Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1994 год
— Говоришь, что у вашего креста восемь концов, Николя. А «языков» назвал только семь.
Николя рассмеялся.
— Верно подмечено. Восьмым был «язык» Англии. Но король Генрих Восьмой отобрал у Ордена его земли в Англии, изгнал из своей страны и казнил многих рыцарей, которые не захотели перейти в протестантство.
— А сам ты когда станешь рыцарем?
— Года через три, когда мне исполнится восемнадцать лет. Надо еще принять участие в трех «караванах» — морских экспедициях против неверных. И если не погибну от ятагана, пули или пушечного ядра, получу мантию, шпагу христианского рыцаря и.... тонзуру.
— Монахом станешь? Не могу представить тебя монахом.
Николя вздохнул.
— Таков обычай. Принимая рыцарский сан, кандидат дает обет безбрачия, бедности и воздержания. У мальтийского рыцаря нет ни семьи, ни детей. Впрочем, настоящих-то монахов среди рыцарей почти не осталось. Таких, как Бастьен, можно по пальцам перечесть. Ныне иные времена. Что тонзура? Под париком кто разглядит, что у тебя макушка выбрита. Биться с турками и берберами это не мешает. Зато какой шанс устроиться в коммандери где-нибудь на юге Франции. Здесь все об этом мечтают.
Жизнь есть жизнь.
«Ишь, как далеко заглядывает! — подумал Андрей. — Не споткнуться бы».
На тесной площади высилась простая и суровая на вид церковь.
— Церковь во имя нашего патрона Иоанна Крестителя, — сказал Николя.— Вон с того балкона над западным входом объявляют народу об избрании очередного великого магистра... через три дня после кончины предыдущего.
— Что-то больно быстро — через три дня, Николя.
— Так надо. Чтоб папа римский не успел выставить своего кандидата...
В просторной церкви не было ни души. Вся она блистала мрамором, бронзой, серебром и позолотой. Под высокими сводами с круглыми проемами шелестело эхо. Темнел трон великих магистров. С фресок на Андрея и Николя строго глядели темные лики святых. В глубине церкви виднелась дивная картина — «Усекновение главы» кисти Караваджо.
В сводчатом склепе таились саркофаги из яшмы, порфира и агата. Поверх саркофагов — лежачие мраморные статуи воинов с молитвенно сложенными ладонями. И повсюду барельефы, бюсты, статуи, гербовые щиты с латинскими письменами.
— Вот это саркофаг великого магистра Вилье де Л-Иль Адама, который привел Орден на Мальту, — почти шепотом объяснял Николя.— А в нише слева лежит Жан Паризо де Ла Валлетт. Всего тут двенадцать саркофагов...
Звенело в ушах от царящей в склепе мертвой тишины. В главном зале церкви Николя, облегченно вздохнув, продолжил рассказ:
— Когда в склепе не осталось более места, великих магистров стали хоронить в боковых приделах. И погляди на пол, Андрэ. Он весь устлан могильными плитами. Всего их четыреста. Тут много наших провансальцев...— переходя от плиты к плите, Николя читал эпитафии.— Вот здесь лежит рыцарь из семьи Вильнев. А дальше Симианы, Мирабо, Понтевэ, Сабраны, Вальбели...
Страда Реале завершалась анфиладой широких ступеней, которые вели к Сен-Эльмо, цитадели в виде пятиконечной звезды. Спускаться к ней Николя не захотел.
— Надоели эти лестницы! Скачешь по ним с утра до вечера. Святой Эльм, между прочим, заступник моряков-христиан. Прошлым летом «Глорьез» попала в шторм. Ну, думаем, пропали — перевернет галеру. Но на мачтах и реях заиграли голубые огоньки. Слышим — слабый треск. И у всех полегчало на душе: святой Эльм давал знать, что берет галеру под свою защиту. «Глорьез» тогда сильно потрепало, но мы остались живы. А у вас кто заступается за моряков?
— У нас? У нас Николай Угодник...
С восточных укреплений Валлетты перед ними открылся великолепный вид на Большой порт. На другой его стороне почти отвесно поднимались из воды стены фортов Сен-Анжело и Сен-Мишель. За ними видны были тесные кварталы «старых городов» Биргу и Сенглии, купола церквей.
— Надежный порт, — заметил Николя. — Но все же, когда подует северо-восточный ветер, вход в него и выход небезопасны.
Две галеры совершали непонятные маневры. Уйдя на веслах в дальний конец порта, возвращались на прежние места. Второй, третий раз. Слышны были команды, трели свистков.
— Учеба? — спросил Андрей.
Его юный гид неопределенно пожал плечами.
— Ни то, ни другое. Видишь ли, капитаны остерегаются оставлять галерников без дела. Они тогда начинают думать о побеге, о свободе. Туркам и берберам — этим канальям, нельзя давать ни отдыха, ни еды вволю.
