Артем Желтов - «Если», 2015 № 02
— Еще одна сумасшедшая! — воскликнул Иван Леонидович, — До лета подождать никак нельзя?
— Нет!
— Наташенька! — несколько испугавшись безумного порыва, позвал Мишка, — Давай лучше здесь подождем. Там же холодрыга, как на Северном полюсе!
Референт догадался — поменял картинку. Теперь Кремль был заснеженный, на речном льду, на расчищенной площадке, носились конькобежцы. Мишка разозлился — вранье же! Никто там сейчас на коньках не катается!
И Наташа знала, что это — вранье. Но она смотрела на Ивана Леонидовича умоляющими глазами. А на Мишку не смотрела…
— Ладно. Комб, шубу и унты возьмешь у Инессы, — решил Иван Леонидович. — Пошли.
Наташа кинулась следом за ним. Мишка остался в приемной и в недоумении развел руками.
Ехать за дедом следовало бы ему. Ей-то что за дурь ударила в голову? А ведь в виртуальной гостиной была такая умница, такая рассудительная и спокойная красавица, мечта всякого нормального человека…
А если дед уже приказал долго жить? Браслет браслетом, но когда такие инъекции — то надо лежать, прислушиваясь к себе. А он до астрономов добрался — понять бы еще, на кой ему астрономы. Дело ведь не в том, что этот Иван Леонидович когда-то и где-то был его учеником. Что-то еще примешалось.
Мишка сделал всего лишь шаг к двери, ведущей в загадочные и тайные помещения астрономов, но референт заступил ему дорогу.
— С ума тут с вами сойдешь, — сказал референт. — Вы лучше идите куда-нибудь. Когда Федора Васильевича привезут, я кину вам сигнал, и вы его заберете. Если, конечно…
— Да…
Они поняли друг друга.
* * *До сих пор Наташа жила простой и понятной жизнью. Ее еще девочкой привезли в «Сокольники», тут она выросла, тут участвовала в детских проказах: спуститься на технический этаж, сбегать в строящийся корпус — сперва это был пятнадцатый, потом шестнадцатый, на спор переночевать в аквапарке. Что было до «Сокольников», она помнила плохо. Мать развелись с отцом уже здесь, потом снова вышла замуж, а отец вообще переехал в «Измайлово». Комплексы подземных корпусов окружали Старую Москву, нормальная связь между ними была только летом, и Наташа виделась с отцом хорошо если раз в два года.
Этот Иван Леонидович совершенно не был похож на Наташиного отца. Однако что-то вспомнилось — что-то туманное, невразумительное, какое-то давнее желание, не нашедшее применения… тоска непонятная, что ли?.
Рядом с этим огромным человеком любая женщина почувствовала бы себя хрупкой девочкой — да ведь не только в его росте дело: он был громогласен, привык командовать, решать за себя и за других, а в компании, которая собиралась в молодежной виртуальной гостиной, таких экземпляров не водилось, все где-то работали, кому-то подчинялись, честно делали свое дело и отвечали только за себя.
Иван Леонидович провел Наташу через комнату, где несколько человек сидели перед большими экранами с непонятными картинками. Эти люди переговаривались на языке, в котором Наташа понимала хорошо если четверть слов.
За комнатой была другая — длинная и узкая, вдоль одной стены — гардероб.
— Сезам, — сказал Иван Леонидович, и слово (что-то такое звучало в детстве) отворило раздвижные двери, — Вот эту дубленку бери… Стой!
В корпусах было тепло — плюс двадцать два обычно, и Наташа пришла на свидание в легкой бирюзовой кофточке, в белых шортах с отворотами. При себе у нее имелось на всякий случай кружевное пончо — узор подружка Уля взяла из последнего «Принт-эдвайса» и распечатала на большом принтере в женском сервис-центре. А на ногах — тонкие колготки и босоножки.
Она сразу все поняла. Поняла — и ахнула. У нее не было даже толстого теплого свитера, даже плотной длинной юбки. Была курточка, в которой она летом иногда поднималась наверх, были нарочно для этих вылазок купленные, но еще не распечатанные кеды.
— Так… — Иван Леонидович задумался на пару секунд. — Инескин комб тебе велик, Степкин мал. Но Степкин свитер тебе впору… Тут где-то были меховые штаны. Артурка в них лазит снег с крыши сметать. Живо!
Через пять минут Наташа была сама на себя не похожа — получился меховой колобок. Передвигать ноги в унтах оказалось непросто. И пришлось по приказу смазать лицо каким-то неприятным жирным кремом, да еще сверху натянуть шерстяную термомаску. Это раздражало.
— Держи, — Иван Леонидович, уже в маске, протянул ей разрядник в кобуре. — Имела с этим дело?
— Теоретически…
Иван Леонидович забрал разрядник.
