А. Степанов - Число и культура
Уже покидая послеялтинский биполярный мир и обращаясь к униполярному, Айра Л. Страус рассматривает соотношение ядра экономической мир-системы и ее периферии. При этом на долю ОЭСР (Организации по экономическому и социальному развитию, состоящей из наиболее развитых государств) приходится свыше 60% мировой суммы ВНП [317, c. 38]. Ведущее положение ОЭСР в глобальной экономике на фоне менее продвинутой части, в свою очередь стремящейся подтянуться к лидерам, подтверждается и в цифровом выражении.
Для разнообразия элементы, подобные субъекту а из целого с , можно условно номинировать в качестве доминантных, а элементы b – рецессивных. Имеющий вкус к математике читатель без труда запишет все производные соотношения, эквивалентные пропорциям (4), (10), каждый раз обнаруживая очередные семантические оттенки систем данного класса.
Примечания1 Nota bene: с – характеристический объем не всего мирового сообщества, а только той его части, которая была вовлечена в процесс разделения между двумя сверхдержавами, ибо некоторым государствам удавалось избежать опеки и той, и другой.
2 Независимая газета от 16 окт. 1992., цит. по: [144].
3 Ср. сходные явления: движение Контрреформации ХVI в. отлично от предшествующего "нерасколотого" католичества; исторический консерватизм – продукт противостояния либерализму, реакция на его появление.
4 Вновь, как и в предшествующих главах, мы апеллируем к регулятивному статусу элементарных математических познаний, см. Предисловие.
5 Как писал Аристотель, доказательство выявляет сущность вещей, при этом вторая функция доказательства (выявление связей) не менее важна, чем первая, т.е. установление истины (см., напр., [142, c. 60]); новое доказательство нацелено на высвечивание новых граней, дополнительных связей.
3.2 Российская федерация в СССР. Англия в Соединенном королевстве Великобритании и Северной Ирландии. Чехия в Чехословакии
Не менее любопытный пример пропорциональности представляет собой бывший СССР. В этом случае также возможна количественная проверка модели.
В ходе революций, разрушивших Российскую империю, наблюдалось резкое повышение значения национального фактора. К империи был привит ярлык "тюрьма народов", на окраинах развернулись национально-освободительные движения, и существенная часть "инородцев" принимала активное участие в вооруженной борьбе в самой метрополии. СССР изначально устраивался и переустраивался согласно национально-федеративному ("союзному"), а не унитарно-губернскому принципу. Графа дореволюционных анкет "вероисповедание" в атеистическом государстве была заменена "пятым пунктом" – "национальность", внесенным и в гражданские паспорта. В отличие от самодержавной и постфевральской (после Февральской революции 1917) стадий, "национальное самоопределение" стало неотъемлемым компонентом официальной идеологии. Признак национальности, таким образом, превратился в один из ключевых в процессе государственно-политического строительства в СССР. При этом кампания против "великодержавного хамства", "великорусского шовинизма", характеризовавшая первый, "ленинский", этап революции, сошла вскоре на нет, сменившись более трезвыми представлениями .(1) Не секрет, что в "семье братских народов" один из них, а именно русский, оказался, по словам Сталина, "старшим братом" и что становым хребтом Союза служило его собственное государственно-политическое образование – Российская Федерация. Подобной внутренне-советской идентификации соответствовало восприятие извне: для Запада Советский Союз неизменно оставался "Россией" и "империей". В связи со сказанным, вероятно, не вызовет недоумений, что для советской государственной конструкции соотношение русского и нерусского, РСФСР и суммы остальных союзных республик являлось исключительно важным параметром, во многом ответственным за устойчивость всей системы в целом.
Здесь вряд ли конструктивно идти по тропе риторики, вступая в заведомо скользкие дискуссии о наличии или отсутствии национальной дискриминации в СССР, а если да, то в каких конкретных аспектах. Не отвечает нашим задачам и детальная оценка кремлевской национальной политики, ее специфических приемов, изгибов на протяжении десятилетий. Мы по-прежнему отдаем предпочтение "интегрально-аксиологическому" подходу, будучи убеждены: в эпоху масс политика делается главным образом массами, их фундаментальными ценностями, настроениями. Руководителям и вождям не остается ничего иного, как опираться на них или, если удастся, пытаться на них воздействовать.
