Томас Венцлова - Собеседники на пиру
2. Н. А. Некрасов. «Утренняя прогулка»
Н. А. Некрасов «Утренняя прогулка»
Слава богу, стрелять перестали! Ни минуты мы нынче не спали, И едва ли кто в городе спал: Ночью пушечный гром грохотал,5. Не до сна! Вся столица молилась, Чтоб Нева в берега воротилась, И минула большая беда — Понемногу сбывает вода. Начинается день безобразный —10. Мутный, ветреный, темный и грязный. Ах, еще бы на мир нам с улыбкой смотреть! Мы глядим на него через тусклую сеть, Что как слезы струится по окнам домов От туманов сырых, от дождей и снегов!15. Злость берет, сокрушает хандра, Так и просятся слезы из глаз. Нет! Я лучше уйду со двора… Я ушел — и наткнулся как раз На тяжелую сцену. Везли на погост20. Чей-то вохрой окрашенный гроб Через длинный Исакиев мост. Перед гробом не шли ни родные, ни поп, Не лежала на нем золотая парча, Только, в крышу дощатого гроба стуча,25. Прыгал град, да извозчик-палач Бил кургузым кнутом спотыкавшихся кляч, И вдоль спин побелевших удары кнута Полосами ложились. Съезжая с моста, Зацепила за дроги коляска, стремглав30. C офицером, кричавшим: пошел! проскакав, Гроб упал и раскрылся.
«Сердечный ты мой! Натерпелся ты горя живой, Да пришлося терпеть и по смерти… То случился проклятый пожар,35. То теперь наскакали вдруг — черти! Вот уж подлинно бедный Макар! Дом-то, где его тело стояло, Загорелся, — забыли о нем, — Я схватилась: побились немало,40. Да спасли-таки гроб целиком, Так опять неудача сегодня! Видно, участь его такова… Расходилась рука-то Господня, Не удержишь!..»
Такие слова45. Говорила бездушно и звонко, Подбежав к мертвецу впопыхах, Провожавшая гроб старушонка, В кацавейке, в мужских сапогах. «Вишь, проклятые! Ехать им тесно!»50. — Кто он был? — я старуху спросил. «Кто он был? Да чиновник, известно; В департаментах разных служил. Петербург ему солон достался: В наводненье жену потерял,55. Целый век по квартирам таскался И четырнадцать раз погорал. А уж службой себя как неволил! В будни сиднем сидел да писал, А по праздникам ноги мозолил —60. Всё начальство свое поздравлял. Вот и кончилось тем — простудился! Звал из Шуи родную сестру, Да деньжонок послать поскупился. „Так один, говорит, и умру,65. Не дождусь… кто меня похоронит? Хоть уж ты не оставь, помоги!“ Страх, бывало, возьмет, как застонет! Подари — говорю — сапоги, А то, вишь, разошелся дождище!70. Неравно в самом деле умрешь, В чем пойду проводить на кладбище? Закивал головой…» — Ну и что ж? «Ну и умер — и больше ни слова: Надо места искать у другого!»75. — И тебе его будто не жаль? — «Что жалеть! нам жалеть недосужно. Что жалеть! хоронить теперь нужно. Эка, батюшки, страшная даль! Эко времечко!.. Господи боже!80. Как ни дорого бедному жить, Умирать ему вдвое дороже. На кладбище-то место купить. Да попу, да на гроб, да на свечи…»
Говоря эти грустные речи,85. До кладбища мы скоро дошли И покойника в церковь внесли. Много их там гуртом отпевалось, Было тесно — и трудно дышалось. Я ушел по кладбищу гулять;90. Там одной незаметной могилы, Где уснули великие силы, Мне хотелось давно поискать.
