Екатерина Мишаненкова - Уинстон Черчилль. Английский бульдог

«Теперь мы уже можем нарисовать портрет молодого депутата Уинстона Черчилля, описать его облик, рассказать о его характере и манерах. Ведь мы располагаем многочисленными свидетельствами современников Уинстона. Итак, это был молодой человек среднего роста, хрупкий на вид, несмотря на крепкое телосложение, с голубыми глазами, веснушчатым лицом. Однако его огненно-рыжая шевелюра вскоре утратила яркость, превратившись всего лишь в рыжеватую. Ангельское личико Уинстона светилось лукавой улыбкой, делавшей его похожим на неугомонного шалуна-школьника. Таков был Черчилль в начале своей политической карьеры, неизменно уверенный в себе и надменно переступающий через условности. Он не лез за словом в карман, слегка сюсюкал, однако это не помешало ему вскоре стать властным и расчетливым политиком. Говорил Черчилль нервно, быстро, сопровождая свою речь жестами; собеседники постоянно находились под непрерывным огнем его вопросов. Свой эгоцентризм и неиссякаемую энергию он обосновывал идеями Дарвина. Он считал, что в борьбе за жизнь судьба помогает тем, кто помогает себе сам. Выживают лишь самые одаренные и самые сильные. А потому нет ничего удивительного в том, что страстный поклонник Rule Britannia обожал военные и патриотические песенки…

Уинстон походил на очаровательного неуклюжего медвежонка. У окружающих он вызывал одновременно и симпатию, и антипатию. Ему по-прежнему не давали покоя ненасытное честолюбие и потребность во внимании широкой публики. Ничего не изменилось со времен колониальных войн. Однако гонка за медалями сменилась гонкой за должностями. Оттого-то за Уинстоном и закрепилась слава заядлого интригана, демагога, двуличного человека, готового пуститься во все тяжкие ради достижения своих целей.

Как уже было сказано, отец Уинстона Черчилля умер в 1895 году. Официальный диагноз гласил: «общий паралич». Но неофициально все были уверены, что в могилу лорда Рэндольфа свел сифилис. Дженни, остававшаяся верным другом мужу, несмотря на то, что они давно уже не жили вместе, ухаживала за ним перед смертью и потом писала сестре: «До сих пор ни широкая публика, ни даже светское общество не знают истинной правды. Будет очень тяжко, если теперь, после моих жертв и мучений последних шести месяцев это выплывет наружу. Это нанесет неизмеримый урон его политической репутации и памяти».

После смерти отца у Уинстона остались два близких человека – мать и младший брат, Джон (или попросту – Джек), родившийся в 1880 году. Рассказывали, что когда один из коллег лорда Рэндольфа спросил еще маленького Джека: «Хороший ли ты мальчик?», тот ответил: «Да, но мой старший брат учит меня быть непослушным и озорным». И также он мог бы отвечать всю последующую жизнь. «Это был безобидный и ничем не выдающийся человек, – пишет Франсуа Бедарида, – его карьера биржевого маклера не была отмечена никакими неприятными историями, и он всю жизнь прожил в тени старшего брата, которым очень гордился. Джек умер в 1947 году от сердечного приступа».

«Какие мужчины глупцы! Им следует прислушиваться к тому, что говорят умнейшие женщины, и любоваться их красотой, а когда, как в данном случае, женщина одновременно наделена и острым умом и красотой, то надо просто признать, что она служит источником вдохновения».

Ну а главное место в жизни Уинстона Черчилля долгие годы занимала его блистательная мать – Дженни. Тем более, что чем дальше, тем их отношения становились лучше. Пока он был ребенком, она им мало интересовалась, зато когда он превратился во взрослого человека, она стала ему верным другом и соратником. Возможно именно благодаря этому Черчилль, будучи любящим сыном незаурядной матери, не превратился в маменькиного сынка, как это часто случается с мужчинами. «Наши отношения, – писал Черчилль впоследствии, – больше напоминали отношения сестры и брата, нежели матери и сына».

Разъехавшись с Рэндольфом (разводы среди аристократии тогда были редкостью, но раздельное проживание супругов – делом обычным), Дженни окунулась в бурную светскую жизнь и не менее бурные любовные приключения. Ей приписывают романы с лордом Эберноном, лордом Дунравеном, графом Гербертом фон Бисмарком и с самим принцем Уэльским. Были среди ее поклонников и иностранцы – французы маркиз де Бретей и Поль Бурже, австрийский дипломат граф Кински и король Сербии Милан IV Обренович.

