Александр Зимин - Слово о полку Игореве
Замысел графа изобразить «в лицах» древние памятники оказался неосуществленным, но той же цели служило вскоре после этого изданное им Слово о полку Игореве.
Мысль о том, что произведение Иоиля можно было бы выдать за древнерусскую повесть, зародилась у предприимчивого графа под влиянием знакомства с Оссианом, который появился в русском переводе и мог быть ему знаком в подлиннике.[Имя Оссиана и отрывки из его поэм были изданы в России еще в 1781 г. в переводе романа Гете «Вертер». Оссиана упоминал в 1787 г. H. М. Карамзин (Маслов В. К вопросу о первых русских переводах поэм Оссиана-Макферсона // Сб. статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского. Л., 1928. С. 194–198).] В России имя Оссиана, как считает Н. Д. Кочеткова, «начиная с 80-х годов XVIII в., стало одним из известных и популярных».[Кочеткова Я. Д. Карамзин и литература сентиментализма // Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 353.] Обращает на себя внимание факт, что в 1791 г., т. е. в год, когда, по нашему мнению, Мусин-Пушкин приобрел Слово и решил выдать его за памятник литературы Древней Руси, вышли в свет «Картон, поэма барда Оссиана» (в переводе H. М. Карамзина), «Сельмские песни. Из творений Оссиановых» и «Любовь и Дружество» (вольное стихотворное переложение Оссиана, выполненное И. И. Дмитриевым).[Московский журнал. 1791. Ч. 2, кн. 2. С. 115–147; Ч. 3, кн. 2. С. 134–149; Ч. 3, кн. 3. С. 227–238. См.: Маслов В. И. Оссиан в России (библиография). Л., 1928. С. 11–12.] Наконец, в 1792 г. появился стихотворный перевод Е. Кострова «Оссиан, сын Фингалов» и прозаические переводы И. Захарова. Так или иначе, но и в предисловии к изданию Слова[ «В сем… сочинении виден дух Оссианов; следовательно, и наши древние герои имели своих бардов, воспевавших им хвалу» (Ироическая песнь. C. VI).] и в первых сообщениях о нем 1797 г. параллель с Оссианом проходит красной нитью.[См. также: Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе. Конец XVIII — первая треть XIX в. Л., 1980.]
В самом начале 1797 г. поэт М. М. Херасков в переработанном варианте своей поэмы «Владимир» воспевал Баяна:
«О! Древних лет певец, полночной Оссиян!В развалинах веков погребшийся Баян!Тебя нам возвестил незнаемый писатель;Когда он был твоих напевов подражатель,Так Игорева песнь изображает нам» и т. д.
В примечании он сообщал, что «недавно отыскана рукопись под названием: Песнь полку Игореву, неизвестным писателем сочиненная, кажется, за многие до нас веки».[Творения М. Хераскова, вновь исправленные и дополненные. М., 1797. Ч. 2. С. 300; Елеон-ский С. Ф. Поэтические образы «Слова о полку Игореве» в русской литературе конца XVIII — начала XIX вв.//Слово. С6.-1947. С. 97. Интересно, что в Ярославле Херасков был еще в 1788 г. (Прийма. К истории открытия. С. 48).] В октябрьском номере журнала «Spectateur du Nord» некто, скрывшийся под псевдонимом (установлено, что это был H. М. Карамзин), писал, что «два года тому назад в наших архивах был обнаружен отрывок из поэмы под названием „Песнь воинам Игоря“».[Дмитриев. История открытия рукописи. С. 411. Авторство H. М. Карамзина устанавливается по его переписке. См.: Письма H. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 474. В 1801 г. Карамзин писал: «За несколько лет перед сим в одном монастырском архиве нашлось древнее русское сочинение, достойное Оссиана и называемое „Песнею воинам Игоря“» (Карамзин Я. М. Пантеон русских авторов. СПб., 1801. Т. 1). Сообщение К. Ф. Калайдовича о том, что «граф А. И. Мусин-Пушкин в 1795 г. нашел сию поэму» (Сын отечества. 1821. № 27. С. 35), возможно, восходит к известию H. М. Карамзина.] Неточность этих сведений («отрывок») говорит о том, что сообщившие их лица вряд ли хорошо были знакомы со Словом, скорее всего, они знали о нем понаслышке. Кстати, и заглавие «Песнь о полку Игореве» совпадает с заголовком первых переводов памятника (Воронцовским, Белосельских-Белозерских),[Список Белосельских-Белозерских не мог быть составлен ранее конца 1793 г., ибо он принадлежал А. М. Белосельскому, вернувшемуся в Россию после многолетнего отсутствия лишь в конце этого года (Верещагин В. Московский Аполлон//Русский библиофил. 1916. № 1. С. 23; Ильинский Л. К Перевод «Слова о полку Игореве» по рукописи XVIII века. Пг., 1920. С. 5). Список ГПБ, F.XV, № 50, как установил Р. О. Якобсон, помещается в сборнике с комедией «Безымянная», игранной в доме А. И. Воронцова в 1795 г. (Якобсон Р. О. Тетрадь князя Белосельского//Слово о полку Игореве в переводах конца восемнадцатого века. Leiden, 1954. С. 40). Воронцовский список писан на ярославской бумаге выпуска 1795 г. (Дмитриев. История первого издания. С. 278). В Ярославской губернии находились основные владения А. И. Мусина-Пушкина. Таким образом, все три списка с мусин-пушкинского перевода появились, очевидно, около 1795 г. в связи с составлением копии для Екатерины II.] а не с самим памятником. Сведение о находке Слова два года тому назад, т. е. в 1795 г., могло относиться к копии, сделанной для Екатерины II около этого года.
