Александр Зимин - Слово о полку Игореве
В издании 1800 г. «тьмутараканьский блъванъ» переведено как «тмутараканский истукан». Этот перевод на первый взгляд противоречит нашему предположению о том, что под «блъваном» Мусин-Пушкин имел в виду Тмутараканский камень (истукан — это кумир, божок, а не просто камень). Но это противоречие видимое. В первом переводе А. И. Мусина-Пушкина («екатерининском») стоит — «болван».
В более позднем переводе Мусин-Пушкин заменил «болван» на «идол». В обстановке, когда подлинность Тмутараканского камня подвергалась сомнению, Мусин-Пушкин решил разорвать ниточку, связывающую вставку в Слове с находкой на Таманском полуострове. Позднее А. Ф. Малиновский в соответствии со «Словарем Академии Российской» (болван — «кумир, истукан, изваяние, вещественное изображение») перевел «блъван» как «истукан».[Дмитриев. История первого издания. С. 319, 352, ср. с. 302.]
В период работы над изданием Слова, когда подлинность Тмутараканского камня вызывала сильные сомнения, граф не стал возражать против того «ученого толкования», которое дал «блъвану» А. Ф. Малиновский.
Вставки А. И. Мусина-Пушкина охватывают все важнейшие разновидности древнерусских источников. Здесь и летописи, и Русская Правда, и произведения церковной письменности, и даже намек на археологический памятник. Все эти переклички с достоверными свидетельствами русской старины или же «Тьмутараканским блъваном» нужны были графу для того, чтобы в случае возникновения у кого-либо сомнений в подлинности Слова можно было бы подкрепить мнение о древности Игоревой песни наукообразными ссылками на исторические памятники. Уж кто-кто, а Мусин-Пушкин знал, что надобность в подобных доказательствах может возникнуть. Но включить в Слово мотивы из древних памятников было только одной стороной дела. Необходимо было сделать так, чтобы можно было установить сходство Слова с этими источниками. Для этого нужно было предоставить в их распоряжение памятники, близкие к Слову. С Русской Правдой и Тмутараканским камнем устраивалось сравнительно просто: в 1792 г. первый памятник был издан Мусиным-Пушкиным, а второй «найден» казаками (не без его же участия). Отдельные листы Новгородской 1 летописи обер-проку-рор Синода поместил в сборник со Словом не только для придания «древности» этому конволюту, но и для того, чтобы читатель мог обнаружить там прозвище «Гориславич», встречающееся и в Слове. Софийскую 1 летопись Мусин-Пушкин дал во временное пользование историографу H. М. Карамзину и не спешил ее получить обратно. Наконец, псковский Апостол находился в крупнейшей библиотеке старинных русских рукописей — Синодальной.
Расчет графа оказался верным. В дальнейшем именно созвучие Слова с припиской к псковскому Апостолу сделалось одним из решающих аргументов в пользу древности Слова. Кто знает, если бы не «находка» в 1813 г. Калайдовичем Апостола, загадка Слова могла бы решиться многими десятилетиями раньше.
Принадлежность А. И. Мусину-Пушкину вставок в текст Слова о полку Игореве является веским аргументом в пользу того, что текст Песни не включался ее автором в состав какого-то сборника.[Допустить, чтобы Слово было в сборнике, затем изъято, пополнено вставками, переписано и снова включено в его текст, совершенно невероятно.] Но решающим доводом в пользу этого вывода является тот факт, что Иоиль не сочинял подделку, а написал героическую Песнь. В состав конволюта из древнерусских повестей подобную Песнь ему включать не было необходимости.
Рассмотрение вставок в Слово о полку Игореве показывает, что они были сделаны не позднее 1795–1796 гг., т. е. составления копии для Екатерины II, и не ранее конца 1791 г. (псковский Апостол был прислан в Синод по указу Екатерины II от августа 1791 г.). В конце 1792 г. Тмутараканский камень[Уже в 1792 г. мысль о Тмутаракани волновала графа. Как бы невзначай в предисловии к «Книге Большому чертежу» он сообщил, что «при помощи сея книги, о чем не умедлю я показать, окажется в своем настоящем месте сие по мнению всех погибшее Тмутараканское княжение» («Книга Большому чертежу». СПб., 1792. C. VII). Но не «Книга Большому чертежу», а Тмутараканский камень подкрепил уже в том же году гипотезу графа.] был уже обнаружен. В том же году А. И. Мусиным-Пушкиным была издана Русская Правда. К началу 1792 г. относится и первое глухое упоминание о Слове в печати.
