Чарльз Форт - Пророк с Луны, Ангел с Венеры. Новые земли
Определение расстояний до планет и определение скорости света тесно связаны: они представляют приятную глазу картину взаимодействия или образчик взаимной поддержки двух мошенничеств. Я старательно подчеркивал, что прихотливость движения спутников Юпитера столь велика, что на них никак нельзя полагаться, но, кажется, теперь следуег подчеркнуть, что помимо этого фактора неопределенности, вплоть до времени Проктора никто не знал сколько-нибудь точно, когда должны появляться и исчезать эти спутники. И тут задумываешься о состоянии теории во времена Роймера. Именно в уме Роймера впервые так тесно связались эти два «измерения»: скорости света и расстояния в гипотетической Солнечной системе. Основываясь на своем третьем законе, выстроенном, как мы увидим далее, на отсутствии самое малое трех оснований, Кеплер, наблюдая Марс, вычислил расстояние от Солнца до этой Земли как 13 000 000 миль. Тем же методом — дискредитированным ныне методом одновременного наблюдения — Роймер определил это же расстояние в 82 000 000 миль. Меня не столько интересует это расхождение, сколько на каком основании астрономы начали мерить расстояния в миллионах, а не в сотнях и не в тысячах миль.
Во времена Кеплера самое сильное возражение против теории Коперника состояло в том, что если бы Земля двигалась вокруг Солнца, звезды в течение года должны были бы смещаться — а современными «точнейшими методами» показано, что они в самом деле чуточку смещаются. На это возражение отвечали, что звезды гораздо дальше, чем думали раньше. Из этого ответа следовала необходимость увеличить соответственно все расстояния. Кеплер измерил или угадал, кому как нравится, а потом Роймер его переплюнул. За Роймером последовал Гюйгенс, хвативший еще дальше: 100 млн миль по Гюйгенсу. Гюйгенс основывал свое предположение на том, что Земля по величине занимает среднее положение между Венерой и Марсом. Современные астрономы говорят, что Земля не такая уж средняя. Мы видим, что первые астрономы, не имея способа узнать, тысячи или миллионы миль отделяют нас от Солнца, определяли расстояние от 82 до 100 миллионов миль на основании неизменности звезд. Если современная догма в общих чертах принимает эти определения, хотелось бы знать, каким чудом на основе столь диких методов делались столь точные измерения. Мы подозреваем, что дело тут в заговоре и проституции, если кому-то по нраву подобные обвинения, а если кто-то предпочитает снисходительность, скажем, что причина здесь — в услужливом приспособлении и желании никого не обидеть. Мы предполагаем, что с тех самых пор астрономы видели и вычисляли то, что им полагалось видеть и вычислять. Например, когда эта Земля должна была находиться от Солнца в 95 000 000 милях, все астрономы определяли положение Марса на основе 95 миллионов миль; когда же расстояние до этой Земли урезали до 92 миллионов миль, то и во всех вычислениях появились 92 000 000 миль. Меня могут заподозрить в цинизме, но я всего лишь цитирую Ричарда Проктора в одном из его просветлений подозрительности.
С бесконечным однообразием и без всякого намека на передышку для нас продолжают сыпаться данные о заговоре — или сотрудничестве. Из негодных наблюдений о прохождении Урана в 1761 и 1769 годах Энке выводит земную орбиту поперечником около 190 000 000 миль (95 млн миль от Солнца). Общий прогресс склоняется скорее к диким вычислениям Гюйгенса, нежели к неприрученным расчетам Роймера. Так, в согласии с этими переменами, если не с прогрессом, Деламбре использует негодные наблюдения за лунами Юпитера, урезает негодные выводы Роймера и заявляет, что свет пересекает плоскость орбиты этой Земли за 16 минут и 32 секунды — как ему и следует, добавил бы профессор Янг. Именно тогда зараженные духом сотрудничества физики начали крутить и ерзать, «независимо», как нас уверяют, подтверждая правоту Деламбре. Все улажено — все довольны — см. «Handbook of Astronomy» Чамберса, опубликованный в то время, — и расстояние до Солнца установлено «с большой точностью» в 95 298 260 миль.
