Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1994 год
Идея доктора Рагаба, поддержанная на сей раз департаментом древностей, состоит в том, чтобы, создав точную копию гробницы, да еще в Каире, где она доступнее, переключить на нее поток туристов, а оригинал закрыть для посещений.
Входим в первый зал.
— Все сокровища гробницы Тутанхамона были тщательно описаны и постепенно перевезены в Египетский музей в Каире, — напоминает доктор Рагаб. — Сейчас в ней остались последний из саркофагов да мумия фараона. Я же решил построить гробницу в том виде, как ее открыли Картер и Карнарвон, — с точными копиями всех без исключения сокровищ.
Но это не единственное отличие. Посетитель знакомится с гробницей как бы со стороны — с галереи, обрамляющей все четыре ее помещения. Главное из них — погребальный зал. Почти все пространство в нем занимает большое деревянное сооружение, обшитое золотыми листами с чеканкой. В нем — один в другом — заключены еще три. Внутри самого маленького — каменный саркофаг, а в нем, снова один в другом — три гроба. Оригинал последнего сделан из чистого золота и весит 110 килограммов. Там и покоилась мумия фараона со всемирно известной ныне золотой маской на лице.
Разглядываю строгое лицо Тутанхамона с галереи, сквозь прорези в его последнем на этой земле деревянном пристанище, и ловлю себя на мысли, что не испытывал такого волнения ни в подлинной гробнице в Луксоре, ни в Египетском музее.
Вот что значит увидеть все эти сокровища так, как они и были оставлены потомкам свыше трех тысяч лет назад!
Впрочем, пока еще не вполне ясно, удовлетворятся ли туристы копией, даже выполненной столь искусно. Если да то опыт гробницы Тутанхамона будет, вероятно, повторен и с некоторыми другими гробницами Долины царей. Если нет — придется искать иные решения. Пока же поток посетителей в «Фараоновой деревне» явно возрос.
А доктор Рагаб тем временем строит там пирамиду. Злые языки говорят: для себя. Что ж, даже если они и правы, этот неугомонный старик, столько сделавший для Египта, достоин того, чтобы после смерти быть выделенным из остальных своих сограждан.
Владимир Беляков, coб. корр. «Правды» — специально для «Вокруг света» Фото автора
Последняя стена Карфагена
В полдень, когда над улицами и площадями Туниса разносился заунывный азан муэдзинов, записанный на магнитофонную пленку, я отправился на поезде в Карфаген. О возможности добраться до Карфагена поездом я узнал еще в Москве, рассматривая схему в американском туристском справочнике Фодора. Названия указанных на ней станций звучали то на арабский, то на французский манер: Кереддин, Ла-Гулетт, Ле-Крам, Аш-Шотт... В одном ряду с этими Бог весть откуда взявшимися названиями значились еще четыре пункта, вознагражденные за свою близость к историческим развалинам именем великого города древности: Карфаген-Бирса, Карфаген-Дермеш, Карфаген-Ганнибал и Карфаген-Президент (недалеко от этой станции загородная резиденция президента Тунисской республики). Однако расписание Аэрофлота поставило под угрозу мой план поездки в Карфаген. К открытию конгресса ФИЖЕТ — Международной организации журналистов, пишущих по вопросам туризма, — я опоздал. Только у северных языков Сахары, через три дня, я нагнал шумный караван журналистов. Разумеется, предусмотренное программой посещение Карфагена к тому времени состоялось, и мне оставалось надеяться на те два дня, что предстояло — опять же из-за расписания самолетов — провести в столице после окончания конгресса. Нет худа без добра, как считаем мы, русские, привыкшие принимать за добро чуть подрумяненное худо. Купить билет, рассуждал я, сесть в поезд и через какие-нибудь полчаса оказаться в Карфагене, неторопливо обойти его, сверяясь с картой, ощутить себя в прошлом — это даст мне значительно больше, чем если бы я следовал в толпе за гидом и слушал бубнящие голоса переводчиков.
Вот почему в ноябрьский полдень, когда муэдзины призывают правоверных к очередной молитве, я отправился на поезде в Карфаген-Ганнибал.
Оливки для сенаторов
Волею судеб Карфаген оказался на обочине нашего исторического знания. Воспитанные в европейской традиции, мы привыкли отождествлять древность с Египтом, Элладой и Римом.
