Джошуа Фоер - Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания.
В Е.Р. шесть футов23 росту, его седые волосы разделены идеальным пробором, а уши необычно длинны. Он общителен, дружелюбен и обходителен. Много смеется. Поначалу он производит впечатление обычного доброго дедушки. Франсино, блондинка спортивного телосложения, сидит со мной и Сквайром напротив Е.Р. за обеденным столом и задает серию вопросов, которые призваны оценить общую эрудицию и интеллект Е.Р. Франсино спрашивает, на каком континенте находится Бразилия, сколько недель в году, температуру кипения воды. Она хочет продемонстрировать то, что уже показали множественные тесты: Е.Р. осознает, как устроен мир. Его коэффициент интеллекта 103, и кратковременная память не повреждена. Он терпеливо отвечает на вопросы — на все верно — с таким же выражением недоумения на лице, какое было бы и у меня, если бы какой-то незнакомец пришел ко мне домой и настоятельно выспрашивал, знаю ли я температуру кипения воды.
— Что стоит сделать, если вы находите на улице конверт, запечатанный, с надписанным адресом и наклеенной маркой? — спрашивает Франсино.
— Само собой, положить в почтовый ящик. Еще? — Е.Р. усмехается и бросает на меня косой взгляд, словно бы говоря: «Они что, идиотом меня считают?» Но, чувствуя, что в данной ситуации лучше быть вежливым, он вновь оборачивается к Франсино со словами: — Интересные у вас вопросы. Очень интересные, — и он понятия не имеет, что слышал их уже много раз.
— Зачем мы готовим еду?
— Потому что она сырая? — на слове «сырая» тон его голоса меняется, и удивление уступает место сомнению.
Я спрашиваю Е.Р., знает ли он имя нашего президента.
— Боюсь, оно выскочило из головы. Странно.
— А имя Билл Клинтон звучит знакомо?
— Конечно! Я знаю Клинтона. Он мой старый приятель, ученый, отличный парень. Я с ним работал одно время. — Он замечает, как расширяются мои глаза в недоверии, и осекается: «Разве что есть еще какой-то Клинтон, которого вы имеете в виду...»
— Ну, знаете, нашего предыдущего президента тоже звали Билл Клинтон.
— Он был президентом! Ух ты! — Е.Р. хлопает себя по коленке и смеется, но он ничуточки не обескуражен.
— Какого президента вы помните?
Какое-то время Е.Р. размышляет.
— Так-так. Был такой Франклин Рузвельт...
— А о Джоне Кеннеди вы слышали?
— Кеннеди? Нет, боюсь, с ним я незнаком.
Франсино вмешивается в наш разговор с очередным вопросом.
— Зачем мы учим историю?
— Само собой, чтобы знать, что происходило в прошлом.
— А зачем нам знать, что происходило в прошлом?
— Потому что это интересно.
В ноябре 1992 г. Е.Р. слег, казалось бы, с обычной простудой. Пять дней он провел в постели с температурой, безразличный ко всему миру и не представлявший, что что-то идет не так, а в это время в его голове коварный вирус, известный как простой герпес, прогрызал себе дорогу через мозг, как червяк сквозь яблоко. К тому времени, как вирус успокоился, два кусочка срединных височных долей мозга Е.Р. размером с грецкий орех пропали, забрав с собой большую часть памяти больного.
Вирус ударил по мозгу Е.Р. с пугающей точностью. Срединные височные доли — по одной слева и справа — вместе с гиппокампом и частью прилегающих к нему зон отвечают за магический процесс трансформации наших ощущений в долгосрочные воспоминания. Воспоминания на самом деле располагаются не в гиппокампе, а на морщинистом внешнем слое головного мозга, неокортексе — но область гиппокампа отвечает за их сохранение. Гиппокамп Е.Р. бьш разрушен, и без него мужчина стал как видеокамера без кассеты — видит, но не записывает.
У Е.Р. два вида амнезии: антероградная, что значит, что он не может формировать новые воспоминания, и ретроградная, которая не позволяет ему обращаться к старым воспоминаниям — по крайней мере к тому, что произошло после 1950-го. Но детство, служба в торговом флоте, Вторая мировая война — все это идеально четко в его памяти. Однако он думает, что бензин стоит четвертак за галлон, а нога человека никогда не ступала на поверхность Луны.
