Рудольф Баландин - Чудо или научная загадка?
Наука — это прежде всего метод, определенный путь исследований. Здесь важно не столько создать красивую идею, сколько доказать ее; На первый план выходит не утверждение идеи, а ее опровержение. Один лишь факт, опровергающий гипотезу или теорию, более важен, чем сотни и тысячи фактов, ее подтверждающих.
Выбирая сведения, соответствующие определённой концепции, ее автор (сторонник) вольно или невольно отсеивает, замалчивает, не замечает фактов, которые не укладываются в данную схему. Ему важней результат. Настоящий ученый, напротив, стремится охватить все разнообразные мнения, выискивает факты, не учтенные раньше, определяет малейшие дефекты гипотез, добывает новые сведения, не ослепляется собственными домыслами, создает обобщения, не противоречащие всей сумме имеющихся фактов. Он должен толково рассказать, как шел к своим выводам, почему отбрасывал те или иные идеи и материалы, какими воспользоваться источниками, что нового привнес своей работой, как она согласуется с другими исследованиями и какие традиции продолжает.
Следовательно, для науки определяюще важен путь поисков истины, а вовсе не изложение идей в убедительной, яркой, красивой форме. Конечный результат может быть даже ошибочным. В науке постоянно идет обновление теорий, преодоление сложившихся мнений. Но метод исследований сохраняется в предельной чистоте, и пути научных исканий служат надежными вехами для последующих поколений ученых, устремленных в неведомое.
Непознаваемое
Открытие — это неожиданность. Порой оно граничит — чудом.
Некогда казалось, что никак нельзя определить состав звезд: мыслимо ли взять на анализ хотя бы каплю раскаленного кипящего звездного вещества? Однако позже выяснилось, что о составе звезд можно достаточно уверенно судить по спектру их излучений. Более того, в земных лабораториях удается создать модели солнечной плазмы. То, что казалось невозможным, реализовалось. Предполагавшееся непознаваемым раскрылось перед исследователями.
Но может быть, ученые, раскрывая и уничтожая тайны природы, губят поэтическое мировоззрение, все более ограничивают легкокрылую и прекрасную фантазию?
Хотелось бы для ответа сослаться на мнение великого испанского поэта Федерико Гарсия Лорки: «Для меня воображение — синоним способности к открытиям. Воображать — открывать, вносить частицу собственного света в живую тьму, где обитают разнообразные возможности, формы и величины…»
Прервем цитату. Тут говорится, по-видимому, о тьме не познанного, не осмысленного разумом человека. В этом хаосе приходится наводить порядок. И воображение подсказывает возможные варианты организации первозданного хаоса.
«Человеческая фантазия, — продолжает Лорка, — придумала великанов, чтобы приписать им создание гигантских пещер или заколдованных городов. Действительность показала, что эти гигантские пещеры созданы каплей воды. Чистой каплей воды, терпеливой и вечной. В этом случае, как и во многих других, выигрывает действительность. Насколько прекраснее инстинкт водяной капельки, чем руки великана! Реальная правда поэтичностью превосходит вымысел, или, иначе говоря, вымысел сам обнаруживает свою нищету. Воображение следовало логике, приписывая великанам то, что казалось созданным руками великанов, но научная реальность, стоящая на пределе поэзии и вне пределов логики, прозрачной каплей бессмертной воды утвердила свою правду. Ведь неизмеримо прекраснее, что пещеры — таинственная фантазия воды, подвластной вечным законам, а не каприз великанов, порожденный единственно лишь необходимостью объяснить необъяснимое».
Сказочный великан — создание фантазии, не ограниченной научным методом. Он сродни порождениям религиозного вдохновения, в особенности мифологическим героям, языческим божествам. В более развитых религиях подобные простые образы сменяются более или менее абстрактными понятиями, теряющими черты зримого сходства с человеком, животными. Не изменяется лишь та сфера, где могут существовать — в воображении людей — религиозные простые и сложные образы. Это сфера неведомого, в которую воображение стремится внести порядок, лад и гармонию, созвучную духовному строю человеческой личности. На этом основано религиозное объяснение «чудес». Там, где есть возможность научного исследования и доказательства, оно теряет значение. В то, что убедительно доказано, нет нужды верить. С этим надо соглашаться. Можно и опровергать, если имеются для того веские основания.
