Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

«Молодые» из «Литературно-художественной недели» выбрали своей тактикой обострение отношений с коллективом журнала «Весы». Одним из шагов в этом направлении и должна была стать публикация пародии Ходасевича. В этой ситуации Ходасевич пытается свести к минимуму возможный вред от издания этого текста. 15 августа 1907 года он пишет Белому письмо, в котором просит разрешения на публикацию пародии, заверяя в своей преданности и в том, что пародия написана «без всяких задних мыслей»[130]. Своим предупредительным письмом Ходасевич, возможно, пытался загладить вину перед Белым, о которой он писал позднее в своих воспоминаниях. В начале 1906 года в гостях у Ходасевича В. Брюсов в присутствии Н. Петровской и Белого прочел свое подражание стихотворению Белого «Предание» о его отношениях с Петровской — представив Белого, по словам Ходасевича, «в самом жалком виде»: «Зная о моей дружбе с Ниной, Белый считал, что чтение было сознательно мною подстроено в соучастии с Брюсовым»[131]. Публикация пародии без ведома Белого в издании, в котором ему предстояло участвовать, повторила бы, mutatis mutandis, ту ситуацию ловушки, в которой Белый очутился годом ранее на квартире у Ходасевича. Судя по тому, что пародия не была опубликована, можно предположить, что Белый своего разрешения не дал[132]. Конфликта между Ходасевичем и Белым удалось таким образом избежать, чего нельзя сказать об отношениях Белого с другими участниками «Литературно-художественной недели».

Инцидент с газетой оказался тем более болезненным для Белого, что в это время был в разгаре внутрисимволистский конфликт между московским журналом «Весы» во главе с Брюсовым и петербургским издательством «Оры», руководимым Вяч. Ивановым[133]. 8 августа 1907 года, т. е. за неделю до письма Ходасевича, А. Блок послал Белому вызов на дуэль — в ответ на резкую реакцию на то, что Блок стал сотрудничать с журналом «Золотое Руно», несмотря на бойкот этого издания кругом сотрудников «Весов». В своем выборе авторов «Литературно-художественная неделя» следовала в фарватере «Золотого Руна», публикуя на своих страницах литераторов и Москвы, и Петербурга. Из петербуржцев в «Литературно-художественной неделе» печатались Блок, А. Ремизов, С. Городецкий, из москвичей — Белый и другие. Первый номер газеты, вышедший 17 сентября 1907 года, открывался редакционным предисловием, в котором делалась попытка противопоставить себя старшему поколению символистов. О последних было написано:

На имена иных из них — скажем: К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова — уже лег зловещий налет «маститости» и «популярности», который говорит о прекрасном конце. Нетерпимость к новому и молодому, к тому, что не-«они», уже звучит в речах иных из «них», — верный признак старческой дряхлости, литературного генеральства, олимпийского величия[134].

Вместе с этой декларацией подбор материалов «Литературно-художественной недели» имел явно провокационный характер, призванный внести дезорганизацию в круг журнала «Весы». В газете одновременно были опубликованы заказанная у Белого статья «Смерть и возрождение. „Жизнь Человека“ Л. Андреева» и «Маленький фельетон», подписанный «Товарищ Валерий» и направленный против В. Брюсова. Это ставило Белого в ложное положение перед своими коллегами из журнала «Весы»[135]. Статья Б. Грифцова «Об Александре Блоке, искренности и декадентстве», напечатанная во втором номере газеты 24 сентября 1907 года, касалась уже непосредственно самого Белого. Как замечает Д. Малмстад по поводу содержания этой статьи, «ироническое смешение в одном ряду теургии (о которой Белый не раз писал с увлечением), „жены, облеченной в солнце“ (центральный образ-символ его „Второй симфонии. Драматической“), и ненавистного Белому „мистического анархизма“ Белый не мог не воспринимать как пощечину»[136]. «Центральный образ-символ» «Второй симфонии», кстати, использовал в своей пародии и Ходасевич:

1. Посмеиваясь, раскланиваясь, здоровался поэт с сотрудниками.

2. Смотря в окно, подмигивал. Намекал на Жену Облеченную в Солнце[137].

Нельзя утверждать, что Белый читал пародию Ходасевича. Тем не менее после двух номеров «Литературно-художественной недели» заказ на ее написание очевидным образом встраивался в преднамеренную политику этого издания, направленную непосредственно против Белого.