В распоряжении А. И. Мусина-Пушкина находилась, вероятнее всего, рукопись, написанная или почерком самого Иоиля, или скопированная обер-прокурором Синода. В пользу этого предположения говорит анализ издания 1800 г. Слово, как показывают исследования Д. С. Лихачева и Л. А. Дмитриева, было издано превосходно, и вместе с тем оно содержит массу описок, которые могут быть объяснены двояко: или особенностью скорописи экземпляра XVIII в., лежавшего в основе Мусин-Пушкинского списка, сделанного под полуустав XIV–XV вв., или ошибками, сделанными автором Слова при использовании списка XVII в. Задонщины.[К числу описок, связанных со списком Задонщины, можно отнести «пробил» вместо «прорыл».] Так, в ряде случаев наблюдается мена «и» и «я»: «пустыни» на с. 19 вместе «пустыня»;[ «Пустыни» в Слове можно было бы рассматривать как древнюю форму именительного падежа единственного числа. Но поскольку путаница «и» и «я» обнаруживается и в других словах Песни, то и в данном случае скорее речь идет о неверно прочитанной букве «я».] «многовои» вместо «многовоя» на с. 26; «вонзить» и «понизить» вместо «вонзят» и «понизят» на с. 34; «Брячяслава» вместо «Брячислава» на с. 34; «тучя» вместо «тучи» на с. 12 и т. д.[Близость «и» к «я» характерна. Бросается в глаза в словах «истягну» и «поля» на фотокопии с екатерининского списка Слова о полку Игореве.] Переписчик вполне в духе XVIII в. путал «п» и «в» (надо «спивая», а не «свивая»), «ѣ» и «ы» («головы» вместо «головѣ» на с. 44, «славѣ» вместо «славы» на с. 8, «мычучи» вместо «мѣчучи» на с. 20, «мычеши» вместо «мѣчеши» на с. 38). Не всегда он различал «ъ» и «ѣ» («нъ» вместо «нѣ» на с. 11, «Римъ» вместо «Римѣ» на с. 27, «утръ» вместо «утрѣ» на с. 35). В двух случаях читается «ь» вместо «ѣ» («речь» вместо «речѣ» на с. 3, «незнаемь» вместо «незнаемѣ» на с. 37).[О путанице ъ и о и ъ(ь) и ѣ в Слове («мужаимъся» вместо «мужаимѣся) писал Н. С. Тихонравов, датировавший рукопись временем не ранее конца XVI в.: Тихонравов Н. С. Слово о полку Игореве. М., 1868. C. VI, IX.] Такого же характера ошибки — «роспущени» вместо «роспужены» на с. 9, «Всеволож» вместо «Всеволод» на с. 15 (выносное «д» в XVIII в. писалось близко к «ж»). Иногда автор пропускал надстрочные буквы «л» («въста близ», «силные», «кликахуть» и др.), «д» («подклониша», с. 32), «г» («е гоголемъ» вместо «его гоголемъ»).
Чтение екатерининской копии «Зояни» (в издании «Трояни») объясняют уже давно тем, что в рукописи находилась лигатура «Тр».[См.: Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 35.] Подобную лигатуру можно обнаружить на л. 59 Лаврентьевской летописи («отроци»).[На это обратил внимание М. И. Успенский (ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 175).] Но что особенно интересно: такая лигатура находится на л. 135 («распространится»), т. е. в рассказе о походе князя Игоря 1186 (1185) г. Всего мы в Лаврентьевской летописи насчитываем только 20 случаев использования этой лигатуры.[См. также «потребы», «строя», «строенью», «устроих», «митрополитом», «пристроих», «отрок», «страны», «Стрежев», «Петра», «страну», «строить», «стрыи», «стрыя», «устрашю», «устре-нья», «строенье», «постригься», «страну», «митрополит» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 118, 162, 186, 187, 207, 210, 218, 294, 298, 299, 311, 329, 342, 343, 433, 442, 443, 448, 464, 472).] Можно думать, что именно эта летопись и была использована А. И. Мусиным-Пушкиным, когда он вносил лигатуру «Тр» в свой список Слова.[Очевидно, лигатуру он сохранил и в копии, с которой списывал писец екатерининского списка, не понявший это мудреное сочетание букв «т» и «р».]
Правка текста А. И. Мусиным-Пушкиным, таким образом, не исключена. Можно обратить внимание на редкую форму «носады», которая встречается только с XVI в. (в Ипатьевской летописи «насады»).[Богородский Б. Л. Об одном термине из «Слова о полку Игореве» (насадъ — носадъ)//Учен, зап. ЛГПИ им. Герцена. Л., 1955. Т. 104. Кафедра русского языка. С. 227–258.] Но именно эта форма находилась, как можно судить по всем сохранившимся спискам Новгородской 1 летописи, на похищенных листах Академического списка.[НПЛ. С. 292, 448. Форма «носады» встречается в списках Новгородской 1 летописи младшего извода еще два раза. В Синодальном списке — «насады».]
Не исключено, что синодальный обер-прокурор приложил руку и к редактированию других мест в Слове. Так, по Слову, Всеслав из Киева «скочи отъ нихъ (в екатерининском списке «отныхъ». — А. 3.) лютымъ звѣремъ». Д. В. Айналов читает «отай» (вместо «отъ нихъ») в согласии с летописным рассказом о побеге Всеслава «утаився».[Айналов Д. В. К истории древнерусской литературы//ТОДРЛ. М.; Л., 1936. Т. 3. С. 24–25.] Словечко «отай» известно Ипатьевской летописи (под 1015, 1146 гг.). Это делает чтение Д. В. Айналова вероятным, хотя и не обязательным. Выражение «лютый звѣрь скочилъ ко мнѣ на бедры» читается в Поучении Владимира Мономаха.[ПСРЛ. Т. 1. Стб. 251. См. также: Ларин Б. А. Из истории слов//Памяти академика Льва Владимировича Щербы (1880–1944): Сб. статей. Л., 1951. С. 191–194.] Повторение одного и того же оборота может говорить о редакционной правке А. И. Мусина-Пушкина, но его основа восходит к Задонщине («отскочи Мамай серым волком»). Впрочем, «лютый зверь» встречается и в живом языке.[Даль. Толковый словарь. Т. 2. С. 285. Н. В. Шарлемань полагает, что под «лютым зверем» надо разуметь льва (Шарлемань Н. В. Загадочный зверь Древней Руси//Зоологический журнал. М., 1964. Т. 43, вып. 2. С. 293–296). Ср. также: Мавродин В. В. «Тур», «лютый зверь» и «пардус» древнерусских источников//Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 483–487.] Поэтому от решительного заключения по поводу этого образа в Слове пока лучше воздержаться.