— Но среди галерников есть ведь и французы, и испанцы, и итальянцы, Николя. Наконец, это живые люди.
На лице Николя появилась гримаса.
— Турки и берберы — люди? Или, думаешь, они лучше обращаются с нашими? Око за око, зуб за зуб! А французы, испанцы и итальянцы, о которых ты печешься, — это воры и убийцы, бродяги и нищие. Им самое место на галерах.
— У нас на веслах сидят солдаты.
— Странно! Или в Московии живут одни праведники?
Посетить Святой госпиталь Николя не захотел.
— Стараюсь бывать там пореже, — признался он.— Язвы, болячки. Фи! Недолго и заразу подхватить. Будешь учиться на медикуса, так встретимся в Святом госпитале еще не раз. Ведь «языки» по очереди дежурят в его палатах. Ну, все, Андрэ. Город мы с тобой поглядели. Побегу в таверну «Золотой петух». Там у меня рандеву с друзьями. Адье!
И Николя, насвистывая, отправился по своим делам.
Почему-то захотелось еще раз взглянуть на «Глорьез», и Андрей отправился в Галерную бухту.
Галера была пришвартована кормой к причалу. Капитан Аллар и рыцари давно разошлись по домам. Плотники ставили новую переднюю мачту взамен поврежденной турецким ядром. Гребцов поглотила утроба тюрьмы при форте Сен-Анжело. Окованный железом зев тюрьмы выходил прямо на причал.
При виде галеры в памяти Андрея, будто наяву, вновь ожили недавние события — кровопролитная схватка на палубе «Ятагана», яростные клики бойцов, сверкание ятаганов и палашей, груды мертвых тел. Не перехвати мальтийцы турецкий корабль, гнить бы ему в стамбульском Арсенале или на галере падишаха. И в то же время было чувство некой вины перед Мехметом и Масудом. Суровые это были люди, а относились к нему неплохо.
До чего же приятно ощущать, что ты вольный человек! Андрей отправился на городской рынок. Рынок был многолюден, но на нем царили порядок и чистота. На одном его краю продавали всевозможное добро, явно добытое мальтийцами в морских походах. Рядом работали кустари. Бородачи в тюрбанах и халатах раскатали на горячих каменных плитах персидские ковры, разложили цветастые восточные ткани, рассыпали на холстах золотые и серебряные кольца, браслеты, серьги. Тут же — корзины, полные изюма, фисташек и инжира, кувшины с оливковым маслом. Источали резкие запахи мешки с перцем, кардамоном, корицей и гвоздикой. Сидели менялы. Перед ними столбики монет. Совсем как в Стамбуле!
В зеленных рядах — дивные овощи и фрукты, горки кроваво-красных апельсинов. Тут же выставлена на продажу живность — овцы, козы. В руках у одного крестьянина корзина с кроликами. У другого — негодующий огненно-рыжий петух. Продавали лошадей, ослов.
Сладкий сытный запах привел Андрея к хлебному ряду. Хлеб! Пекари в чистых передниках разложили на досках хлеб, горячие пирожки с сырной начинкой. Пожилая мальтийка продавала румяные хлебцы, один красивей другого. По обе стороны прилавка и за ее спиной щебетали в клетках чижи и канарейки.
Эх, была не была!
Андрей достал одну из монеток — тари, которые дал ему Бастьен. Пышный хлебец принял обеими руками. Мальтийка, остановив его жестом, с улыбкой добавила немного меда. Хлеб оказался необыкновенно вкусным. У меда был запах аниса.
Спасибо тебе, добрая женщина!
На западной стороне Валлетты, прямо под крепостными стенами, жили рыбаки. Присев на раскаленный солнцем камень, Андрей долго глядел на то, как прибывают с моря голубые, зеленые и красные парусные шаланды. Их встречали женщины, дети. Рыбаки кидали им в корзины тунцов, макрель. Мелькали руки в блестящей рыбьей чешуе.
К вечеру Андрей вновь вышел на Страду Реале. Жара заметно спала, и улица преобразилась. В окнах жилых домов, магазинов и лавок приветливо мерцали свечи, лампы и цветные фонарики. Страду Реале заполнила пестрая шумная толпа. Там и сям собирался в заговорщицкие кружки местный люд. Не спеша расхаживали старики — в руках клетки с певчими птицами. Смех, оживленные разговоры на всех языках Европы. Фланировали рыцари в полной форме и при шпагах, щеголи в цветных камзолах, высоких чулках и башмаках. Знакомые обменивались церемонными поклонами. Приглашали друг друга к вынесенным наружу столикам. Угощались сладостями, пили кофе, сиропы со льдом.
«Лед! — удивлялся Андрей. — Откуда лед при такой жаре?» Окна обержей были ярко освещены. Оттуда доносились разговоры, смех, звон посуды. Рыцари собирались на вечернюю трапезу.
