Юваль Харари - Homo Deus. Краткая история будущего
Во-вторых, если мы все-таки ухитримся нажать на тормоз, то обрушится экономика, а вместе с ней и общество. Чтобы функционировать, современная экономика должна постоянно и непрерывно расти. Если рост прекратится, экономика не застынет в уютном равновесии, она разлетится вдребезги. Поэтому капитализм и побуждает нас добиваться бессмертия, счастья и божественности. Есть предел количеству снашиваемой нами обуви, сменяемых нами машин и доступных нам поездок на горнолыжные курорты. Экономика, основанная на безостановочном росте, требует бессрочных проектов – именно таких, как поиски бессмертия, блаженства и божественности.
Ну ладно – если нам так уж необходимы бессрочные проекты, почему бы не заняться блаженством и бессмертием и не придержать, по крайней мере, пугающую гонку за сверхчеловеческими возможностями? Да потому, что она неотделима от первых двух. Если вы сконструировали бионические ноги, позволяющие больным с параличом нижних конечностей снова ходить, вы станете использовать ту же технологию для апгрейда здоровых людей. Если вы изобрели средство, сохраняющее память старикам, то почему не прописывать его для улучшения памяти молодым?
Четкой границы между лечением и апгрейдом нет. Медицина почти всегда начинает с того, что подтягивает здоровье людей к уровню нормы, но с помощью тех же инструментов и ноу-хау можно добиться и превышения норм. Виагра появилась на свет как лекарство, нормализующее кровяное давление. К большому удивлению и еще большей радости сотрудников компании Pfzer, обнаружилось, что виагра помогает при импотенции. Благодаря ей миллионы мужчин восстановили нормальные сексуальные способности, но очень скоро мужчины, не имевшие проблем с потенцией, стали принимать те же таблетки, чтобы превзойти норму и обрести неведомую им раньше сексуальную мощь[49].
Это происходит не только с отдельными лекарствами, но и с целыми областями медицины. Современная пластическая хирургия родилась во время Первой мировой войны, когда в Олдершотском военном госпитале Гарольд Гиллис взялся исправлять обезображенные в результате ранений лица[50]. По окончании войны хирурги сообразили, что та же методика может превращать совершенно здоровые, но некрасивые носы в более изящные. Хотя пластическая хирургия продолжает помогать больным и раненым, она все больше внимания уделяет апгрейду здоровых людей. Сегодня пластические хирурги зарабатывают миллионы в частных клиниках, откровенная и единственная задача которых – усовершенствовать цветущих и имущих[51].
То же может случиться и с генной инженерией. Представляете, какой разразится скандал, когда некий миллиардер заявит, что желает сконструировать сверхгениального отпрыска? Поднимется невиданная волна возмущения. На самом деле все произойдет иначе. Мы просто будем скатываться по скользкому склону. Начнется с родителей, чей генетический паспорт говорит о том, что их дети с высокой степенью вероятности унаследуют смертельные генетические заболевания. Родители прибегнут к экстракорпоральному оплодотворению, после чего будет исследована ДНК оплодотворенной яйцеклетки. Если все в порядке – так тому и быть. Если же ДНК-тест выявит опасные мутации – эмбрион уничтожат.
Но зачем полагаться на судьбу, оплодотворяя всего одну яйцеклетку? Можно ведь оплодотворить сразу несколько, и тогда хоть один эмбрион будет хорошим. Когда процедура экстракорпорального отбора в результате регулярного применения станет достаточно несложной и недорогой, сфера ее использования расширится. Мутации безграничны. Все люди имеют в своей ДНК некоторое количество опасных мутаций и довольно сомнительных аллелей. Половое размножение – это лотерея. В знаменитом и, возможно, ни на чем не основанном, анекдоте рассказывается о встрече в 1923 году нобелевского лауреата Анатоля Франса и талантливой танцовщицы красавицы Айседоры Дункан. Когда разговор зашел о популярной тогда науке евгенике[52], Дункан сказала: «Только представьте себе ребенка с моей красотой и вашим умом!» На что Франс ответил: «А вы представьте себе ребенка с моей красотой и вашим умом!» Почему тогда не попытаться перехитрить эту лотерею? Оплодотворить несколько яйцеклеток разом и выбрать ту, где наилучшая комбинация генов? Как только исследование стволовых клеток позволит нам без больших затрат выращивать целые колонии человеческих эмбрионов, можно будет выбирать себе оптимального младенца из сотен кандидатов, каждый из которых является носителем вашей ДНК, абсолютно натурален и не требует никакого футуристического генного конструирования. Повторите эту операцию несколько раз в нескольких поколениях, и вы легко получите сверхлюдей (или жуткую антиутопию).
