Гиперборейские тайны Руси - Валерий Никитич Демин
Вместо заключения
Это слово породило книгу…
Виктор Гюго
Когда 1-е издание настоящей книги было в основном закончено и, следуя главным образом традиции, требовалось сказать что-нибудь напоследок, в Интернете мне вдруг попались на глаза стихи владивостокского поэта Анатолия Заболотникова, озаглавленные кратко и воодушевляюще – «Гиперборейцы». По существу это была целая поэма, посвященная морякам погибшей атомной подводной лодки «Курск». Но что поразительно: здесь в стихотворной форме говорилось практически то же самое, что я в тот самый момент намеревался сказать в прозе. Ведь Заключение к книге уже фактически сложилось в голове (трудностей оно обычно особых не представляет), оставалось только перенести его на бумагу. И вот – по существу в тот самый миг, когда я готов был взяться за перо, на экране монитора из неисчерпаемого потока интернетной информации, точно в волшебной сказке, появились строки, как будто бы принадлежащие мне самому, но написанные совсем другим человеком и совершенно в другом месте. Не чудо ли? Нет, не чудо! Ибо многие факты и смысловые константы приходят к разным людям и в разное время из одного и того же ноосферного источника.
Ранее я никогда не слышал об Анатолии Заболотникове и ничего не читал из написанного им. Напротив, быть может, он знаком с какими-то моими книгами – уж больно созвучными оказались наши мысли. Но это совершенно не обязательно. Одно только совпадение мыслей и устремлений свидетельствует о многом. Владивостокский поэт правильно уловил все – и прошлое, и настоящее, и будущее, сумев связать первое, второе и третье в неразрывный узел. И не символично ли: трагедия с АПЛ «Курск» произошла в том самом регионе, где много тысячелетий назад погибла Гиперборея. Российские моряки-подводники (вечная им память!) – истинные гиперборейцы – и по духу, и по месту своей гибели. Они как бы олицетворяют возвращение на полярную прародину и при жизни своей, и после смерти.
Стихи всегда емче прозы. Мне кажется, что слова моего далекого единомышленника гораздо ярче выразят то, что хотел сказать я сам (привожу их с некоторыми сокращениями):
Анатолий ЗАБОЛОТНИКОВ
Гиперборейцы
Героям «Курска»
Не азиаты – мы, не европейцы,
Пускай никто, пусть не чета мы вам,
Но не дадим рвать Русь напополам —
На то мы все-таки Гиперборейцы!..
Упорно вы про двойственность души
Поете нашей, чуть не воспевая,
Из-за спины ж, нас в этом убеждая,
Достать готовы наши ж палаши.
То не душа – двоит ваш лживый взор,
Еще хмельной с кровавого похмелья —
«Гостей» всегда тем поим щедро зельем,
Но фляги наши полны до сих пор!
Нет, вы правы: таких, как ваши, две —
В нас, даже больше, но не ваши – мера!
Да, многолика даже наша Вера,
Но об одной душе и голове!
Смешно вам: трижды русские пимы
На грабли ступят, чтоб не повториться,
Но сколь раз вы – со счету можно сбиться —
Ступали босыми в сугроб зимы?
Отсель, скорей, и ваш глобальный план
Всех нас в края без зим переселенья;
Одно забыли: мы – не населенье,
Наш курс на Север – не самообман,
И не от готов, гуннов ли наш Род
Бежал в зимы суровые просторы,
Не алча новых земль Урала горы
Преодолеть решил вдруг наш Народ…
Не бегство то – обратный путь домой,
В края любви навстречу птичьим ветрам,
Нам «крепостей» ведь ваши кубометры
Тесней могилы, коль в земле чужой…
Не азиаты – мы, не европейцы.
Тибета, Альп и Анд древней Урал.
Он не рассек, а швом живым спаял
В единый край поля Гиперборейцев.
Витой, тернистой, вечною тропой
Ведет на Север мимо Аркаима…
Откуда шли мы, бросив край родимый,
Гонимые студеною порой,
Сложив крылами паруса ладей,
Как на колени, ставя на колеса…
Алмазы слез усыпали, как росы,
Следы идущих по миру людей.
А за спиной туманною стеной
Вставал ледник, кровь белых рек глотая,
И города с лица земли срывая
Безжалостной волною ледяной…
Ушли давно на юг шумер, эллин,
Индус и хетт… по тропам кроманьонцев,
Шли за горы и в горы, ближе к солнцу
Из тьмы прохладной залитых долин,
Несли с собою в образах Богов
Черты былого уж златого строя,
По новой храмы строя выше втрое,
Не веря уж в незыблемость веков;
Шли, на привалах плача о ночах,
Где явь и сон без грани и без меры,
Под вечер – о горе священной Меру,
Златой полгода в солнечных лучах
Средь Островов Блаженных <…>
Ушли последними, когда плач струн
В перстах Бояна мерзлых стал не слышен,
И ледяными лубяные крыши
Их стали, и умолк вдруг Гамаюн,
На тыщи лет вещая пустоту
Бескрайних льдов и гибель исполинов,
И памяти безмолвные картины,
Златому веку подводя черту…
Шли как на день – не на веков же сто?! —
В надежде ли, что вспять польется Волга,
Лишь скажет витязь-оборотень Вольга,
Когда ль Перун спалит из льда плато;
Шли, все оставив, только Берегинь
Взяв изваянья – обереги Рода,
Любовь была ж попутчицей исхода
По брегам Дона и предгорьям Инь;
И возвращались трижды с полпути
Вслед птиц, летящих на крылах Борея,
Чтоб убедиться вновь, глазам не веря…
Иль некуда от Родины идти —
Везде ж чужая им была земля.
С домами их срывались в пропасть горы,
Делить и с паводком устали норы,
Пожарам-ворам – засевать
