Андрей Медушевский - История русской социологии
Сближение права и социологии, их взаимное обогащение и синтез нашли свое наиболее яркое выражение и конкретное воплощение в центральной для государственной школы проблеме соотношения общества и государства в их историческом развитии.
Поиски объективного социального содержания права стали еще более характерны для государственников позднего периода, в частности Н.М. Коркунова, который само право определял как «разграничение интереса», подходя тем самым к пониманию его как продукта общественных противоречий. «Признание закономерностей в общественной жизни, – свидетельствует Г.Ф. Шершеневич, – стало общим в науке настоящего времени. Если в чем сомневаются, то только в возможности раскрытия их, вследствие чрезвычайной их сложности»105. В этом был несомненный шаг вперед в развитии науки, сделанный, однако, на позитивистской основе.
В центре социально-правового учения Коркунова лежит общий для всей государственной школы тезис о разграничении общества и государства. Новая концепция давала возможность изучать не только соотношения и взаимовлияние между обществом и государством, но и противоречия между ними. В перспективе это вело к рассмотрению государства как определенной социальной силы, а права – как выражения социальных противоречий. На этой основе строится известная теория государства как «юридического отношения» между обществом и государственной властью, в соответствии с чем сама наука государственного права определяется как «учение о юридическом отношении государственного властвования». Определенные социологические выводы из данного подхода находим уже у самого Коркунова, который отмечал, что «то или другое направление государственной деятельности есть всегда результат победы в этой борьбе той или другой партии, того или другого класса, тех или других личностей»106. Столкновение сил в борьбе за власть, аппарат принуждения, признавал он, могут привести к революции.
Вопрос об отношении государства к обществу Коркунов считает кардинальным, придающим современным политическим теориям социальную окраску. На практике эти теоретические положения служили обоснованием правового государства – конституционной монархии как идеального соотношения общества (парламент) и государства (монарх). Сходную постановку вопроса можно отметить и у других государственников позднего периода, в частности у П.И. Новгородцева, давшего ей специальное обоснование в своих трудах.
§ 2. Взгляд В.И. Сергеевича на социальную статику и социальную динамику. Методы государственных наук. Теория и политика права. Общество и государство в их историческом развитии
Переход от философии немецкого идеализма к позитивному методу как основная тенденция развития правовой науки того времени нашел отчетливое выражение в воззрениях того поколения представителей государственной школы, которое в литературе традиционно называется юридической школой. Данный подход встречаем уже у позднего Градовского, а затем у таких юристов, как В.И. Сергеевич, С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов. Среди историков он представлен именами В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова и др. Наиболее информативно в этом отношении обращение к мировоззрению В.И. Сергеевича. Общий взгляд Сергеевича на право наиболее полно проявился в основном его теоретическом труде «Задача и метода государственных наук», представляющем его философское кредо. Как и в сочинениях других основных представителей государственной школы, например позднего Кавелина. А также таких юристов и историков, как Муромцев, Ковалевский, Коркунов, в данном труде Сергеевича находим критику предшествующей, главным образом германской, философии права и обоснование новых позиций, все более становящихся достоянием юриспруденции. При осмыслении философско-правовых воззрений Сергеевича важно обратить внимание как на общие, типичные их черты в сравнении с другими учеными данного направления, так и на определенную их специфику, связанную с пониманием ученым задач права и его индивидуальной исследовательской методикой.
В.И. Сергеевич несомненно принадлежал к той группе ученых, которые не только восприняли общие установки государственной школы, но и дали им новое, чисто юридическое обоснование. Как и Градовский, Сергеевич был одной из ключевых фигур юридической школы, которая представляла собой развитие и новую модификацию учения государственников на базе правового, законодательного материала. В этом отношении Сергеевич был несомненно сторонником и продолжателем традиций рассматриваемого научного направления. Он выразил многие его идеи в виде готовых юридических формул, обосновав их логически и источниковедчески. Не случайно многие современники считали ученого сухим юристом, не выходившим за рамки чистой юриспруденции. О том же свидетельствует и критика Сергеевичем (и ВладимирскимБудановым) метода Ключевского как описательного, чисто художественного, лишенного юридической завершенности. Именно в трудах Сергеевича мы находим как теоретическое обоснование, так и практическое применение методов правового исследования на историческом материале, иначе говоря – историко-правовое исследование.