Да, это деликатный и исключительно важный вопрос, особенно для нацменьшинств, – ощущение собственной полноценности, возможность или невозможность считать своим государство, в котором они проживают. Всему населению, независимо от национальности, был присвоен единый статус советских людей, и гражданство было общесоветским. В строительстве нового государства с самого начала приняли деятельное участие представители самых разных народов, и в дальнейшем в СССР одну из первостепенных ролей играло согласие, гласная и негласная санкция со стороны как рядового населения на местах, так и региональных властных элит. При этом внимание к фактору "русский – нерусский" никогда не исчезало. Стандартным бытовым наименованием для РСФСР в других союзных республиках служило слово "Россия", под этим подразумевалось нечто отдельное от них, источник силы и власти. В свою очередь, Кремль, проводя кадровую политику, исходил в первую очередь не из критерия квалификации и личных качеств и, как правило, назначал на посты первых руководителей в нацреспубликах представителей коренной нации, а их заместителями – русских или приравненных в конкретных условиях к таковым (этот принцип выдерживался последовательно сверху донизу: от республиканских ЦК до средних школ). Владение русским языком являлось непременным условием приличного образования, карьеры, возможности выбора места проживания в рамках Союза, для мужчин – успешной службы в армии, т.е. для достижения мало-мальски приемлемого социального статуса.
Итак, Советский Союз опирался как на русских, так и нерусских, был плодом их совместных усилий. Однако со стороны нацменьшинств требовались определенные "шаги навстречу", известные жертвы: в языковой, культурной, политической сферах. Многие из местных традиций превратились в предмет насмешек, считались признаком "дикости". От всех требовалось признание нерушимости Союза, что для нацменьшинств означало согласие с пребыванием центра власти в "России", с тем, что назначение и утверждение кадров, ключи от важнейших вопросов – прерогатива Москвы. Взамен все вместе получали огромное и могучее государство, широкое реальное и психологическое пространство возможностей. Представитель меньшинства, ощущая, возможно, некоторую ущемленность, компенсировал ее чувством принадлежности к советскому целому, к сверхдержаве, испытывал своеобразную гордость – сначала: "мы – первое в мире государство трудящихся", затем: "в мире есть только две силы – мы и американцы".
При этом в целом, представляется, более существенным для самоопределения являлся признак не столько биологической национальности, сколько факт проживания в районе той или иной титульной нации, т.е. фактор "политической национальности". Не только в РСФСР нацменьшинства не подвергались официальной дискриминации (за единственным исключением, не обладавшим собственной союзной республикой), но и русские проживали в нацреспубликах без особых проблем. Русский в Ташкенте был для узбеков "своим", близким соседом, тогда как московский узбек – прежде всего "москвичом", "обрусевшим", дистанцированным от соплеменников. Это наделяет нас правом оперировать понятиями "русский" и "представитель национального меньшинства" прежде всего в территориально-политическом плане.
Так или иначе, при построении теоретической модели будем исходить из относительной стабильности и саморегулируемости системы СССР, что, на наш взгляд, отвечало действительности на протяжении десятилетий. Обозначим характеристический объем РСФСР через а, а суммарный характеристический объем "нерусских" республик через b. Латинское с по-прежнему соответствует объему целого, в данном случае всего СССР. Очевидно, что a + b = c.
Если для русских, для РСФСР Советский Союз являлся автоматически "своим" государством, чья реальность "естественна", чьи корни – еще в дореволюционном периоде, в "вековой дружбе народов", то нацменьшинства приносили, как сказано, на алтарь общего могущества и единства определенные ментальные жертвы: историческую память о периоде политической независимости,(2) стремление к полноценному национально-политическому самоопределению, первородство собственного языка и традиций, т.е. то политическое и культурное достояние, которое воспринималось в качестве самобытного, истинно собственного. С учетом того, что СССР был принципиально полиэтничен и "нерушим" именно в виде союза, рассматриваемая пара "русские – нерусские" представлялась неразрывной. Мало того, ведущие нацменьшинства имели все основания стремиться к тому, чтобы все государство было бы "их", имперские настроения отличали не только русских, но и украинцев, белорусов, азиатов, кавказцев. Таким образом, мы попадаем практически в ту же логическую ситуацию, что и в предыдущем разделе (США и СССР в послевоенной мировой системе), и можно повторить вывод той же пропорции – золотого сечения.
