Рифат Шайхутдинов - Современный политик: охота на власть
Таким образом, идеология со второй половины XIX века становится одной из основных техник манипулирования массами, массовым сознанием.
Необходимо отметить, что развитие идеологических техник связано также с появлением и разворачиванием массового общества, в котором идеология успешно применяется. Связано это, по-видимому, с тем, что люди массового общества жестко не привязаны к социальным структурам1, в частности — к общностям, ассоциациям и разного рода социальным образованиям. Люди массы не осознают себя элементами этих структур. Это дает возможность за счет идеологических приемов убеждать массы, что они принадлежат к тому или иному классу, группе, течению — и для каждого из этих социальных образований вырабатывать идеологию, которая данной социальной группе будет понятна и подтолкнет к действиям в том или ином направлении.
Примерно в середине XX века у такого рода идеологических конструкций были выявлены ограничения. В частности, стало ясно, что они в определенном смысле тормозят развитие общества, потому что в результате распространения идеологий возникают общества, стремящиеся к тоталитаризму, то есть к одинаковому пониманию смысла вещей. К примеру, многие историки отмечают, что такие идеологические общества, как фашистская Германия или Советский Союз (с 1930-х по 1950-е гг.), были тоталитарными обществами, практически вся жизнь которых была подчинена тем или иным идеям или идеологии.
Идеи в современном мире
КАК РЕАКЦИЯ на это возник вопрос о том, каким путем возможно возникновение общества, которое не будет целиком подвержено той или иной идеологии — и в этом смысле не совершит ошибок? Как один из вариантов ответа на этот вопрос была разработана концепция открытого общества[217], которая предполагает другую, отличную от идеологической, схему того, каким образом идеи должны существовать в современном социальном мире. В результате была разработана существенно более сложная конструкция общества, которая характеризуется следующими моментами.
Во-первых, появилось понятие инфраструктуры, то есть общих условий, структур жизни, в которых люди вынуждены существовать и взаимодействовать друг с другом вне зависимости от их идеологических установок. Это могут быть инфраструктуры как материальные (транспорт, системы связи и пр.), так и нематериальные, связанные, например, со стандартами образования, законности и другими всеобщими структурами. Такого рода инфраструктуры обеспечивают возможность коммуникаций и взаимодействий в обществе вопреки наличию той или иной идеологии.
Во-вторых, появилось понимание того, что есть безусловные вещи, которые нельзя нарушать без ущерба для общества. Они фиксируются в понятии права. При этом понятие права, а также понимание какого-либо из конкретных прав могут трактоваться по-разному. Но сам факт того, что в обществе фиксируются определенные права, присущие людям или их общностям, оказывается очень важным: он фиксирует границы, за пределами которых никто не может вмешиваться в чьи-либо дела, — начиная от права на частную жизнь и заканчивая более сложными системами общественных прав (свобода слова, право обращаться в суд и пр.) Появление такого рода прав становится вторым элементом, задающим границы для идеологий.
В-третьих, формируется понимание общественных ценностей, которые несут на себе люди. В отличие от идеологии, которая предполагает общее направление для действий людей, ценности не связаны с направлением деятельности. Они могут быть общими или локализованными в тех или иных социальных группах, но они не задают действий (ценности можно лишь защищать). Понятие ценности — так же как понятия инфраструктуры и прав — связано с границами, которые нельзя преодолевать в данном обществе, но оно не связано с обязательной направленностью действий и мыслей людей.
Если в обществе фиксируются права и ценности, развиваются инфраструктуры, то складывается ситуация, в которой могут существовать лишь частные идеологические установки (далее они будут называться идеологемами), присущие тем или иным социальным или культурным группам и обществам. Отдельные образования (организации, группы, слои и т. д.) могут иметь свои идеологии, но они ограничены тем, что нельзя нарушать определенные права, нельзя игнорировать определенные ценности, присущие другим людям, нельзя нарушать общий порядок жизни общества, зафиксированный в организации инфраструктур. В этом смысле идеология из всеобщего понятия становится частным, которое работает в четко ограниченных рамках.