В 1900 году «веселая вдова», не утратившая еще своей замечательной красоты, вышла замуж за своего любовника Джорджа Корнуоллиса-Уэста, лейтенанта шотландской гвардии, который был ровесником Уинстона. Семья жениха была в шоке и бойкотировала их свадьбу, но это не имело особого значения, потому что клан Черчиллей ее поддержал, пусть и без энтузиазма, и к алтарю Дженни вел ее племянник – герцог Мальборо. Этот брак не был особо счастливым – его сильно омрачили финансовые затруднения. У Дженни расходы давно уже превышали доходы, а Корнуоллиса-Уэста отец лишил наследства. Тем не менее они прожили вместе двенадцать лет, разъехались только в 1912 году, а в 1914 году развелись официально, и Корнуоллис-Уэст женился на знаменитой актрисе миссис Патрик Кэмпбелл. «Конечно, романтические отношения не могут длиться вечно, – говорила Дженни о своем втором браке, – но почему не получить того, чего хочется, даже если потом придется за это расплачиваться и кто-то станет несчастным?»

Дженни на этом не успокоилась и в 1918 году, в возрасте шестидесяти четырех лет снова вышла замуж – за Монтегю Фиппен Порча, члена Британской Гражданской службы в Нигерии. Ему был на тот момент сорок один год, и он был младше Уинстона Черчилля на три года. Дженни говорила, что ее «ее второй брак был романтичным, но не удачным, а третий удачным, но не романтичным».

Кстати, несмотря на второй и третий браки, Дженни предпочитала именоваться «леди Рэндольф Черчилль», хотя формально уже не имела права на титул, а должна была именоваться просто миссис. Но никто не возражал – высший свет был согласен, что такая светская львица может позволить себе такую небольшую слабость.

Дженни умерла в 1921 году, причем смерть ее была естественным завершением той жизни, которую она вела. На прием у леди Фрэнсис Хорнер она надела только что приобретенные модные итальянские туфли, поскользнулась в них на лестнице, упала и сломала ногу. Перелом был настолько серьезен, что ногу пришлось ампутировать, но через несколько дней вновь началось кровотечение, и вскоре Дженни скончалась.

Ее смерть стала тяжелым ударом для Черчилля. Он не просто любил свою ветреную матушку, но и глубоко ценил ту поддержку, которую она оказывала ему и в армии, и в политике. Через свои светские связи она сглаживала возникавшие вокруг него скандалы, добывала информацию, выводила его на людей, которые могли ему помочь в тех или иных начинаниях. Она знала весь высший свет и была вхожа в любой дом, в том числе и в такие, где самого Черчилля в разгар политических скандалов могли и не принимать. Недруги поговаривали: «Да, за душой Уинстона ничего нет. Его счастье, что у него за спиной стоит такая умнейшая в Англии женщина. Вот что на самом деле стало залогом его успеха!»

Легче управлять нацией, чем воспитывать четверых детей.

Никакой обычный человек не может пройти через то, через что прошел я, без любящей поддержки того, кого мы называем в Англии «своей лучшей половиной».

Я с трудом подавляю нравоучительные порывы.

«Она не пропустила ни одной веревочки, за которую нужно было дернуть, ни одного камня, который можно и нужно было перевернуть, и ни одной неиспробованной котлеты».

Уинстон Черчилль, судя по всему, не унаследовал от родителей склонности к любовным приключениям. Вроде бы и темперамента, и романтичности у него было хоть отбавляй, но тратил он их в основном на дела карьерные, а его отношения с женщинами чаще всего были достаточно добропорядочными, если не сказать скучными.

Когда он зимой 1900–1901 года посетил Нью-Йорк, его американские знакомые с удивлением отмечали: «Войдя в оживленную залу, Уинстон спокойно сел за стол и погрузился в свои мысли. Он даже не замечал тех женщин, которые могли бы ему понравиться». Их удивление было вполне обосновано – Черчиллю было двадцать шесть лет, он был привлекателен, знаменит, происходил из рода герцогов Мальборо и умел уболтать кого угодно. Если бы он хотел, американки падали бы в его объятия одна за другой.

Но мысли Черчилля были заняты началом его политической карьеры, да и сказать по правде, он никогда не умел вести светские беседы и тем более с юными барышнями. О чем с ними говорить? Не о политике и экономике же. А больше его ничего особо не интересовало. К тому же он честно признавался: «Разумеется, я эгоист, а иначе в этой жизни ничего не добьешься».