Николай Непомнящий - Крик мамонта
Неизвестно, что вышло бы из этого вмешательства врачей, если бы не приехал отец. Он просто взломал дверь палаты и прямо в больничной пижаме увез дочь домой. Отец стал лечить ее сам отваром из каких-то трав, который был совершенно без запаха.
А дальше и совсем уже начали происходить чудеса. Вскоре приехал друг отца, врач, который осмотрел Линду и сказал, что организму девочки необходим никотин, ей надо курить. Отец с усмешкой молча протянул дочери сигарету. Линда неумело прикурила, затянулась горьковатым дымом и… даже ни разу не поперхнулась, не кашлянула, будто до этого курила.
Остается лишь гадать, что же стало причиной выздоровления Линды. Оно началось с подаренного ей соленого огурца. В тех местах в соления обязательно добавляют в виде специй лист кедра и каштана. Может, вся суть скрыта ! именно в этом? Кстати, кедр – дерево Линды… '
В те годы Линда была еще мала, чтобы задумываться : над тем, что с ней происходит. Но в память западало проч– ? но. Когда Линде исполнилось одиннадцать лет, с ней слу– ; чилось событие, которое, возможно, во многом определило ^ ее характер, сформировало как личность. ;
Линда с ребятами частенько ходила на речку. На бе– 1 регу, неподалеку от того места, где они купались, стояла ; древняя, но действующая церковь. Несколько раз издали ^ Линда видела и седого настоятеля-батюшку, как все его называли; тот жил отшельником. Но однажды, когда ре– ^ бята загорали на берегу и о чем-то спорили, священник ; незаметно подошел к ним и, обратившись к Линде, сказал:
– Ты очень уж красноречива, дочка, пойдем-ка я тебе ; кое-что покажу…
По дороге он, пристально глядя на Линду, поинтересовался, откуда у нее такой старинный католический кре– ^ стик. Линда рассказала, что этот крест отец берег именно для нее и крестили ее с ним. Но после крещения крестик ; куда-то запропастился, сколько его не искали, найти не ' смогли. Тогда дедушка привез ей золотой, на цепочке. Однако, как только Линда повесила его на шею, она стала ( задыхаться, словно кто-то душил ее. Линда рванула цепочку и вместе с крестом выбросила ее в окно. Отец тогда очень рассердился – как ты, мол, могла так поступить с подарком – и пошел в сад его искать. А нашел этот старинный католический, который столько времени не могли найти. Но золотой исчез…
Священник ничего на это не сказал. Они вошли в церковь, и батюшка вынес старинную толстую книгу. На обложке ее сверкал золотистый шар, внутри которого горел крест из червонного золота – точно такой же, какой носила Линда.
– Ты должна прочитать эту книгу за три ночи, – негромко проговорил священник. – Не побоишься приходить сюда ночами?
– Нет, – сказал Линда и вздрогнула, представив себе дорогу в темноте через степь до самого моста.
– Приходи около полуночи. На мосту я тебя буду встречать, – словно прочитав ее мысли, произнес батюшка.
И действительно, без четверти двенадцать, коща Линда торопливо подходила к речке, она увидела темный силуэт священника на мосту.
Они молча вошли в церковь, коща батюшка, заметив? как колыхнулись на окнах занавески, вдруг остановился пораженный. Перекрестившись, он повернулся к Линде и сказал:
– Это знамение. Пойдем в алтарь, дочь моя. – А мне можно? – вдруг испугалась она, зная, что это святая святых в церкви. – Тебе можно…
И все же Линда чего-то боялась, однако, когда оказалась в алтаре, ей стало легко и хорошо. Это ей запомнилось четко.
Священник повел ее в маленькую комнатку со стенами? сплошь уставленными зеркалами, и даже дверь изнутри была зеркальной. Посреди комнаты стоял небольшой столик, на котором лежала книга с золотистым шаром и крестом на обложке. По углам стола – две свечи в стаканчиках на блюдцах.
Батюшка сказал, что если встать лицом к восходу солнца, то левый угол комнаты, где ты находишься – со стороны сердца – и есть красный угол.
– Запомни, дочь моя, – предупредил он, – если книга откроется тебе, ты ее обязательно прочитаешь. Ну, а нет? значит, не дано. – А вы прочитали ее?
– Нет, – помолчав, со вздохом произнес священник, – книга мне не открылась. Ну) с богом, дочь моя…
Оставшись одна, Линда уселась на единственную табуретку к столу и с волнением открыла книгу, да с такой легкостью, совершенно не ощущая тяжести толстой кожаной обложки. Но текст буквально расплывался перед глазами, буквы сливались. Однако это вскоре прошло, и она начала читать. На первой странице оказалась молитва? которую Линде вдруг захотелось переписать. Она увидела на столе блокнот и ручку, но почему-то не удивилась этому, старательно переписывая слова молитвы. И только закончила – вошел священник.