Такого рода ситуация вызывает существенные изменения в техниках работы с обществом. Вместо пропаганды или агитации, а также других форм призыва людей действовать в одинаковом направлении возникают более сложные вопросы и техники.
Во-первых, это техники манипулирования общественным сознанием, которое превращается в ряд технологий (в том числе политтехнологий), построенных как средства мобилизации людей на определенные действия в отдельных локальных ситуациях. К примеру, эти техники работают, когда в ситуации выборов необходимо мотивировать людей на голосование за или против чего-то, — а также в ряде других случаев, когда необходимо дать людям подсказки, в каком направлении им двигаться. Поскольку такого рода технологии существенно ограничены в пространстве и времени, в них могут использоваться идеологические приемы: агитация, пропаганда и другие.
Во-вторых, развивается более долговременная, сложная и современная техника, связанная с построением системы ориентации в обществе. Она должна учитывать сложившиеся ценности, сложившуюся систему прав и сложившийся тип общества. В этом смысле развиваются все более сложные технологии управления уже не обществом, а способами его организации и переорганизации. Одной из таких технологий являются механизмы реорганизации и изменения власти, которые подробно обсуждаются в данной книге[218].
Идеологии в России
СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО в силу своей истории привыкло к идеологическим конструкциям. Поэтому сегодня наблюдается следующий эффект: некоторые частные идеи из а-идеологически устроенного западного общества преподносятся в России в качестве идеологий. К примеру, концепции либерализма на Западе противостоит консерватизм, и в этом смысле он действительно является частной идеей, но в России такого рода вещи превращаются в идеологические (претендующие на всеобщность) конструкции. Они становятся единственно «правильными», всеобщими, дают простые объяснения существующего положения дел и в этом смысле заводят в тупик.
Той же переинтерпретации подвергаются не только идейные конструкции, но и современные способы работы по ориентированию общества. Public relations (PR, «развитие общественной связности»), promotion (продвижение) и т. п. — это термины из коммуникативного общества, в котором организуются дискуссии с носителями других ценностей, точек зрения и интересов; при этом каждый раз обязательно происходит возвращение к базовым ценностям. Но когда эта техника переносится на российскую почву, возникают всякого рода политтехнологи: за оппонентом не предполагается существование никаких ценностей, никаких собственных взглядов. Решение «впаривается».
За этими технологиями на российской почве стоит предположение, что электорат пассивен, что ему нужно только не дать возможности подпасть под влияние других идей и других кандидатов, а далее — выставить своего кандидата в лучшем свете. В этом смысле в России нет свободного выбора (и даже покупки на политическом рынке голоса) в западном понимании. Аналогично нет ни PR, ни промоушна — в западном понимании. И хотя мы живем в постидеологическом обществе — то есть в обществе, которое избавилось от единой идеологии, — сам схематизм идеологии еще сидит в людях. Поэтому одни требуют сказать, куда нам (всем) нужно идти, а другие «впаривают» разные варианты ответа на этот вопрос.
Но современные общества существуют вне единой идеологии, и усилия власти направлены на восстановление общей структуры общества, а не на указание всеобщего конкретного направления его «движения». В этом смысле конструкция политического дискурса на Западе задается наличием ряда базовых ценностей, типом общей инфраструктуры, набором прав. В каждой конкретной ситуации все эти структуры восстанавливаются, и разрабатывается каждый раз новое решение — восстановление общественного сознания происходит заново. Можно сказать, что современное западное общество — это общество коммуникации и дискуссий.
К понятию свободы
ЕСЛИ МЫ ПОПРОБУЕМ задать себе простой вопрос, что такое свобода, то быстро выяснится, что окончательно ответить на него в такой формулировке невозможно: окажется, что можно дать множество противоречащих друг другу ответов и определений. Зато о свободе можно рассуждать, понимая за ней определенную ценность: например, можно обсуждать, в какой степени она возможна сегодня в той или иной стране, как к ней стремиться и пр. И это отнюдь не случайно. Дело в том, что понятие свободы относится к такому классу понятий, которые не имеют собственного содержания[219]— они устроены совершенно иначе.
