева степей — печенеги и торки — были подчинены их воле или ушли под защиту могущественных государств — Византии и Руси.
Изучение исторической географии Половецкой земли с привлечением археологических источников позволяет уточнить ее летописную локализацию. Северная граница «Поля Половецкого» проходила на Левобережье — в междуречье Ворсклы и Орели, на Правобережье — в междуречье Роси и Тясмина. На юге оно включало северокавказские, приазовские, крымские и причерноморские степи.
Этнически эта огромная страна не была только половецкой. Здесь жили и другие народы: аланы, яссы, хазары, гузы, косоги. По-видимому, они являлись основным населением городов Шаруканя, Сугрова, Балина на Донце, Саксина на Волге, Корсуня и Сурожа в Крыму, Тмутаракани на Тамани. Письменные источники называют эти центры кипчакскими, но не потому, что они были населены половцами, а потому, что находились под их владением. Некоторые из существовавших ранее городов (например, Саркел) были разгромлены и превращены в половецкие зимовники.
История половцев после заселения ими восточноевропейских степей разделена исследователями на четыре периода: первый — середина XI начало XII в., второй — 20–60-е годы XII в., третий — вторая половина XII в., четвертый — первая половина XIII в. Каждый из периодов имеет свои особенности как в области внутреннего развития, так и во взаимоотношениях с Русью и другими соседями.
Первый период характеризуется необычайной агрессивностью половцев. Они устремлялись к границам земледельческих стран, вторгались в их пределы, грабили население.
Страсть к наживе толкала отдельных представителей половецкой верхушки к участию в войнах русских князей друг с другом или же с западными соседями. За эту помощь они получали двойную цену: богатые дары от союзников и контрибуцию с побежденных. В этот период своей истории половцы находились на начальной, таборной стадии кочевания, характеризовавшейся постоянным передвижением их орд по степи. По свидетельству Евстафия Солунского, «это племя (куманы. — П. Т.) не способно пре бывать устойчиво на одном месте, ни оставаться (вообще) без передвижений; у него нет понятия об оседлости, и потому оно не имеет государственного устройства»[162].
Начало XII в. ознаменовалось значительными изменениями в жизни половцев. К этому времени все степное пространство было разделено между отдельными ордами, и каждая из них кочевала на вполне определенной территории. В этот период половцы, оказавшиеся непосредственными соседями Руси, не могли рассчитывать на безнаказанные вторжения в ее пределы.
Второй период половецкой истории в восточноевропейских степях совпал по времени с начальным этапом феодальной раздробленности Руси, ознаменовавшимся обострением междукняжеских отношений. Увлеченные борьбой за Киев или лучшие столы, русские князья как бы забыли о половецкой опасности. Между тем половцы достигли высшего этапа своего развития. Завершился переход ко второму способу кочевания, характеризовавшийся появлением устойчивых границ каждой орды и наличием постоянных зимовников. Вместо крупных, но неустойчивых объединений появились сравнительно небольшие орды, состоявшие как из кровнородственных, так и некровнородственных семей и родов.
О размерах отдельных половецких орд можно судить на основании письменных свидетельств. Так, согласно грузинской летописи, из южнорусских степей в Грузию откочевала половецкая орда хана Атрака (Отрока — в русских летописях) в количестве 40 тыс. человек, в том числе 5 тыс. воинов. Судя по наличию у хана Селука семитысячного корпуса, который он привел к Чернигову в 1128 г., орда его также насчитывала не менее 40 тыс. Хан Котян откочевал в Венгрию в 1237 г. с 40-тысячной ордой. Были орды меньших размеров. Есть данные, позволяющие утверждать, что орда хана Башкорда насчитывала 20 тыс. воинов.