Александр Зимин - Слово о полку Игореве
Съ тоя же Каялы Святоплъкь повелѣя отца своего (19)
междю угорьскими иноходьцы ко святѣй Софии къ Киеву. (20)
Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами, (23)
погибашеть жизнь Даждьбожа внука; (10)
въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь скратишась (15)
Тогда по Руской земли рітко ратаевѣ кикахуть, (16)
нъ часто врани граяхуть, (8)
трупиа себѣ дѣляче, (8)
а галици свою рѣчь говоряхуть (И)
хотять полетѣти на уедие. (11)
Без вставки образуется строгий ритмический ряд: 16–14—14—16—8–8—11–11.
Как показало исследование профессора Л. П. Якубинского, текст приписки к псковскому Апостолу содержит более древние морфологические особенности, чем текст Слова: [Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953. С. 323–326. Предположение Л. П. Якубинского, принятое Д. С. Лихачевым и Л. А. Дмитриевым (Лихачев. Текстология. С. 159; Дмитриев Л. А. Важнейшие проблемы исследования «Слова о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л. 1964. Т. 20. С. 124–125), о том, что автор приписки к псковскому Апостолу пользовался более ранним списком Слова о полку Игореве, чем дошедший до нас в сборнике А. И. Мусина-Пушкина, никакими дополнительными данными, кроме древности текста приписки, не подкреплено. В. П. Адрианова-Перетц, в отличие от Д. С. Лихачева и Л. А. Дмитриева, склонна допустить, что как раз «Домид пересказал подходившую ему по смыслу фразу „Слова“, пользуясь более привычными ему формами и лексикой» (Адрианова-Перетц В. П. Было ли известно… С. 151). Но доводов Л. П. Якубинского она не опровергает, а ссылается лишь на то, что в Слове пять раз упомянута «крамола».] он лишен нарочитых церковнославянизмов в огласовке основ («ростяше», «скоротишася», а не «растяшеть», «скратишась»), в нем правильнее «человѣкомъ», в отличие от «человѣкомь» Слова, и т. п. В Древней Руси княжеские распри назывались словом «котора», а «крамола» употреблялась преимущественно в значении «мятеж», да и то лишь в церковных текстах. Вывод Л. П. Якубинского подтверждает предположение о том, что именно в Слове был использован мотив этой приписки, а не наоборот.[Приведем суждение Н. А. Мещерского: «Интересно, что языковые формы в записи на Апостоле 1307 г. архаичнее соответствующих форм в „Слове“. Считается, что писец записи имел в распоряжении более древний и исправный экземпляр „Слова“ (Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953. С. 323). Однако возможно, что разночтения этих текстов — результат того, что фрагмент неизвестного нам сейчас источника XI в. дошел без изменений в записи на Апостоле и подвергся переработке под пером автора „Слова“». Н. А. Мещерский предполагает использование в Слове «какого-то текста XI в., повествующего о княжеских междоусобицах 1078 г.» (Слово-1985. С. 457.]
Д. С. Лихачев усматривает в приписке «явно более поздние черты» по сравнению со Словом. Он считает неясным место «которы и вѣци скоротишася человѣкомъ». «Каким образом „сокращались“ „которы“ и почему они поставлены в один ряд с „веками людей“? Если слово „которы“ соединить с предшествующим текстом («гыняше жизнь наша в князѣх которы»), то и тогда текст не станет яснее». Первое из двух чтений, предложенных Д. С. Лихачевым, действительно лишено всякого смысла, но второе совершенно логично: весь строй нашей жизни погибал в княжеских междоусобиях, горестно размышлял писец Домид а сама человеческая жизнь сокращалась. Где же тут неясность? «Естественнее предполагать, — продолжает Д. С. Лихачев, — что маленькая приписка следовала за большим произведением, чем большое произведение с его сложными героическими идеями за небольшой припиской в церковной книге».[Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 26.] В жизни все бывает значительно сложнее, и в разных условиях «естественными» могут быть различные взаимоотношения между малыми и большими литературными текстами. Дело, конечно, заключается отнюдь не в их объеме.[Когда Д. С. Лихачев, не вполне точно ссылаясь на Р. О. Якобсона, говорит об одинаковом сочетании «клише» (по терминологии А. Мазона — общие места Слова с припиской к псковскому Апостолу) в Слове и Задонщине (Там же. С. 26), то перед нами очевидная описка: в Задонщине нет совпадений с припиской к Апостолу.]