Сделав даром три добрые круга, Я у сторожа вздумал спросить.95. Имя, званье, все признаки друга Он заставил пять раз повторить И сказал: «Нет, такого не знаю: А пожалуй, примету скажу, Как искать: ты ищи его с краю,100. Перешедши вон эту межу, — И смотри: где кресты — там мещане, Офицеры, простые дворяне; Над чиновником больше плита, Под плитой же бывает учитель,105. А где нет ни плиты, ни креста, Там, должно быть, и есть сочинитель». За совет я спасибо сказал, Но могилы в тот день не искал. Я старуху знакомую встретил110. И покойника с ней хоронил. День, по-прежнему, гнил и не светел, Вместо града дождем нас мочил. Средь могил, по мосткам деревянным, Довелось нам долгонько шагать.115. Впереди, под навесом туманным, Открывалась болотная гладь: Ни жилья, ни травы, ни кусточка, Все мертво — только ветер свистит. Вон виднеется черная точка:120. Это сторож. «Скорее!» — кричит. По танцующим жердочкам прямо Мы направились с гробом туда. Наконец, вот и свежая яма, И уж в ней по колено вода!125. В эту воду мы гроб опустили, Жидкой грязью его завалили, И конец! Старушонка опять Не могла пересилить досады: «Ну, дождался, сердечный, отрады!130. Что б уж, кажется, с мертвого взять? Да Господь, как захочет обидеть, Так обидит: вчера погорал. А сегодня, изволите видеть, Из огня прямо в воду попал!»135. Я взглянул на нее — и заметил, Что старухе-то жаль бедняка: Бровь одну поводило слегка… Я немым ей поклоном ответил И ушел… Я доволен собой,140. Я недаром на улицу вышел: Я хандру разогнал — и смешной Каламбур на кладбище услышал. Подготовленный жизнью самой…
Стихотворение «Утренняя прогулка» впервые опубликовано в «Современнике» (1859. № 1, с. 307–311). Оно написано, по всей вероятности, в конце предыдущего года: в первой публикации указана дата «27 дек.(абря)». А. Никитенко упоминает в своем дневнике, что 31 декабря 1858 года Некрасов прочел на обеде у И. Гончарова «свое замечательное стихотворение» под названием «Кладбище»; возможно, речь идет как раз об «Утренней прогулке» (Никитенко, 1955, с. 53, Чуковский, 1922, с. 11).
«Утренняя прогулка» является вступительной частью известного некрасовского цикла «О погоде». Этот цикл, начатый в 1858–1859 годах, был продолжен в 1865 году. Вероятно, он мыслился поэтом как начало другого, значительно более обширного цикла, куда должна была войти, в частности, сатира «Балет» (Фролова, 1951; Евгеньев-Максимов, 1953, с. 168–180). Три первых стихотворения цикла «О погоде» — «Утренняя прогулка», «До сумерек» и «Сумерки» — объединены под общим названием «Часть первая. Уличные впечатления» (в корректуре имелся еще подзаголовок «С утра до ночи» — см. Фролова, 1951, с. 176). К ним предпослан общий эпиграф: «Что за славная столица / Развеселый Петербург! Лакейская песня».
Цикл «О погоде» существен как продолжение и развитие урбанистической линии в творчестве Некрасова (ср. более ранний цикл «На улице», 1850). Указывалось на его связь с русским «физиологическим очерком» (Цейтлин, 1965, с. 302–308), с романом Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843; см. Некрасов, 1948, с. 645–646). Цикл относится к числу узловых текстов и в истории русской литературы вообще. С одной стороны, он подхватывает важные мотивы Пушкина, Гоголя, раннего Достоевского (судьба «маленького человека» в царственной бюрократической столице). С другой стороны, ему свойственна «отзывчивость в будущем» (ср. Топоров, 1982, с. 79). Например, мотив истязаемой лошади, намеченный в «Утренней прогулке» и развернутый в тягостную сцену в следующем стихотворении «До сумерек» (ср. Чуковский, 1926, с. 127; о возможной связи с «Меланхолией» Гюго см. Серман, 1966), станет одним из «архетипических мотивов» всей русской литературы, в частности русской прозы: он прозвучит в «Преступлении и наказании», «Братьях Карамазовых» и ряде других произведений вплоть до Савинкова («Конь бледный») и Маяковского («Хорошее отношение к лошадям»). По интонации, стилистике и деталям цикл «О погоде» в некоторой степени предвещает позднюю Ахматову (ср. известные замечания Ахматовой о ее любви к Некрасову и о том, что он на нее влиял в «некоторых стихотворениях» — Чуковский, 1926, с. 388, 392; ср. также Ахматова, 1974, с. 33). Характерный мотив вывесок в третьем стихотворении цикла («Сумерки») повторяется в первой из ахматовских «Северных элегий». Анапестические ритмические ходы цикла могут быть в определенной мере сопоставлены с ритмом «Поэмы без героя».
