100 великих зарубежных писателей - Виорэль Михайлович Ломов
Его похоронили на Эсквилине рядом с Меценатом.
Слава Горация давно вышла за пределы Европы. После изобретения книгопечатания ни один античный автор не издавался столько раз, сколько он.
Лучшие писатели прославляли его в течение двух тысяч лет как величайшего лирика, владевшего, как никто другой, сложнейшей поэтической техникой античного искусства. «Вся остальная поэзия в сравнении с этой является пошлой, чувствительной болтовней», – писал Ф. Ницше.
В Риме Горация читали в школах, составляли комментарии к его произведениям, ему подражали. В период раннего Средневековья Горация почитали за моралиста. «Сатирику Горацию» Данте отвел место в Лимбе вслед за Вергилием и Гомером. Как лирик, он стал любимым поэтом Возрождения. Им восхищались Ф. Петрарка, П. Ронсар, М. Монтень, Д. Мильтон. С XVII в. начался культ Горация. Н. Буало, И. Гёте, Д. Байрон восторгались и подражали ему.
В России Горация переводили М.В. Ломоносов, А. Кантемир, Г.Р. Державин, А.С. Пушкин, А.А. Дельвиг, А.Н. Майков, А.А. Фет.
ПУБЛИЙ ОВИДИЙ НАЗОН
(43 г. до н. э. – 18 г. н. э.)
Овидий – тончайший лирик, воспевший любовь, одна из первых жертв в мировой истории диалога «художник и власть», не ставшего предостережением другим художникам, что власть лучше не раздражать. Это одна точка зрения.
Вторая: Овидий – растлитель молодежи и разрушитель семейных и государственных устоев, сведший диалог к эгоистическому монологу и тем самым подписавший себе приговор – вечное изгнание.
Какая из точек зрения предпочтительнее, зависит от социальной системы координат, меняющейся, как хамелеон, вместе с властью и художником, и позиций смотрящего. Если же принять обе, в проигрыше оказываются и поэт, и государство.
20 марта 43 г. до н. э. в городке Сульмоне, в 140 километрах от Рима, в семье богатого римлянина из старинного рода Овидиев родился мальчик. Ему дали два имени: Публий и по прозвищу одного из его предков Назон (носатый).
Мальчик рано увлекся поэзией, с упоением читал и декламировал Катулла, Вергилия, Горация, а потом и сам стал сочинять стихи. Отец запретил ему заниматься стихотворчеством, чтоб не умножал непрактичное племя поэтов.
В 30 г. до н. э. отец привез Публия и его старшего брата в Рим получать образование. Через несколько лет брат умер.
Отец рано женил Овидия. Брак оказался непрочным. Неудачно было и второе супружество. Дочь от третьего брака Перилла тоже писала стихи.
Годы учебы не прошли зря: Овидий в Риме, затем в Афинах, в Малой Азии и на Сицилии слушал знаменитых ученых и поэтов, упражнялся в красноречии у самых знаменитых ораторов.
Через три года он приступил к государственной службе, добился успехов в должностях судебного и полицейского характера. За пять лет стал настолько известным, что получил право занимать в театре почетное место у самой сцены, откуда можно было стартовать прямо в кресло сенатора.
Однако Овидий сам выбил это кресло из-под себя. На 25-м году жизни он оставил службу и отдался поэзии. Ему это было сделать легко, т. к. о хлебе насущном можно было не думать – вкушал он его на серебре и на золоте в большом доме с садами в центре Рима.
Вскоре поэт стал знаменитым. Ему жадно внимали и в богатых домах, и в литературных кружках. Как равный встречался он с известными поэтами, подружился с великим Горацием. В доме полководца Валерия Мессалы сошелся с поэтом Тибуллом, а у Мецената с Проперцием.
Овидий дебютировал «Любовными элегиями», из которых впоследствии составилось пять книг. За ними последовали «Героини», «Средства для ухода за женским лицом», две поэмы «Искусство любви» и «Лекарство от любви». Поэт стал кумиром молодежи. Очень высоко ценилась его трагедия «Медея» – она не дошла до наших дней.
Так продолжалось без малого двадцать лет.
В 45 лет Овидий приступил к большой поэме о превращениях. Над «Метаморфозами» он работал более семи лет, описав гекзаметром 246 мифов о создании всего сущего и смену четырех веков человечества: золотого, серебряного, медного и железного. Читателей не оставили равнодушными строки о «железных» временах, в которые они жили, когда «люди живут грабежом, и в хозяине гость не уверен», когда утрачены совесть и стыд, и богиня справедливости Астрея навсегда покинула землю.
Сам не желая того, поэт вступил в полемику с императором. Август стремился восстановить старинные суровые нравы, дабы вернуть славные времена процветания Рима, а Овидий, ненавидя разве что злодейство в его чистом виде, всячески оправдывал пороки и даже преступления слабостью человеческой натуры.
Еще в ранних поэмах поэт смеялся над браками по расчету, воспевал холостяцкую вольницу, что не могло понравиться Августу, издавшему законы против безбрачия и распутства. Овидия много раз, когда мягко, когда раздраженно упрашивали перестать развращать молодежь, но поэт в поэтическом запале не желал урезониваться. Когда загремели громы из императорского дворца, Овидий попытался смягчить Августа восхвалением его предков, его самого и его деяний, но император никак не отреагировал на лесть – его недовольство нарастало с каждым днем. Раздразнил его и выпад Овидия по поводу официального лозунга о возвращении Августом «золотого века»: золотой, мол, потому, что только золото и в почете, что им покупается даже любовь.
А тут еще слухи о внутрисемейных «разборках» во дворце, о том, что вторая жена Августа Ливия отравила его внуков Луция и Гая, чтобы расчистить своему сыну от первого брака Тиберию путь во власть. Масла в огонь подливали «Метаморфозы», в которых была строка: «Жестокая мачеха готовит смертельный яд». Естественно, императрице трудно было возлюбить поэта, а императору, значит, трудно вдвойне.
Как бы там ни было, в декабре 8 г. Овидию было приказано покинуть Рим и отправиться в вечное изгнание в Дакию, в город Томы. Не исключено, что Август думал тем спасти поэта от гибели. Тогда же он изгнал несколько видных аристократов, в т. ч. и свою внучку Юлию Младшую – за разврат. Тут же последовал приказ уничтожить все сочинения Овидия в общественных библиотеках Рима. Однако гражданства Овидия не лишили и имущество не конфисковали.
В отчаянии поэт сжег
