Александр Зимин - Слово о полку Игореве
В фольклоре нет образа перстов, наложенных на живые струны: он порожден творческой переработкой сходного мотива Задонщины. Широкое использование выразительных средств этого произведения в Слове совершенно естественно. Оно объясняется сходством не только тематики обоих памятников, но и литературных традиций, питавших обоих авторов, как народных, так и книжных. В фольклоре не встречается выражений «истягну умъ», «поостри сердца своего», «луце жъ бы потяту быти», но они есть в Задонщине, где они навеяны воинскими повестями и отчасти библейскими ассоциациями. Как к Задонщине, так и к фольклору близки чисто народные по своему происхождению образы: «комони ржуть за Сулою»,[Киреевский. Песни. Вып. 9. С. 364.] «звенить слава»,[ «Не во все дзвоны дзвонили» (Максимович М. А. Сборник украинских песен. Киев, 1849. 4. 1. С. 7; Киреевский. Песни. Вып. 10. С. 200).] «скачущий волк»,[ «А как ён мастер ведь по полям скакать, А й по полям скакать да он серым волком» (Гильфердинг. Былины. Т. 1. С. 660).] «седлай… бръзыи комони»,[Ср. «комони» (Рыбников. Песни. Т. 1. С. 203).] «испити шеломомъ»,[ «Которая сила шеломом пьет» (Рыбников. Песни. Т. 1. С. 229).] «въступи… въ златъ стремень».[ «В стремяно ступил» (Григорьев. Былины. Т. 3. С. 613).]
Ряд оборотов Задонщины был трансформирован под влиянием народных образцов. Это относится к выражениям «не буря соколы занесе»[ «Не галичья стая подымалася» (Тихонравов, Миллер. Русские былины. С. 66).] и «хощу копие приломити конець поля половецкаго».[ «Копья пополам приломилиси» (Гильфердинг. Былины. Т. 1. С. 593); Григорьев. Былины. Т. 1, ч. 1. № 8. С. 44, а также в Забелинском списке Сказания о Мамаевом побоище (Повести. С. 195). См.: Дылевский H. М. Выражение «копие приломити» в «Слове о полку Игореве» как отражение дружинной идеологии и как фразеологизм древнерусской лексики//ТОДРЛ. М.; Л., 1969. Т. 24. С. 21–25.] Чисто народен образ слетающихся птиц и сбегающихся зверей, чующих гибель воинов.[
«Все звери сбежалися,Все птицы слетелисяНа его скорую смеретушку»
(Рыбников. Песни. Т. 1. С. 478). В Слове он взят в сочетаниях, восходящих к Задонщине.
Образ земли, засеянной костьми, хотя и непосредственно восходит к тексту Задонщины, но имеет многочисленные параллели в фольклоре.[См.: Перетц. Слово. С. 213–214.] В мотив Задонщины о «возмутившихся» реках, потоках и озерах автор Слова вводит свой корректив («иссуши потоки и болота»), имеющий отзвуки и в библейской письменности, и в эпосе.[
«Темные леса к земле приклонялися,Во реках вода приусохнула,Во озерах вода приудрогнула»
(Тихонравов, Миллер. Русские былины. С. 245).] Выражение «древо с тугою къ земли преклонилось» взято автором из Задонщины, но тоже имеет аналогии в фольклоре.
Творческая фантазия автора достигает порой большого накала. Так, найдя в Ипатьевской летописи упоминание о Кончаке — свате Игоря, а в Задонщине определение битвы-пира, он рисует широкое эпическое полотно сражения как брачного пира.[ «Гей, друзи… и з ляхами пиво варити зачинайте» (Антонович, Драгоманов. Исторические песни. Т. 2, вып. 1. С. 33, 36).] Летописное «итти дождю стрелами» превращается в чисто народное «прыщеши стрелами».[ «Стрелы летят как часты дожди» (Кирша Данилов. С. 88).] На фольклорный образец переделывается мотив Задонщины в фразе «Что ми шумить, что ми звенить».[ «Ци грiм гремит, ци звiн звенит» (Антонович, Драгоманов. Исторические песни. Т. I. С. 300).]
