Ольга Новикова - Актуальные проблемы Европы №3 / 2010

Несмотря на позитивные сдвиги в трансатлантических отношениях после прихода в Белый дом новой администрации, Вашингтону будет сложно отказаться от политической «односторонности», доставшейся команде Б. Обамы «в наследство» от предыдущего президента и прочно укоренившейся в сознании определенной части внешнеполитического истеблишмента США. Бесспорно, сам факт смены высшего руководства страны способен изменить ситуацию в лучшую сторону. Однако на более низком уровне бюрократических и экспертных структур остается немало консервативно настроенных приверженцев «мягкого унилатерализма» [Kagan], желающих сохранить принцип, согласно которому союзники могут и должны присоединяться к «коалициям желающих», но исключительно на тех условиях, которые выдвигаются дипломатами Госдепартамента и военными планировщиками Пентагона, а не коллективным военным командованием в Монсе и политическим советом в Брюсселе10.

Применение на практике таких подходов не раз позволяло Пентагону получить большую свободу при принятии решений, относящихся к планированию военных акций. Это со всей очевидностью продемонстрировал начальный этап военной кампании в Афганистане, целиком и полностью осуществлявшейся под руководством Центрального командования США (CENTCOM), расположенного во Флориде, а не под руководством ВГК ОВС НАТО в Европе или Атлантике. Даже после передачи Объединенному военному командованию НАТО в Нидерландах полномочий на осуществление в рамках миссии ISAF задач по стабилизации и восстановлению Афганистана большинство чисто военных задач по-прежнему решается в рамках неподконтрольной НАТО операции «Несокрушимая свобода» (контроль над операцией, как и прежде, осуществляется американским CENTCOM)11.

Помимо усилившейся роли Центрального командования особо знаковыми событиями, сопровождавшими процессы реструктуризации ВС США (на национальном, а не натовском уровне), стало появление на свет двух новых командований – NORTHCOM и AFRICOM, созданных соответственно в 2002 и 2007 гг. В отличие от новой командно-штабной структуры НАТО, основой которой стал функциональный принцип организации, оба американских командования базируются на традиционно-географическом подходе, способном четче очертить сферы их компетенции и, следовательно, их политический вес в сравнении с натовскими стратегическими командованиями по трансформации и операциям.

Центральную роль во всей системе, по-видимому, предстоит сыграть именно NORTHCOM, на которое возложена ответственность за обеспечение безопасности национальной территории США и прилегающих к ней районов – североамериканского континента и значительной части акваторий Тихого и Атлантического океанов.

Таким образом, американское NORTHCOM в гораздо большей степени, чем союзническое командование по трансформации, призвано исполнять основную часть обязанностей, ранее возлагавшихся на расформированное ВГК ОВС НАТО в Атлантике, включая вопросы применения силы на территории Северной Америки.

Показательно также, что Европейское командование США (USEUCOM), олицетворявшее собой разделение властных полномочий между США и западноевропейскими странами в рамках НАТО12, лишилось зоны ответственности на Африканском континенте, который отныне вошел в исключительную компетенцию сугубо американского AFRICOM, «технически» не связанного с военными структурами НАТО и имеющего только «пересекающиеся интересы» с Альянсом. Об этом, в частности, упоминал в одном из своих выступлений директор по стратегии и планам AFRICOM адмирал Дж. Хаарт [Intersecting interests offer opportunities for NATO cooperation with AFRICOM]. С учетом повышенного внимания, которое французская Белая книга уделяет Африке и особенно региону Большого Ближнего Востока, рассматриваемых как сфера нынешнего и будущего военного присутствия войск Республики, расширение компетенции CENTCOM, равно как и AFRICOM, может создать для Парижа определенные трудности13. Возрастание управленческой роли американских региональных командований может поставить под сомнение расчеты Парижа на обретение Францией статуса «ключевой страны – участницы» (framework nation) экспедиционных натовских операций. Это связано с тем, что наиболее важные с американской точки зрения интервенции, вероятно, будут осуществляться преимущественно (хотя и не только) под национальным, а не международным командованием.

Следует также подчеркнуть, что в ряде случаев международные операции под общим флагом НАТО могут не соответствовать интересам французского руководства. Более того, само видение французским руководством будущей глобальной роли Альянса отличается от американских подходов к «глобализации» НАТО. Париж по-прежнему выступает против идей превращения Альянса из военной организации в своего рода политическую «лигу демократий», выстраивающую отношения с нечленами блока исключительно на основе их соответствия западным стандартам свободы и подводящую легитимную основу под западные интервенции за рубежом.

Свидетельством тому явилась «вторая ливанская война» в июле 2006 г., по завершении которой ни Франция, ни США не выразили готовность использовать миротворческий потенциал НАТО для урегулирования постконфликтной ситуации. При этом французское руководство ссылалось не только на излишнюю вовлеченность Альянса в афганскую кампанию, но и на риски, связанные с «делегитимацией» военного присутствия натовских контингентов в зоне израильско-ливанского конфликта [Davis, p. 8]. В глазах политических элит и общественности мусульманских стран последние однозначно воспринимались бы как произраильские союзники, что могло еще больше обострить и без того напряженную послевоенную обстановку.

Сохраняющийся подчеркнуто независимый внешнеполитический курс Франции в отношении целого ряда стран Ближнего Востока, Африканского континента, Латинской Америки, а также Китая свидетельствует о том, что Париж зачастую предпочитает выстраивать отношения с этими субъектами в двустороннем формате, выводя подобное сотрудничество за рамки НАТО, а в ряде случаев даже за рамки ЕС. Во многом аналогичный подход применяется Пятой республикой и в отношениях с Российской Федерацией.

В российских общественно-политических кругах заявление Елисейского дворца о возвращении Франции в военные структуры НАТО вызвало весьма бурную реакцию, в то время как официальная позиция Кремля касательно этих заявлений осталась более чем сдержанной. Еще более оптимистичными выглядели оценки этого события, данные российскими экспертами и их французскими коллегами. По мнению большинства из них, решение Парижа вернуться в ряды НАТО спустя сорок с лишним лет отнюдь не было продиктовано экспансионистскими соображениями, а потому не может представлять угрозу РФ даже с учетом широко обсуждавшихся в российской прессе летом 2008 г. положений упомянутой Белой книги, якобы преисполненной антироссийской риторики [см.: Канинская; Искендеров, Юнанов]. Между тем Россия рассматривается в этом документе не как угроза, а скорее как вызывающая озабоченность14 проблема, причем совладать с этой проблемой предполагается отнюдь не путем «сдерживания», а путем «вовлечения» Москвы в многосторонние институты европейской безопасности. По существу речь идет о приглашении РФ к сотрудничеству, необходимости расширения и углубления диалога и сотрудничества между РФ и НАТО, их взаимопересекающихся интересах в сфере европейской безопасности [Défense et sécurité nationale, p. 38].

Конец ознакомительного фрагмента.

1

Согласно опросам, проведенным французским Институтом общественного мнения в 2009 г., в пользу «возвращения» страны в НАТО высказались 58 % респондентов, 37 – выступили против этой инициативы правительства и только 5 % не определились с ответом.

2

Силы ядерного сдерживания. – Прим. авт.

3

В настоящее время Франция занимает третье место среди других стран-членов по масштабам финансовых вложений в общий бюджет операций НАТО. В миротворческих миссиях Альянса участвует более 3000 французских солдат и офицеров, находящихся под общенатовским командованием. ВС Республики играют большую роль в подготовке сил быстрого реагирования НАТО, в которых 13 % личного состава представлены французскими военными.