Хотя амнезия держится у Е.Р. уже 15 лет и его состояние не улучшается и не ухудшается, Сквайр и его команда надеются многое от него узнать. Случай, подобный этому, когда природа ставит жестокий, но идеальный эксперимент, — огромная удача для науки. Множество фундаментальных вопросов в этой области до сих пор не имеют ответов, и в распоряжении ученых неограниченное количество способов тестировать ум Е.Р. И правда, в мире совсем немного таких индивидуумов, у которых оба гиппокампа и ключевые прилегающие области были бы так аккуратно отключены, а остальные части мозга оставались не затронутыми болезнью. Другой тяжелый случай амнезии наблюдался у Клайва Уэринга, бывшего музыкального продюсера ВВС, заболевшего герпетическим энцефалитом в 1985 г. Подобно мозгу Е.Р., его мозг стал похож на решето. Каждый раз, когда он приветствует свою жену, он делает это так, будто не видел ее 20 лет. Он оставляет ей отчаянные сообщения на автоответчике с просьбами забрать его из дома престарелых, где он живет. Еще он ведет подробный дневник, который дает представление об его ежедневных мучениях. Но даже дневнику он не верит, поскольку, как и все предметы в его жизни, дневник кажется ему совершенно незнакомым. Каждый раз, когда он его открывает, Клайв словно встречается с собственным прошлым. Большинство записей в дневнике выглядят так:
8:31. Сейчас я совершенно, полностью проснулся.
9:34. Сейчас я в высшей степени, реально проснулся.
Эти вычеркнутые записи позволяют предположить, что он осознает свое положение. А вот Е.Р., к своему счастью, наверное, не понимает, что с ним происходит. Сидя за столом, Сквайр спрашивает Е.Р., как его память работает в эти дни.
— Работает... Трудно сказать, хорошо или плохо.
Е.Р. носит металлический медицинский браслет на левом запястье. Хотя его предназначение очевидно, я все равно спрашиваю у Е.Р., что это. Тот поворачивает руку и будничным тоном читает надпись.
— М-м. Туг написано «потеря памяти».
Е.Р. даже не помнит, что у него проблема с памятью. Каждый раз он обнаруживает это заново. И поскольку он забывает, что всегда что-то забывает, любая потерянная мысль кажется всего лишь случайностью — досадным недоразумением, как это бьио бы для меня или для вас.
— В его представлении, с ним все в порядке. Слава Богу, — чуть позже говорит мне его жена, Беверли, когда Е.Р., пересевший на диван, не может нас слышать, — Я думаю, он подозревает, что что-то не так, но эта тема никогда не всплывает в разговорах или в быту. Хотя глубоко внутри он должен знать. Просто должен.
Когда я слышу эти слова, меня вдруг обжигает понимание того, что потеряны были не только воспоминания. Теперь даже жена Е.Р. не может присутствовать в его мыслях и чувствах. Не то чтобы у него не было мыслей и чувств. Иногда они есть. Когда Е.Р. сообщали о рождении внуков, его глаза увлажнялись — а затем он быстро забывал об их существовании. Не имея возможности сравнивать сегодняшние эмоции со вчерашними, он не способен составить хоть сколь бы то ни было связного рассказа о себе и людях, его окружающих, и это приводит к тому, что он не способен оказать психологическую помощь своей семье и друзьям. Ведь Е.Р. остается заинтересованным в ком-то или в чем-то лишь до тех пор, пока он не отвлечется. Любая случайная мысль перенаправляет его внимание и перезагружает весь разговор. А любые серьезные отношения между людьми не могут существовать только в настоящем времени.
После болезни Е.Р. вселенная существует для него лишь там, где он может ее видеть. Весь его социум сводится к людям в комнате. Он живет в узком луче света, окруженный тьмой. Обычно утром Е.Р. встает, завтракает и возвращается в постель слушать радио. Но оказавшись в кровати, он задумывается: а позавтракал ли он или только что проснулся. Частенько Е.Р. завтракает снова, а затем возвращается послушать радио. Иногда он завтракает по три раза. Он смотрит телевизор, и время от времени ему очень интересно, но смотреть передачи с четким разделением на начало, середину и окончание ему сложно. Е.Р. предпочитает канал History или передачи о Второй мировой войне. Он гуляет по окрестностям, чаще всего по нескольку раз до обеда, иногда даже по 45 минут. Сидит в саду. Читает газету, что, должно быть, для него равнозначно путешествию в машине времени. Ирак? Интернет? К тому времени, как Е.Р. добирается до конца заголовка статьи, он уже забывает начало. Чаще всего, прочитав прогноз погоды на сегодня, Е.Р. просто рисует в газете, подрисовывая усы людям на фотографиях. Когда ему на глаза попадаются цены на дома в разделе недвижимости, он непременно выражает свое изумление.
Не имея памяти, Е.Р, совершенно выпал из общего течения времени. У него нет общего потока сознания, лишь случайные капли, которые быстро испаряются. Если вы снимете часы с его руки — или, что еще более жестоко, переставите время, — он совершенно потеряется. Запертый в бесконечном настоящем, между прошлым, которого он не может вспомнить, и будущим, о котором не способен подумать, Е.Р. живет вялотекущей жизнью, совершенно свободный от забот. «Он все время счастлив. Очень счастлив. Думаю, это потому, что у него не бывает стрессов в жизни», — говорит его дочь Кэрол, живущая по соседству. Со своей хронической забывчивостью Е.Р. достиг состояния патологической нирваны, извращенной версии буддистского идеала жизни лишь в настоящем.