— Ну, молись Богу, православные… Авось пронесет.
Они вышли в переходную камеру, оттуда в широкий, плохо освещенный и холодный коридор с металлическим полом. Пол был наклонный, идти вверх — непривычно.
— Сюда въезжают фуры, — объяснил Иван Леонидович, — Продовольствие, по-твоему, тоже принтер штампует?
В кармане у правой стены стоял синий снегоход с прозрачной кабинкой.
— Знакомься — «Умка». Сейчас мы его вытолкаем. Погоди, дам сигнал воротам. И поставь в очках затемнение, а то ослепнешь.
Ворота распахнулись. Наташа зажмурилась.
Очки не успели потемнеть настолько, чтобы снежная белизна не оказалась такой слепящей.
— Скорее, скорее! — торопил Иван Леонидович, — Толкай! Живо! А теперь прыгай в кабину!
Она только в кабине и опомнилась.
Снегоход шел по белой аллее, раскидывая в обе стороны снежные веера.
— Курс на юг! — крикнул Иван Леонидович, — Сейчас будет тебе Москва!
Через пять минут, когда снегоход вылетел из аллеи, Наташа увидела мертвый город.
Пустые, занесенные по второй этаж снегом высотки…
— Идем по следу, — сообщил Иван Леонидович, — А когда-то ведь ездили по улицам… А теперь — напрямик, между домов… Ну что, курс на Кремль? Старый маразматик, скорее всего, совершает ритуальный объезд Кремля с обязательной остановкой возле Александровского сада. Иначе ему никак не помереть — только после этой процедуры! И я хорош, орясина бессмысленная. Браслета не заметил! Ложись! На пол ложись, дура!
«Умка», который и без того шел ходко, прибавил скорости и заложил крутой вираж. Наташу мотнуло по кабинке вправо и влево.
— Уйдем дворами! — крикнул Иван Леонидович, — Вот ведь сволочи!
— Кто сволочи?
— Мародеры! Не бойся, они палить не будут, им «Умка» целым нужен… Они нас в ловушку загнать хотят… А шиш вам! Не поднимайся, мало ли что… Держись за сиденье! Смотри, не вывались!
Сквозь прозрачную стенку кабины Наташа увидела другой снегоход, идущий параллельно «Умке».
— Иван Леонидович! Там, справа!.
— Да вижу я, вижу! Он сейчас пойдет на сближение. Попробует нас завалить. Как же! Они, знаешь, чего тут пасутся? Продовольственный транспорт ждут. Там целый обоз идет — от Кузьминского аэровокзала через «Кусково» и «Измайлово» к нам и дальше…
— Я не поняла…
— Чего тут понимать? Ограбят транспорт и скинут продукты по дешевке в то же «Измайлово» на склады. Они уже такое проделывали — не слыхала разве? Директора и службу снабжения «Пресни» судили…
— Давайте вернемся! — взмолилась Наташа.
— Еще чего! Нам нужно догнать и вернуть старого маразматика. Пока он еще сопит и плюется!
Снегоход мародеров приблизился, из окошка затемненной кабины вылезла рука в огромной рукавице с толстым стволом десантного револьвера.
— Пугает, — сказал Иван Леонидович. — Ну, и нам есть чем испугать… Держись, говорят тебе!
Держа руль левой рукой, правой он достал из-под сиденья блестящую трубку с кнопками и, резко распахнув дверцу, направил ее в окно совсем поравнявшегося с «Умкой» снегохода — а что произошло потом, Наташа не поняла. Выстрела она не услышала — но что-то же Иван Леонидович сделал? «Умка» резво рванул вперед, а темный снегоход повело куда-то вправо, по дуге, и он на неплохой скорости врезался в сугроб у стены старого, сталинской еще постройки дома.
— Иван Леонидович, что это было?
— Двухфазный патрон. Сперва — слезоточивый газ, потом — термоточка. Этот снегоход встретил печальную кончину… Вперед!
— А люди…
— Они успеют выскочить.
— Но там снег, сугробы, они просто утонут в снегу!
— Предпочитаешь утонуть вместо них?
«Умка» понесся дальше, нырнул между домами, вылетел на улицу и тут уж, задрав вверх лыжи, показал, на что способен.
— Мародеры не боятся холода, — сказал Иван Леонидович, — Старые дома на сигнализации, но они научились отключать датчики, да и сигнализация уже дохлая…
— Мертвый город… — прошептала Наташа; она знала, что люди покинули Старую Москву, но не подозревала, что безупречная белизна пустых улиц вызовет такую острую жалость, — Что это за площадь?
— Не площадь — железнодорожная развязка. Тут планировали разобрать рельсы и построить что-то эпохальное. Не успели. Мы приближаемся к старым вокзалам — Ярославскому, Казанскому, Петербуржскому…
