Юрий Игрицкий - Россия и современный мир № 1 / 2010

Российские женщины делают свою карьеру в большей степени случайно, не проявляя выраженной готовности бороться за свое место «под солнцем». Отсутствие институциональных условий, гарантирующих женщинам представительство в законодательной власти, приводит к тому, что именно эта ветвь власти является наиболее закрытой для женщин. Однако сами женщины, как и российское общество в целом, не воспринимают сложившуюся ситуацию как недопустимую. Опрос, проведенный организацией «World Public-Opinion.org» (2008), показал, что в России лишь треть населения (35 %) считают очень важным, чтобы женщины имели права полностью равные с мужчинами, а 17 % полагают, что это не слишком важно (1, с. 234). В известной степени именно поэтому российским женщинам пока не удалось переломить ситуацию и повысить уровень своего представительства в структурах власти.

И при Б. Ельцине, и при В. Путине женщины в большой политике оставались маргиналами. Тем не менее сегодня в этой области намечаются сдвиги, и происходит это прежде всего благодаря переменам внутри самой власти. Присутствие женщин в правительстве одни эксперты рассматривают как элемент современного политического дизайна, символический жест российской власти в сторону мирового сообщества, другие – как искреннее стремление обновить политическую элиту и способствовать продвижению во власть новых кадров. Говорить об устойчивой тенденции пока рано. Речь идет о «точечных назначениях», решения о которых принимаются на уровне федеральной или региональной власти. Главное состоит в другом: в России до сих пор отсутствуют институциональные условия соблюдения гендерного паритета при формировании выборных органов или назначении на государственные посты.

Анализ мотивации женщин, работающих на высших руководящих постах в региональной власти, несмотря на все ограничения метода исследования, позволяет убедиться в том, что женщины во власти менее прагматичны, профессионально-ориентированы и пытаются достичь высоких результатов в своей деятельности, чтобы доказать команде, что они умеют работать не хуже мужчин. Мотивация достижения, в противовес выгоде, является для них мощным мотивационным стимулом. Однако не следует слишком идеализировать ситуацию. Несмотря на выраженность профессиональной мотивации и мотивации достижения, женщина на руководящем посту во власти никогда не будет действовать в ущерб своему карьерному росту и сделает все возможное, чтобы защитить себя от карьерного падения. Однажды покорив вершину власти, они не хотят с ней расставаться. Не следует забывать, что у женщин-депутатов нередко ведущими являются скрытые коммерческие мотивы или мотивы защиты организаций, которыми они руководят. В современной России доступ к власти открывает большие возможности для личного обогащения, что вряд ли стоит забывать (7; 8). Гендерные различия, как бы существенны они ни были, не могут кардинально трансформировать исходные мотивационные установки, поэтому и мужчины, и женщины во власти остаются проводниками тех норм, которые там уже сложились.

В политологической литературе широко распространена точка зрения, что вступление женщин в политику и власть способствует демократизации общества (1, с. 8). Применительно к западному обществу этот тезис вполне обоснован, поскольку в странах с развитой демократией на ведущие позиции во власти продвигаются женщины, представляющие гражданское общество. В России складывается иная ситуация. В исполнительную власть на высокие посты назначаются женщины, хорошо знакомые первым лицам и лояльные им, многие женщины фактически «назначаются» депутатами. Могут ли подобранные по этому принципу кадры способствовать демократизации российской политической системы? Думается, нет. Пока российские элиты формируются в соответствии с бюрократической логикой, они будут реализовывать исключительно охранительные функции.

1. Айвазова С. Российские выборы: гендерное прочтение. – М.: ОАО «Московские учебники и картолитография», 2008.

2. Гаман-Голутвина О. Региональные элиты России: Персональный состав и тенденции эволюции. – В кн.: Самые влиятельные люди России, 2003. – М.: Ин-т ситуационного анализа и новых технологий, 2004. – С. 36–83.

3. Гаман-Голутвина О. Политические элиты России: Вехи исторической эволюции. – М.: РОССПЭН, 2007.