По Д. С. Лихачеву, «в приписке к Апостолу 1307 г. в соответствии с церковным характером всей книги исключено имя языческого бога „Даждьбога“».[Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 26. В. П. Адрианова-Перетц также считает, что Домид понял выражение «Даждьбожьи внуки» правильно и поэтому заменил его местоимением «наши» (Адрианова-Перетц В. П. Было ли известно… С. 151).] Но церковный автор XIV в., прочитав выражение «жизнь Даждьбожа внука», никак не мог заменить его на «жизнь наша», ибо ему даже в голову не пришла бы мысль о тождестве этих понятий.[Б. А. Рыбаков предложил новое понятие «Даждьбожьего внука» как властителя Руси, князя (Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. {М.}, 1963. С. 13). Но такая «зашифровка» киевского князя нам представляется искусственной.] Он не мог перенести на себя то, что относилось к «Даждьбожьему внуку». Мы уже не говорим о беспрецедентности данного случая, когда отрывок из полуязыческой поэмы использовался благочестивым переписчиком богослужебной книги в качестве материала для авторской приписки.[В. П. Адрианова-Перетц сравнивает приписку Домида с записью, сделанной иноком Захарием на псалтыри конца XIII в.: молитвенный возглас, завершающий эту запись, был навеян молитвой митрополита Илариона (Адрианова-Перетц В. П. Было ли известно… С. 151). Но в данном случае речь идет не о светском литературном произведении, а о молитве.] Даждьбог как патрон русских князей или как родоначальник русских людей вообще не только не встречается ни в одном из сохранившихся памятников, но и явно противоречит всей древнерусской мифологии: он не был «старшим» восточнославянским богом.
М. Н. Тихомиров подметил, что запись в Апостоле могла быть выписана не из Слова о полку Игореве. Этим, по его мнению, «может быть объяснено отсутствие в записи „Апостола“ слов о внуках Даждь-Бога, которые характерны для „Слова о полку Игореве“ с его сложной мифологией».[Тихомиров. Русская культура. С. 52.] М. Н. Тихомиров полагает, что текст приписки мог восходить к произведению Бояна. Так или иначе, но и он считает данное место Слова более позднего происхождения, чем текст приписки к Апостолу.
Приписку нет надобности возводить к Слову еще и потому, что ее мотивы библейского происхождения: ср. «гыняше жизнь наша» и «исчезе в болезни живот мой» (Пс. 30, 11); «вецы скоротишася человекомь» и «умалил еси дни времене его» (Пс. 88, 46).
Псковский Апостол в настоящее время хранится в Синодальном собрании Государственного Исторического музея под № 722.[См.: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг… XIV в. М., 2002. Вып. 1. С. 125, 127.]
В описи рукописных книг Синодальной библиотеки, сделанной в 1773 г., он отсутствует.[ГИМ, Синод, собр., № 968.] Эта опись была действующей во всяком случае до начала 90-х гг. XVIII в. (там есть запись о поступлении одной книги в 1792 г.). С одного из ее экземпляров была сделана копия в 1795 г., но и там Апостола нет.[ГИМ, собр. Щукина. № 1050.] Эту рукопись мы находим только в описи 1823 г., где она кроме порядкового номера (722) имеет номер 19/кд в рубрике, озаглавленной «по старому каталогу и реестрам» (речь должна идти о реестрах, ибо в старом каталоге Апостола не было).[Апостол, как известно, снова был найден К. Ф. Калайдовичем в 1813 г. (Бессонов П. Константин Федорович Калайдович. М., 1862. С. 97). У Карамзина он дается иод № 19, т. е., очевидно, этот номер был в реестре, а вторым мог быть номер Синода или Синодальной типографии.] Такую же двойную нумерацию имеют еще несколько десятков рукописей, отсутствующих в старом каталоге. В их числе прежде всего книги исторического содержания, полученные из разных монастырей. Это — троицкие летописи (среди них Уваровская летопись), Владимирский летописец и Воскресенская летопись из Владимирского Рождественского монастыря, кирилло-белозерские летописцы и др.[Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962, под № 3, 8, 21, 28, 29, 48, 49, 142, 154.]
Судьба псковского Апостола прослеживается с конца XVII в. В 1679 г. в Московский приказ книгопечатного дела доставлены были «харатейные» книги и среди них апостол 1307 г.[Покровский А. Древнее псковско-новгородское наследие//Труды XV Археологического съезда в Новгороде 1911 г. М., 1916. Т. 2. С. 231, 354–355. На работу А. Покровского в связи с проблемой псковского Апостола обратила внимание В. П. Адрианова-Перетц. См. ее статью: Было ли известно… С. 150.] Как и другие рукописи, он поступил в Типографскую библиотеку. В 1788 г. его вместе с 544 рукописями передали в Синодальную (патриаршую) библиотеку.[Покровский А. Древнее псковско-новгородское наследие. С. 452.]
По распоряжению Екатерины 1791 г. в Синод были собраны рукописи исторического содержания из разных монастырей. Велено было «летописцы при особых реестрах доставлять на рассмотрение синодальному господину оберпрокуро-ру и кавалеру и что от него приказано будет, по тому и поступать».[ЦГИА, ф. 796, оп. 72, д. 280.] Среди рукописей, доставленных в Синод, были не только летописцы. Так, из Андроникова монастыря поступил Дионисий Ареопагит и Цветник, из Макарьевского Желтоводского монастыря — «Звезда пресветлая», из Синодальной конторы — «История Ветхого Завета с исчислениями» и кормчая и т. д.