В некоторых случаях образы Слова, созданные по образцу летописных («крамолу ковати») и особенно по Задонщине, не находят соответствия в народном творчестве (например, выражения «трепещуть синии млънии», «кликомъ поля прегородиша», «стязи глаголютъ», «златымъ шеломомъ посвечивая», «гремлеши о шеломы мечи», «ратаевѣ кикахуть», «врани граяхуть», «галицы свою рѣчь говоряхуть» и др.).
Очень много народных образов Слова начисто отсутствует в Задонщине. Если бы Задонщина составлялась по образцу Слова, их «вычленение» выглядело бы весьма странным. Широко известен русскому и украинскому фольклору образ дурных предзнаменований, в частности надвигающейся тучи.[
«Тут не грозна туця подымаласе…Подымался собака злодей Калин-царь»
(Григорьев. Былины. Т. 1. С. 336).] Чисто фольклорен образ князя — солнца.[Подробнее см.: Перетц. Слово. С. 190–191. В былинах есть и сравнение героя с месяцем. Ср. также в белорусских песнях: «Три месицы ясных, три молойцы красных» (Шейн П. В. Материалы для изучения… Т. 1, ч. 1. С. 70).] В украинских песнях встречаем образ дремлющего казака,[
«Конь вороный спотыкается,Козаченьку та дремается»
(Головацкий. Народные песни. Ч. 1. С. 127; ср.: 1сторичш nicHi. Кшв, 1961. С. 147).]что заставляет нас вспомнить выражение «дремлетъ… хороброе гнѣздо («гнѣздо» навеяно Задонщиной. — А. 3.), далече залетѣло». Выражение «рассушясь стрелами» почти буквально соответствует украинскому «рассулися стрелами».[Ср.:
«Широки поля перемiримо,Ой засiемо золотыми стрiлкы,Заволочимо тугими луки»
(Головацкий. Народные песни. М., 1878. Ч. 3, отд. II. С. 10).] Зато выражение «кожухы начяша мосты мостити» навеяно русскими былинными мотивами.[ «Мостити мосточки дубовые, устилайти суконцами ординарными» (Рыбников. Песни. Т. 1. С. 87; Потебня А. Объяснения малорусских и сродных народных песен. Варшава, 1882. С. 132–137). Сочетание «мосты мостити» часто встречается и в белорусском фольклоре: ср.: «Мне мост мостить, мне гать гатить» (Радченко 3. Гомельские народные песни… С. 30).] В фольклоре встречаются также образы потухающей зари,[ «Заря спотухала, потухала вечерняя заря» (Великорусские народные песни. Изд. А. И. Соболевским. СПб., 1899. Т. 5. С. 390).] мглы, покрывающей поля[ «Тмою свет покрывати» (Рыбников. Песни. Т. 3. С. 297). «Синя мгла, гей синя мгла… По полонинi полегла» (Потебня. Слово. С. 197).] («чорна хмара» в украинских думах), пыли — «пороха»,[ «Порох, порох по дорогi, Що за гомiн по дубровi» (Потебня. Слово. С. 48).] помутившейся реки.[ «А теперь, кормилец, все мутен течешь, помутился ты, Дон, сверху донизу» (Киреевский. Песни. Вып. 6. С. 88).] Во время боя буй-тур Всеволод «поскакивает» вполне по-былинному, причем так же, как и в былинах, где проедет герой, там и поганые головы лежат. Замечание о «невеселой године» находит параллель в «лихой године» белорусских и украинских песен.[Украïнськi народнi думи та iсторичнi пicнi. Киïв, 1955. С. 171; Мачульскi. Да пытаньня. С. 112.]