Тут вопрос не доверия, а проверки. Можно проверить — наука, нельзя проверить и доказать — религия или что угодно, только не наука.
В этом отношении поучителен пример Туринской реликвии. До начала исследований она всецело была атрибутом религиозного культа, овеянным легендами. Можно было либо верить, либо не верить в то, что на ней запечатлен божественный образ Иисуса Христа. Этр было связано с необходимостью объяснить необъяснимое. Без чуда никакого объяснения не получалось.
Как только стали накапливаться научно обоснованные; сведения о плащанице, многие домыслы и фантазии стали отпадать как невероятные, противоречащие фактам. Появилась возможность обоснования новых, более или менее неожиданных гипотез, которые прежде никому не приходили в голову или были отвергнуты напрочь. Мозаика фактов постепенно складывается в целую картину, соответствующую научной реальности.
Значит ли это, что тайна плащаницы будет обязательно раскрыта полностью? Нет, вовсе не значит. На некоторые вопросы, возможно, наука никогда не сможет дать окончательный ответ. А тогда каждому представляется возможность поверить в ту или иную версию или же остаться на научных позициях, избегая категоричного ответа и оперируя только вероятностями.
В принципе, и сейчас и когда угодно человек волен либо вовсе отвергать реальность Иисуса Христа, либо утверждать его вечное бытие как бога, вне связи с какими-либо материальными объектами. Религиозное объяснение допускает такое своеволие.
Непознанное — это провалы в знаниях, белые пятна. Наше воображение способно наделять их какими-то свойствами, населять какими-то фантастическими существами. Но как только в эти таинственные области проникает свет научных знаний, создания воображения уступают место реальным объектам.
Такой вывод вполне логичен, и он как будто имеет очевидное следствие: область научного знания постепенно расширяется благодаря постоянным открытиям; область религиозной веры соответственно сужается благодаря завоеваниям науки. Непознанного становится все меньше, а значит…
Впрочем, возникают сомнения. Как показывают фанты, несмотря на огромнейшие достижения науки за последние века, религия вовсе не омертвела; в высоко развитых странах, определяющих научно-технический прогресс, она почти нигде не сдает своих позиций. Например, народ США — один из наиболее религиозных в мире (при огромной пестроте религиозных организаций, систем). Ссылка на одурачивание трудящихся эксплуататорами тут мало что объясняет. Ведь уровень научных знаний все-таки растет, и просвещение торжествует, и успехи науки очевидны, и добровольно люди выбирают веру или безверие. Так почему же религия не сходит На нет, не исчезает? Неужели так много на свете глупцов, позволяющих себя одурачивать, да еще за собственные деньги? И что это за гениальный обман, продолжающийся много веков, тысячелетий?
Нет, не так все просто. Раздвигая горизонты познания, человек не сужает, а скорее даже расширяет пределы неведомого. Скажем, открыв мир элементарных частиц, наука поставила сотни новых, не мыслимых ранее проблем, столкнулась с загадками мироздания, которых прежде не предполагалось, ибо не существовало еще физики элементарных частиц. Конечно, все эти тайны разумно считать относительными, а не абсолютными.
Они пока не познаны. Но тайны-то, пусть временно, остаются и обновляются. Когда их удастся раскрыть, появятся новые загадки, а значит, откроются новые области непознанного.
Мы говорим о всечеловеческом (объективном) незнании. Но ведь мыслит каждая личность, а она неизбежно ограничена кругозором своих (субъективных) знаний, не имея представления о подавляющем большинстве фактов, идей, теорий, накопленных человечеством. Если останется на свете хотя бы одна нераскрытая тайна природы, один непознанный объект, одна область, недоступная науке, для религиозного воображения и миросозерцания этого будет достаточно. Даже неширокая бездна остается бездной. Она превосходно годится для полета фантазии, для веры в чудо. Имеются и всегда будут существовать области временно не познанные (относительная тайна). Только мало сведущий в науках человек, основываясь на школьных учебниках, будет упорно утверждать обратное.
Возникает и другой вопрос: а есть ли непознаваемое ((абсолютная тайна)? И что бы это могло быть?