– На сегодня хватит, дочь моя, уже четыре часа утра? пора идти. Эту молитву тебе придется переписать еще трижды левой рукой. Не сейчас, а когда придет время. Ты это сама почувствуешь. Где бы ты не была, куда бы не поехала – бери молитву с собой, трудно станет – читай…
Линда и это запомнила накрепко, тем более, что вскоре знала молитву наизусть. (Забегая вперед, скажу, что первый раз она переписала молитву через год, второй – коща ей исполнилось 16 лет, третий – в 1990 году.) В течение последующих двух ночей Линда также тайком уходила из дома, добиралась до моста, где ее неизменно ожидал священник, а потом сидела в зеркальной комнате и читала старинную книгу. Днем же по-прежнему ходила на реку с мальчишками.
Однажды спускаются они к речке и видят недалеко купающихся вроде бы женщин, а среди них батюшку во всем своем облачении с большим крестом в руках. Линду так и потянуло к нему, но ребята идти отказались. Коща она приблизилась к стоявшему по колено в воде священнику? между ними —откуда только взялся! – трижды пролетел голубь, потом взмыл вверх и закружил над ними. Батюшка окунул крест в воду и на голубя брызнул. Попал. Тот отряхнулся, и Линда ощутила на лице и шее упавшие с него капли воды.
– Ну вот, дочь моя, теперь ты по-настоящему окрещенная…
Тоща Линда только удивилась его словам, но вспомнила о них спустя всего лишь несколько дней.
Однажды она поспорила с ребятами, что одна переплывет озеро в полночь. Знала, что на такое никто из них никогда не решился бы. Ведь речь шла о расчищенной части болота, вокруг которого такие страсти рассказывали? что ночью просто оказаться рядом считалось верхом смелости. Договорились, что Линда прыгнет в воду с дамбы? пересечет озеро, а ребята будут ждать ее на противоположном берегу. И ровно в полночь, когда на небе сияла огромная луна, Линда шагнула с дамбы в черную и страшную бездну. Вода оказалась теплой, но ее пробирала дрожь и сердце бешенно колотилось. Она, исступленно работая руками и ногами, поплыла к левадам, к чернеющим за– ; рослям камыша. От них до берега било уже совсем близко. Но когда Линда добралась до камышей, ее вдруг потянуло ко дну. Она отчаянно замахала руками, сопротивляясь той силе, что тащила ее вглубь. Линда хотела уже закричать? но голос пропал. И тоща она вдруг почувствовала холодные прикосновения по бокам, и кто-то вынес ее через камыши к берегу – к тому месту, ще находились ребята…
Дома она обнаружила на правом и левом боку по яркому красному пятну в виде ладоней и явно чувствовала сквозивший от них холод. Обо всем случившемся Линда рассказала отцу. Он мрачно выслушал ее, потом погладил по голове и, неожиданно заплакав, попросил туда больше не ходить…
ГРЕХИ НАШИ«В ту ночь, коща приходила женщина в черном, уснуть я уже не могла. А наутро пришла телеграмма – отец лежит в больнице в очещ: плохом состоянии. В тот же день я уехала к нему. Отец болел давно, но не любил говорить об этом или жаловаться. В больнице я узнала, что у него рак груди, с постели он не встает и дни его сочтены. В палате, ще он лежал, двое умерли, и отец теперь находился один, он никого не хотел видеть, ждал меня. Я только вошла к нему, как он расплакался. „Вылечи меня, – говорит, – ведь ты можешь“. Тоща о его словах я серьезно не задумалась; не удивилась даже, не до этого мне было. Мой отец ведь рода княжеского, после революции его раскулачили. Он был очень умным человеком? знал семь иностранных языков; врач, художник, музыкант – он лечил людей, играл на пианино, аккордеоне? писал музыку и стихи. Но в его поведении много чего было странного. Отец часто ночами молился на непонятном мне языке, плакал, и еще я замечала, как он нередко сам с собой разговаривал. В больнице он мне рассказывал про мою мать, о жизни своей и все повторял: „Я грешен, скоро умру, на мне много крови, кто разделит мои тяжкие грехи…“ Я успокаивала его, говорила, что все его грехи готова взять на себя и отмолить. Отец брал мою руку и плакал…»
Да, отец Линды был довольно загадочной и странной личностью даже для дочери. Таким для нее он и остался. Линда знала о нем и слишком много, и одновременно ничтожно мало. По ее словам, отец был незаконнорожденным сыном одного из великих литовских князей, на окраине Каунаса до некоторого времени стоял их старинный родовой особняк. После раскулачивания отец эмигрировал за границу, жил в Америке, Италии. Во время войны оказался в плену. И хотя вроде бы ему и повезло – в концлагере он работал врачом, – на деле вышло все иначе. Фашисты знали, как сломить человека самой гуманной профессии, и заставляли его пристреливать ослабевших и больных пленных. Откажешься – умрешь сам…