Но если после оплодотворения даже множества яйцеклеток обнаружится, что все они содержат какие-нибудь угрожающие мутации? Следует ли уничтожить все эмбрионы? Не лучше ли вместо этого заменить проблемные гены? Решающая роль в этом деле принадлежит митохондриальным ДНК. Митохондрии – это крошечные органеллы внутри человеческой клетки, вырабатывающие потребляемую клеткой энергию. У них свой, особый набор генов, совершенно независимый от ДНК клеточного ядра. Дефектные митохондри-альные ДНК служат причиной различных изнурительных и даже смертельных болезней. Сейчас уже реально победить митохондриальные генетические болезни путем создания in vitro[53] «ребенка трех родителей». ДНК клеточного ядра ребенка наследуется от мамы с папой, а митохондриальная ДНК берется у третьего лица. В 2000 году Шэрон Сааринен из Западного Блумфилда в Мичигане родила здоровую девочку, Алану. ДНК клеточного ядра досталась Алане от матери, Шэ-рон, и отца, Пола, но ее митохондриальная ДНК была взята у другой женщины. С чисто технической точки зрения Алана – дочь трех биологических родителей. Годом позже этот метод был запрещен правительством США по соображениям безопасности и этики[54].
Однако 3 февраля 2015 года парламент Соединенного Королевства принял так называемый «Закон о трех родителях», разрешающий «метод передачи митохондрий» и сопутствующие исследования[55]. В настоящее время замена ДНК клеточного ядра невозможна – невыполнима технически и незаконна, – но если и когда технические трудности будут преодолены, та же логика, которая привела к узакониванию замены дефектных митохондриальных ДНК, наверняка даст ученым право поступать так же с ДНК клеточного ядра.
Следующий за отбором и заменой потенциальный шаг – исправление. Когда мы научимся исправлять смертоносные гены, зачем тогда будет возиться с пересадкой какой-то чужой ДНК, если можно будет просто переписать код и превратить опасный ген-мутант в его доброкачественную версию? Потом начнем тем же способом чинить не только угрожающие жизни гены, но и гены, ответственные за менее опасные недуги, такие как аутизм, тупоумие и ожирение. Кто пожелает, чтобы его чадо страдало от этого? Представьте, что ДНК-тест показал, что ваша будущая дочка будет умницей, красавицей, душкой – но не будет вылезать из депрессии. Не захочется ли вам избавить ее от многих лет мучений быстрой и безболезненной манипуляцией в пробирке?
И раз уж на то пошло, почему бы не подстраховать деточку? Даже крепким орешкам нелегко приходится в жизни. Поэтому будет, конечно, очень нелишне сразу снабдить малышку сверхсильной иммунной системой, незаурядной памятью или особо веселым нравом. Возможно, вы не хотите улучшать своего ребенка. А если ваши соседи улучшат своих? Вы допустите, чтобы ваше чадо отставало? И даже если правительство запретит своим гражданам конструировать детей, кто поручится, что северные корейцы не сделают это и не наплодят дивных гениев, а также художников и атлетов, которые затмят всех остальных? И вот так, шаг за шагом, мы движемся прямой дорогой к генетическому каталогу младенцев.
Первоначально оправданием любого апгрейда является лечение. Найдите пару профессоров, экспериментирующих в области генной инженерии или нейрокомпьютерных интерфейсов, и спросите их, для чего они этим занимаются. Вероятнее всего, они ответят, что их цель – помочь исцелить болезнь. «С помощью генной инженерии, – скажут вам, – мы, вероятно, победим рак. А если бы нам удалось соединить мозг с компьютером, мы победили бы шизофрению». Возможно, и так, но ведь этим дело не кончится. Когда наши попытки соединить мозг с компьютером увенчаются успехом, остановимся ли мы на лечении шизофрении? Тот, кто действительно в это верит, – пусть он прекрасно разбирается в мозгах и компьютерах, – плохо знает человеческую психику и человеческое общество. Когда вы добиваетесь прорывного результата в лечении, то не можете запретить использовать вашу методику для апгрейда. Конечно, иногда люди ограничивают применение новых технологий. После Второй мировой войны впала в немилость наука евгеника. Торговля человеческими органами хотя и возможна, и очень доходна, всегда была запрещена. Не исключено, что и создание младенцев на заказ станет однажды технически выполнимо, но также будет оставаться подпольным.