Но затем случается нечто, что неумело, хотя и заботливо, объясняется в большинстве трудов по астрономии. Фуко разрушает сладостность этих 95 298 260 миль. Упоминание этой темы можно найти во многих книгах, и всюду вы прочтете, что физик Фуко «абсолютно независимым методом» получил несколько иной результат. «Расхождение» подано так, что создается впечатление скрупулезной независимой работы ученых, не желающих рабски копировать друг друга, но при этом остающихся рядом с отметкой 90 000 000 миль, так что по сути все же согласных между собой. Но мы в опыте Фуко не найдем никакой независимости. Мы обнаружим скрывающийся под старой маской сговор, или дружеское согласие. См. «A History of Astronomy» Клерк. Мы узнаем, что астрономы, чтобы объяснить осцилляцию Солнца, порешили, что Солнце должно находиться не в 95 298 260, а примерно в 91 000 000 миль. То ли желая сделать им приятное, то ли простодушно, никогда о том не слыхав, хотя новый вывод был уже лет десять как обнародован, Фуко «выясняет», что скорость света меньше, чем приходилось предполагать, когда Солнцу положено было находиться в 95 298 260 милях, и в точности такова, какой ей положено быть, если Солнце находится в 91 000 000 миль. Тогда-то астрономы и объявили, что не для того они сократили расстояние до Солнца, чтобы объяснить его осцилляцию, а потому, что убедились в верности «независимого» определения скорости света физиком Фуко. Ерзать начали на заседании Королевского астрономического общества в феврале 1864 года. Пришлось и еще поерзать. Ведь если поперечник земной орбиты «оказался» меньше, чем полагал Деламбре, то кому-то придется «обнаружить», что свет от лун Юпитера доходит несколько медленнее, чем «доказал» Деламбре. И вот Глазенап «открывает», что это время составляет 16 минут 40 секунд, как ему и «следовало» открыть. Но тогда придется заново приспосабливать вычисления расстояния до Солнца, сделанные Энке, основываясь на негодных наблюдениях прохождения Венеры. И опять же, Ньюкомб основывался на наблюдениях и расчетах Энке и проделал вычисления, необходимые, чтобы согласовать расстояние с результатом Фуко. Между тем Энке, проделывал ли он свои вычисления или нет, попросту согласовал результат с выводами Лапласа в седьмой книге «Mechanique Celeste». Разумеется, он уверял, что вычислял независимо, поскольку использовал метод триангуляции, между тем как Лаплас основывался на законе гравитации.
Насчет слова «негодный», отнесенного к наблюдениям прохождения Венеры:
В «Old and New Astronomy» Проктор говорит, что наблюдения прохождений 1761 и 1769 годов были «совершенно неудовлетворительными». Надо полагать, что нечто, совершенно неудовлетворительное, никуда не годится. При следующем прохождении, в 1874 году, различные нации установили сотрудничество. Результаты наблюдения оказались столь разочаровывающими, что российское, итальянское и австрийское правительства отказались участвовать в экспедиции 1882 года. В «Reminiscences of Astronomer» Ньюкомб пишет, что комиссия Соединенных Штатов, секретарем которой он был, вплоть до 1902 года не публиковала полностью сделанных ею наблюдений и, вероятно, никогда не опубликует, поскольку к этому времени все ее члены либо умерли, либо ушли в отставку.
Метод Марса — все то же однообразие, поскольку определение параллакса методом одновременных наблюдений было раскритиковано, доктор Дэвид Джилл во время противостояния Марса в 1877 году отправляется на остров Вознесения, чтобы в одиночку методом суточных наблюдений определить расстояния от этой Земли до Солнца по положению Марса. Подробности метода Джилла см., например, в «Solar Sistem» Пура. Профессор Пур говорит, что, разумеется, в вычислениях Джилла следует учитывать орбитальное движение Марса. В таком случае следовало бы учитывать и орбитальное движение Земли. Если доктору Джиллу известно расстояние, пройденное этой Землей по орбите, и кривизна ее пути, значит, ему известны и размер, и форма орбиты, а стало быть, и расстояние до Солнца. Значит, он берет за основу, что эта Земля отстоит от Солнца примерно на 93 000 000 миль, и вычисляет, что Земля отстоит от Солнца примерно на 93 000 000 миль. За эту классическую дедукцию от известного к тому же известному он получает золотую медаль.
В своих первых опытах мы имели дело с ложными претензиями, будто к небесным явлениям приложима небесная механика: но в более поздних случаях мы имеем дело с иным методом — с методом триангуляции.
Один простой вопрос:
В какой степени можно полагаться на метод триангуляции?
В большой степени, если речь идет об измерении высоты здания или о небольших расстояниях в геодезии. Достаточно очевидно, что не астрономы изобрели телескоп. Спектроскоп они позаимствовали у иных наук. И основной свой математический принцип триангуляции они получили из геодезии, в которой он вполне применим. Треугольник — еще один символ бесплодия науки астрономии. На гербе сего великого научного мула я бы изобразил призму в треугольнике.