История Карфагена, располагавшегося, как известно, западнее Рима, относится к истории древнего Востока. Причиной служит тот бесспорный факт, что Карфаген основали пунийцы, представители маленького народа, занимавшего часть побережья нынешнего Ливана. Пунический элемент и в самом деле сыграл значительную роль в развитии карфагенской цивилизации, но не только он. Богатое и заносчивое дитя трех континентов — Азии, Европы и Африки — Карфаген не вписывается в тесные клеточки академической истории. Не потому ли немногие дошедшие до нас свидетельства его существования порой ставят в тупик исследователей — для них нет аналогов в привычной картине мира, разделенного на Восток и Запад?
Великий средиземноморский город, основанный на целых 70 лет раньше Рима, почти бесплотен. Его черты размыты, местонахождение неопределенно, как будто мы имеем дело с фата-морганой или с градом Китежем.
Самое известное высказывание о Карфагене принадлежит римскому сенатору Марку Порцию Катону. Оно примечательно тем, что говорит не о каких-либо особенностях данного населенного пункта (хотя бы на уровне «Лондон — город туманов»), а о желании уничтожить его. Упомянутый сенатор заканчивал каждое свое публичное выступление, какого бы предмета оно ни касалось, словами: «Карфаген должен быть разрушен». Благодаря этой фразе, ставшей крылатой, он и вошел в историю.
Катон побывал в Карфагене в составе римского посольства в середине II века до н.э. Его глазам предстал шумный, процветающий город. Здесь заключались крупные торговые сделки, в сундуках менял оседали монеты разных государств, рудники исправно поставляли серебро, свинец и медь, со стапелей сходили суда. Катон посетил и провинцию. Он увидел тучные нивы, пышные виноградники, сады и оливковые рощи. Имения карфагенской аристократии ничем не уступали римским.
Сенатор возвращался домой в дурном настроении. Отправляясь в путь, он ожидал обнаружить признаки упадка вечного соперника Рима. Уже больше ста лет с переменным успехом шла борьба между двумя могущественными державами Средиземноморья за обладание колониями, удобными гаванями, за господство на водных пространствах. После блестящего рейда Ганнибала по Северной Италии и битвы при Каннах только чудо спасло Рим. Но через два года римляне навсегда вытеснили карфагенян из Сицилии и Андалузии. Затем в результате побед Сципиона в Африке Карфаген заплатил Риму контрибуцию в 10 тысяч талантов, отдал весь свой флот, боевых слонов и все нумидийские земли. Такое сокрушительное поражение по логике вещей должно было обескровить государство пунийцев. Но им все, кажется, нипочем. Подобно птице Феникс из ассирийских легенд, Карфаген возрождается, крепнет, а значит, вновь представляет опасность для Рима...
Так думал Катон под мерный плеск весел гребцов, направлявших трехпалубную триеру к сицилийским берегам. И только мечты о грядущем мщении разгоняли невеселые мысли сенатора. Распаляя в себе ярость, Катон извлекал из кожаного мешка пригоршню заморских оливок и рассыпал их на ладонях. Оливки были необычайно сочны и крупны — видно, хороша земля, коль азиатские варвары, укоренившие в ней привезенные с собой масличные деревья, собирают теперь такой урожай. Но почему эта плодоносящая земля должна принадлежать не Риму, а каким-то Гисконам, Гасдрубалам, Гамилькарам, чьи имена не поддаются запоминанию? Так быть не должно — и Марк Порций Катон найдет способ убедить сенаторов в необходимости третьей войны с Карфагеном.
На следующий день после прибытия в Рим Катон поспешил в сенат, прихватив с собой мешочек с оливками. Он предоставил сенаторам возможность самим убедиться в качестве заморских плодов и заявил с обезоруживающей прямотой: «Земля, где они растут, расположена всего в трех днях морского перехода». Именно в тот день в римском сенате впервые прозвучала фраза, благодаря которой Катон вошел в историю.
Изречение сенатора может быть трактовано двояко: как призыв к войне («Карфаген следует разрушить») и как пророчество («Карфагену суждено быть разрушенным»). Так или иначе, нов конце концов тяжкий меч судьбы опустился на государство пунийцев. В 146 году до н.э. город был сожжен и срыт, а его жители убиты или проданы в рабство.
Более ста лет земля Карфагена, распаханная и посыпанная солью в знак вечного проклятия, стояла пустой. Только в 29 году до н.э. здесь было разрешено селиться людям. Возник новый Карфаген — один из крупных городов римской колонии, — с прямыми улицами, амфитеатром, форумом и другими признаками римской цивилизации. Однако просуществовал он недолго. Когда Римская империя стала трещать и разваливаться под ударами варваров и собственным несообразным весом, Карфагеном завладели вандалы, сделавшие его столицей своего королевства. Затем он вошел в состав Византийской империи и мирно прозябал в провинциальной тиши.