К изданию Слова Мусин-Пушкин приступил сразу же после смерти Иоиля (25 августа 1798 г.),[Прийма. К истории открытия. С. 49; ЦГИА, ф. 797, on. I, ед. хр. 1639, 1798, л. 12.] как только переехал в Москву (в 1799 г.). Для этой цели он пригласил H. Н. Бантыша-Каменского и А. Ф. Малиновского.[Как установил М. Н. Сперанский, первые наброски примечаний сделаны А. Ф. Малиновским на бумаге с водяным знаком 1798 г. (Сперанский М. Н. Первое издание «Слова о полку Игореве» и бумаги А. Ф. Малиновского//Слово о полку Игореве. М., 1920. С. 10, 18).] Интересно что на следующий день после смерти Иоиля (т. е. 26 августа 1798 г.) ростовский архиепископ и приятель H. Н. Бантыша-Каменского Арсений счел необходимым написать ему «de morte Joel».[Лукьянов В. В. Дополнения к биографии Иоиля Быковского//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 15. С. 509.] Значит, Бантыш-Каменский хорошо знал Иоиля. Возможно, их знакомство было давним: ведь в 1745–1754 гг. Бантыш учился в Киевской академии. А это было в бытность там Быковского. Заметим, что до самой смерти Бантыш сохранял молчание о рукописи Слова. Это объяснить можно тем, что он догадывался о происхождении этого памятника или просто хорошо знал о том, кто был его автор. Бантыша с А. И. Мусиным-Пушкиным связывали давнишние связи.[Об А. И. Мусине-Пушкине см. в переписке Бантыша-Каменского с А. Б. Куракиным 1792 1794 гг.: Бантыш-Каменский H. Н. Московские письма//Русский архив. 1876. № 11. С. 262, 272.] Возможно, это и не позволяло ему высказаться о происхождении текста Слова. В 1800 г. Слово о полку Игореве увидело свет. Не менее восьми-девяти лет А. И. Мусин-Пушкин, владея рукописью Слова, не решался издать этот ценнейший памятник. Он это объяснял теми трудностями, которые возникали у него с разбивкой текста на слова, его переводом и комментированием.[ «Во время службы моей в С.-Петербурге несколько лет занимался я переложением оныя Песни на нынешний язык… прежде всего должно было ее разделить на периоды, и потом добираться до смысла, что крайне затрудняло, и хотя все было уже разобрано, но я, не быв переложением моим доволен, выдать оную в печать не решился» (Калайдович К. Ф. Биографические сведения о жизни… С. 36).]
Так как рукопись Игоревой песни, которой пользовался А. И. Мусин-Пушкин, была написана, на наш взгляд, в XVIII в., она содержала уже текст, разбитый на слова. Однако и в издании 1800 г., и в Екатерининской копии можно найти несколько случаев неправильного деления текста. Это можно объяснить следующими обстоятельствами. Неверное членение текста имело место в наиболее трудных для понимания случаях («въ стазби», с. 9, Е текста нет; «не былонъ» с. 11, Е «не было нъ»;[Чтение «по скочи» с. 20 (на с. 40 «поскочи») соответствует верному «поскочи» Е.] «Уримъ», с. 27; «му жа имѣся», с. 27, Е «мужа имѣся»; «воззни стрикусы», с. 35, Е «вознистри кусы»). Заметим, что в Екатерининской копии (восходящей к списку Мусина-Пушкина со сборника) в ряде случаев лучшие деления («кусы», «не было нъ»).
Ухудшение было произведено другими издателями, и в первую очередь А. Ф. Малиновским, при комментировании и сверке с «рукописью XV в.». А. И. Мусин-Пушкин против этого, естественно, не возражал (он даже устранился от внесения каких-либо исправлений в текст при печатании). Чтение «Уримъ» могло произойти из-за слитного написания существительного с предлогом в тексте XVIII в., полученном А. И. Мусиным-Пушкиным. Во всяком случае сетованиям графа на трудности разбивки древнего текста на слова как на причину задержки издания Песни доверять никаких оснований нет.
Уже к 1796 г. (судя по Екатерининской копии и переводу) вся основная работа по переводу и комментированию текста была выполнена. Кратчайшие сроки, которые потребовались для завершения издания Слова (5 декабря 1800 г. появилось объявление о его продаже),[Берков Я. Я Заметки к истории изучения «Слова о полку Игореве». С. 129–132.] также настораживают исследователя. Вспомним, что не прошло и двух лет после обнаружения Тмутараканского камня (осень 1792 г.), как Мусин-Пушкин издал (в 1794 г.) изображение надписи на нем, сопровожденное комментарием.
Дело, вероятно, состояло не столько в трудностях исследования Слова, сколько в том, что А. И. Мусин-Пушкин по каким-то причинам воздерживался от его издания. И эти причины можно видеть в том, что был еще жив его автор — Иван Быковский.