Рассмотрим более подробно решение Сергеевичем проблем методологии.
Анализ проблем метода Сергеевич начинает с основательного критического разбора теоретических основ немецкой юриспруденции с позиций позитивной науки, представленной главным образом англо- французской правовой наукой. Обязанная своим возникновением философским системам Канта и Гегеля, теоретическая юриспруденция Германии приобрела специфический характер, отличающий ее от правовой науки других стран. Отличие это состоит, по мнению Сергеевича, прежде всего в чисто метафизическом, умозрительном подходе германских ученых к праву, стремлении каждого из них непременно построить свои особую систему права, отличную от предшествующих, добиться выведения (дедуктивным путем) основных правовых норм из априорных и совершенно абстрактных понятий. В связи с этим интересно проследить собственное отношение Сергеевича к главным направлениям классической немецкой философии, а также его интерпретацию их роли в развитии европейской правовой науки.
Если С.М. Соловьев, Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин полностью принимали (по крайней мере, на первом этапе научной деятельности) философию Гегеля и его метод, не придавая особого значения кантианству и связанным с ним субъективным доктринам современной им германской науки, то последующее поколение русских ученых, отчасти из-за стремления преодолеть гегелевскую логику, а отчасти под влиянием позитивизма, начинает, несомненно, проявлять большой интерес к Канту. Как относился к этим философским течениям и спорам Сергеевич? Признавая ценность классической немецкой философии вообще как существенного стимула развития научной мысли, в том числе и правовой, он, по-видимому, был склонен к полному отрицанию ее метода как метафизического, выработанного сугубо априорным путем и безотносительно к анализу фактов. Так, рассматривая философское обоснование Кантом права, он подчеркивает идеализм его исходных установок: «Так как источником права является разум, а разум один, то понятно, что из него может быть выведена только одна система права, безусловно, необходимая и долженствующая вытеснить то разнообразие прав, которое представляет действительная жизнь. Таким образом, метода рационалистическая дает в результате идеальный порядок, единственно возможный»107.
Критика умозрительности и формального характера данной философии предрешает и отношение Сергеевича к ее практическим рекомендациям в области реформы права, к созданию новых его принципов. Однако чисто критическое отношение к учению Канта не способно объяснить широкого распространения его правовых воззрений в юриспруденции рассматриваемого, да и позднейшего времени. Сергеевич, по существу, не задается этой проблемой, сводя ее отчасти лишь к этической притягательности правовых воззрений мыслителя, а также их некоторому созвучию духу времени. Фундаментальное противоречие между методом и его практической реализацией у Канта Сергеевич видит в том, что единая рационалистическая, а потому вполне умозрительная, система права на деле предстает идеологией умеренного либерализма.
Еще более критичен Сергеевич в отношении Гегеля. Если за Кантом он признает хотя бы заслугу отстаивания прогрессивных политико-правовых идей, то консервативная доктрина Гегеля представляется ему окончательно сданной в архив. В отношении философского метода, считает он, – это чистая метафизика, в отношении политических идеалов – апология прусского полицейского государства. Интересно, тем не менее, проследить, в чем видит Сергеевич силу и слабость данной системы, а также причины ее популярности, поскольку проблема эта имела принципиальное значение для всякого представителя государственной (или юридической) школы. Известно, что критика Гегеля часто являлась для них (как, впрочем, и для младогегельянцев) не чем иным, как подведением итогов своего идейного развития, попыткой разделаться со своей прежней философской позицией. Так обстояло дело, например, с развитием взглядов Градовского, а отчасти, возможно. Муромцева, Новгородцева, других ученых. Что касается Сергеевича, то он, по-видимому, сразу прочно встал на противоположные позиции и именно с них дает оценку гегелевской философии права. Во всяком случае, Сергеевич также считал, что «на методе Гегеля полезно остановиться не только ввиду того высокого положения, которое он занимает в истории немецкой философии, но и для правильной оценки современных политических учений»108.