4. Гаман-Голутвина О. Российская элита в годы президентства В. Путина // Два президентских срока В.В. Путина: динамика перемен. – М.: ИНИОН РАН, 2008. – С. 72–96.

5. Канакьянова Р. Современные тенденции преодоления гендерной асимметрии в государственном управлении // Власть. – М., 2006. – № 12.

6. Кочкина Е. Политическая система преимуществ для граждан мужского пола в России, 1917–2002 гг. – В кн.: Гендерная реконструкция политических систем / Ред. – сост. Степанова Н., Кочкина Е. – СПб.: Алетейя, 2004. – С. 477–523.

7. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. – М.: Захаров, 2005.

8. Региональные элиты Северо-Запада России: политические и экономические ориентации / Под ред. Дуки А.В. – СПб.: Алетейя, 2001.

9. Чирикова А., Лапина Н. Женщина на высших этажах власти: российские практики и французский опыт: Аналитический доклад. – М.: Институт социологии РАН, 2009.

ОБЩЕСТВЕННОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ: КОРРЕЛЯЦИЯ ОБЪЕКТИВНЫХ И СУБЪЕКТИВНЫХ ФАКТОРОВ

В процессе изучения социума согласование объективных и субъективных показателей его состояния на уровне теоретической социологии воспринимается как аксиома, но вопрос о характере этой взаимосвязи остается открытым и достаточно редко попадает в поле зрения эмпирической социологии. При этом данные, характеризующие те или иные стороны общественного благополучия, взяты из различных источников. В качестве объективных показателей использованы статистические данные (http://www.gks.ru/), а в качестве субъективных – результаты социологического исследования (Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения – РМЭЗ, проводившийся практически ежегодно с 1992 по 2007 г. и охватывавший 10–12 тыс. человек)35.

Прежде всего, дадим необходимые пояснения к понятию «общественное благополучие». В документах Экономического и социального совета ООН (ЭКОСОС) все настойчивее ставится вопрос о необходимости перехода от измерения социального капитала к измерению общественного благополучия. В практике международных организаций проблема измерения последнего получила свое отражение. В частности, существующие индексы, такие как индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), индекс человеческого развития (ИЧР) и другие, фиксируют определенные параметры общественного благополучия, но прежде всего как экономический компонент. Задача состоит в том, чтобы измерить общественное благополучие социологическими методами, имея в виду такие его параметры как сеть социальных связей, активная гражданская позиция, чувство гражданской сопричастности, добрососедство, знания и навыки, социальное самочувствие и др. Другими словами, сложность задачи заключается в том, чтобы научиться измерять «человечное36 в обществе». Как указано в документе ЭКОСОС «От измерения социального капитала к измерению общественного благополучия: некоторые исходные соображения Соединенного Королевства»: «Мы (Управление национальной статистики Соединенного Королевства. – Г.В.) воспринимаем это понятие как благополучие общества в целом, включая такие факторы, как экономическое благополучие, состояние здоровья нации, размер человеческого капитала и т.д.»373.

Большой вклад в популяризацию темы «капиталов» внесли как зарубежные (П. Бурдье, Дж. Коулман, Р. Патнэм, Ф. Фукуяма, К. Эрроу и др.), так и отечественные ученые (Н.П. Иванов, Р.И. Капелюшников, П.М. Козырева, В.В. Радаев, Н.Е. Тихонова, Е.А. Уваров и др.). Что касается «социального капитала», то это направление в социологии остается активно востребованным. Его значимость состоит в том, что социальный капитал тесно связан с показателями общественного благополучия. Понятно, что эффективная реализация социального капитала в современной России является обязательным условием преодоления всех видов кризисов. Прежде всего, речь идет о социальном кризисе или кризисе социальных отношений. Содержательная сторона понятия «социальный капитал» находится в стадии теоретико-методологического осмысления на протяжении уже нескольких десятилетий, что же касается его социологической интерпретации, то здесь имеет место разнообразие точек зрения. Но не решив вопрос об эмпирических социологических индикаторах социального капитала («человеческий капитал», «потенциал личности»), мы не сможем операционализировать понятие «общественное благополучие».