При всех перекличках со «Снами Шахаиши» и летописью народен в самой основе сон Святослава. Вещий сон, например, встречается в былине о Вольге (там приснился покойник, прикрытый покрывалом). Есть в нем параллели со свадебными песнями.[Иванов, Топоров. К проблеме достоверности. С. 79–80.] Народны мотивы о приснившейся «тисовой кровати»,[Ср.: поверье «кровать во сне видеть — к болезни» (Перетц. Слово. С. 256). Тисовую кровать находим в сборнике песен Чулкова (Чулков М. Д. Соч. СПб., 1913. Ч. 1–3. С. 445).] о рассыпанном жемчуге,[ «Ты разсыпься, крупен жемчуг…Ты расплачься, невестушка» (Русские народные песни, собранные П. В. Шейном. М., 1870. Ч. 1. С. 485).] повалившемся коньке,[Примеры см. в статье: Алексеев М. П. К сну Святослава в «Слове о полку Игореве» // Слово. Сб.-1950. С. 226–243.] зловещем крике воронов,[Если в Слове «босуви врани възграяху», то в плачах «чорны вороны… приограяли» (Причитанья Северного края. М., 1872. Ч. 1. С. 7).] о похоронах на санях,[ «Тот час на санях привезти, ко тоя церкви соборныя» (Кирша Данилов. С. 153).] о вине. «Пить вино мутное — печаль знать» — читаем в одном соннике.[Перетц. Слово. С. 257. Кстати, оборот «вино съ трудомъ смѣшено» близок по конструкции к выражению «слово слезами смѣшено».] Литературной обработкой народных мотивов является и образ Игоря, пересаживающегося из золотого седла в кощеево.[Кащея см. в былине об Иване Годиновиче (Рыбников. Песни. Т. 2. С. 118), ср. также: «И Михайла вылетел из седла и пал на землю, что овсяный сноп» (Рыбников. Песни. Т. 1. С. 365).] Кощей — символ врага в русских сказках. В толковании сна Святослава боярами находим народное выражение «соколома крильца припѣшали»,[ «Припешить» — в Смоленской губернии означает устать от ходьбы (Никифоров. Слово. С. 626). Выражение «пешого сокола и вороны бьют» встречается в украинском сборнике конца XVII–XVIII в. (Перетц. Слово. С. 260).] причудливо соединенное с по-сечением «поганых саблями». Здесь же, как уже говорилось, автор опутывает «путинами железными», а не «шевковыми», как в Синодальном списке Задонщины в согласии с фольклором.[Рыбников. Песни. Т. 2. С. 12, 13, 398. Железными «путины» (нечто среднее между «опутинами» и «путами») могли сделаться под влиянием евангельского «путы… железными» (Мк. 5: 4; Лк. 8, 29). Д. С. Лихачев отмечает, что автор Слова «употребляет правильный старый охотничий термин „путины“, замененный впоследствии термином „ногавки“» (Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 149). Употребить было нетрудно: термин находится в списке Задонщины в сходном контексте. В. П. Адрианова-Перетц считает, что в Слове «железные путины» отражают древнейшее сочетание терминов: со временем, по ее мнению, из этого образа и возникают фольклорные «путины шелковые» (Адрианова-Перетц. «Слово» и памятники. С. 131–132). Это построение чисто умозрительно. Для его подкрепления автору приходится допускать существование в Древней Руси каких-то «гнущихся железных (типа проволоки) уз», которыми можно было «опутать» человека.] Тема «опутывания сокола» проходит и еще раз в Слове, когда заходит речь о княжиче Владимире.[В позднем варианте подблюдной песни (гадание о женихе) пелось: «Ах ты выкини, мати, опутинку, еще чем мне опутать ясна сокола» (Потебня. Слово. С. 148). Эта песня была помещена в журнале Чулкова «И то и сьо» за 1769 г. (Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и устная народная поэзия//Слово. Сб.-1950. С. 317).]