Во втором номере «Литературно-художественной недели» был напечатан и цикл Ходасевича «Сантиментальные стихи», включавший стихотворения «Цветку Ивановой ночи» и «Старинные друзья» с эпиграфом из Брюсова. По замечанию Н. А. Богомолова:

Венок последней строфы связывает текст <«Цветка Ивановой ночи»> со ст-ниями Андрея Белого «Преданье» и В. Я. Брюсова «Предание» <…> Связано также с рассказом Н. И. Петровской «Цветок Ивановой ночи»[138].

Не исключено, что эта отсылка к двум «Преданиям» напомнила Белому неприятное чтение брюсовского «Предания» на квартире у Ходасевича и усилило раздражение по поводу остальных материалов «Литературно-художественной недели».

О последовавшей ссоре между Белым и редакцией газеты писали впоследствии в своих воспоминаниях сам Белый и Б. Зайцев[139]. И в тех и в других воспоминаниях сглаживаются отдельные моменты конфликта. Непосредственную реакцию Белого на «Литературно-художественную неделю» доносит сохранившееся коллективное письмо редакторов газеты Белому, исключающих его из числа сотрудников газеты:

В вашем сегодняшнем разговоре с П. П. Муратовым, членом редакции «Литературно-художественной недели», в помещении «Перевала» Вы позволили себе назвать нашу газету хулиганской и употребить целый ряд крайне оскорбительных выражений по адресу газеты и ее сотрудников[140].

Думаю, резкости высказыванию Белого прибавили как неопубликованные, так и опубликованные произведения Ходасевича в первых номерах «Литературно-художественной недели».

В середине осени 1907 года в Петербурге между Белым и Ходасевичем произошло объяснение: «Белый, размягченный вином, признался мне в своих подозрениях о моей „провокации“ в тот вечер, когда Брюсов читал у меня стихи. Мы объяснились, и прежний лед был сломан»[141]. (О недавнем инциденте с «Литературно-художественной неделей» Ходасевич в своих воспоминаниях не упоминает.) С этого времени наблюдается сближение между Белым и Ходасевичем, не омраченное на протяжении многих лет. Одним из жестов Белого, указывающим на изменение отношений между ним и Ходасевичем, было посвящение последнему стихотворения «Сантиментальный романс», датированного апрелем 1908 года. Как отметил А. В. Лавров, прямых цитатных аллюзий из вышедшей к этому времени книги Ходасевича «Молодость» в этом стихотворении не наблюдается; оно более наглядно соотнесено с творчеством адресата посвящения — через название цикла «Сантиментальные стихи»[142]. В «Молодости» этот цикл не был сохранен — «Старинные друзья» стали частью цикла «Стихи о кузине», стихотворение «Цветку Ивановой ночи» стало предпоследним в книге, которая заканчивалась «Прологом неоконченной пьесы», посвященной Белому. Отсылая к ходасевичевскому циклу в «Литературно-художественной неделе», стихотворение Белого, возможно, указывало на тот путь неловкостей и непреднамеренных обид, который должен был отныне остаться в прошлом.

Тем не менее конфликт 1923 года вынес на поверхность подспудное видение Белым Ходасевича как еще одного разрушителя истинных ценностей мифопоэтического символизма. Но если представители «третьей волны символизма» вроде Стражева самоутверждались в форме литературного скандала, как это было с выпуском газеты «Литературно-художественная неделя», творческая стратегия Ходасевича не нуждалась в таких внешних проявлениях отрыва от «родового символического лона»[143]. Ходасевич и в собственных глазах, и в глазах окружающих не стремился «преодолеть»[144] символизм как общетеоретическую парадигму. В его творчестве разрушение стереотипов мифопоэтического мышления совершалось внутри одной школы как имманентный элемент ее саморазвития. Такая позиция внутри и вовне символизма позволяла Ходасевичу беспристрастно судить о несоответствии жизненного и жизнетворческого поведения представителей символизма. 8 сентября 1923 года Белый в своем заявлении «Ходасевич был скептик, разрушал вокруг себя все, не создавая ничего» попытался определить эту трансгрессивную позицию Ходасевича по отношению к символизму.

К теме «Вяч. Иванов и Тютчев»