Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2004-05гг. (v1.1)
Что могла предложить Россия? Россия могла предложить, естественно, свои технологии, могла предложить свою промышленность, но реально то востребовано было совершенно другое, были востребованы минеральные ресурсы, сырье. Россия не могла предложить массовую рабочую силу, потому что ее предлагали все, и она была уже использована в более дешевом варианте, того же самого Китая. Наша промышленность, структура в значительной мере была своего рода дубликатом, зеркальным отражением промышленной структуры тех же США, и ряда наиболее сильных западных стран. Причем именно по тем параметрам, по которым эти западные страны не были заинтересованы в переносе производства, переносе технологий в другие страны мира. То есть если текстиль можно было слить и передать в Китай, то вот, например, производство оборонной промышленности, скажем, из США взять и перенести в Россию, этого, естественно, никто не будет делать. Это же очевидно! То есть мы оказались сильны именно там, где и без того был силен Запад, и, кроме того, Запад не нуждался в географическом переносе данных технологий. Потому понятно, что было востребовано именно сырье. А массовый вывоз сырья в свою очередь требовал разрушения собственной промышленности, поскольку нужно подорвать внутренний спрос, чтобы увеличить вывоз. Совершенно очевидные вещи.
Теперь еще одно очень важное обстоятельство, касающееся периферийного капитализма. Дело не в том, что Россия в итоге получила колониальный тип интеграции в мировую экономику, даже не просто периферийной, а именно колониальной, по образцу колониализма XIX века. То есть, вывоз сырья, это известный способ эксплуатации периферии, но не единственный, а просто самый примитивный. Отношения центра и периферии строятся еще и вокруг вопроса накопление капитала. Капитализм это система, которая стремиться к централизации и концентрации капитала, но это вообще-то не только теория Маркса, это не отрицает и никто из либеральных экономистов. Совершенно очевидно, что центров накопления и концентрации капитала не может быть слишком много. Если их будет много то соответственно не будет концентрации и накопления. И в этой ситуации Россия, которая вступает с систему в качестве, с одной стороны, открытой экономики, а с другой стороны, в качестве слабой, зависимой, периферийной страны не способной быстро превратиться в самостоятельный центр накопления капитала, но обладающей большими ресурсами, такая страна необходимо становиться в этой системе донором, спонсором или как угодно, центров накопления капитала. Деньги уплывают. И вовсе не потому, что у нас плохой инвестиционный климат. Вообще, тезис о хорошем и плохом инвестиционном климате - демагогический. Условием для притока инвестиций в периферийных странах в первую очередь считается отсутствие ограничений. А это значит, что главным условием прихода капитала является легкость его вывоза. Иными словами, чем лучше у вас инвестиционный климат, тем больше средств можно вывести из страны. И мировой опыт подтверждает на уровне статистики: из периферийных стран больше средств вывозят, чем привозят туда. Причем, чем более успешно они развиваются, тем больше средств вывозят. Это отчасти подтверждается и опытом нынешнего нефтяного бума в России. Капитал начинает перетекать не просто туда, где его легче, выгодней вложить, а туда, где его легче и выгодней, и быстрее можно концентрировать.
Центров концентрации капиталов не так много: это Западная Европа (зона евро), и зона доллара (это США), и юго-восточная и восточная зона Азии. Понятно, что в нашем случае начинается массовый вывоз средств из страны. Кстати говоря, наш замечательный Стабилизационный фонд, который, казалось бы, противоречит этому тезису, на самом деле его подтверждает. Куча денег вот лежит вроде бы в России, ну, на российских счетах, вроде бы принадлежит нам. Но всё не так просто, потому что Стабилизационный фонд изъят из российской экономики, а с другой стороны он же, сосредоточен в долларах, в евро и, не последнее обстоятельство, в казначейских обязательствах Соединенных Штатов. То есть, иными словами, как раз обслуживает этот процесс международного накопления, о котором я только что говорил. Вот сколько денег мы вроде как накопили! Ничего подобного. Мы накопили таким образом, чтобы обслуживать чужое, или глобальное накопление, а не свое собственное. В этом контексте приватизация, причем именно приватизация грабительская, становиться совершенно естественным элементом, частью общего процесса перераспределения и вымывания средств из страны. Причем это вымывание связано с тем, что принято «неверное решение», а с тем, что как раз приняты решения адекватные той системе, в которую мы встроились, по тем правилам, по которым мы встроились. Но другое дело, что внутренние механизмы, описанные Делягиным, здесь тоже работают великолепно. Иными словами проблема в самой открытой экономике и в том, как Россия в нее встроилась, по-своему успешно. Посмотрите на все эти замечательные отели, на замечательных богатых людей вокруг нас. Другое дело, что этот успех не для всех, он для 10 максимум 13 % населения. Кстати говоря, если рассуждать про тех же силовых олигархов, о которых говорил Делягин, то только на первый взгляд кажется, будто это специфический российский феномен. Нет, ничего специфического тут нет. Такое сочетание феодализма и капитализма возникает всегда на периферии капиталистической системы. Есть необходимость сверхусилий для того, чтобы удерживать контроль над беднеющим и зачастую дичающим населением, потому роль силовиков и будет неуклонно возрастать в этой модели.
На самом деле примеров много, это те же самые махараджи в колониальной Индии, это, в конце концов, всевозможные каудильо и касики в Латинской Америке, так что у нас параллелей куча. На самом деле не так важно, что было, да, и как все это получилось, сейчас важно, что будет.
Посмотрим, какое общество у нас получилось. Во-первых, все наши элиты, вместе со всеми средними классами, как ни трактовать это понятие, это 15, в лучшем случае 20% населения. И никаких перспектив для того, чтобы это соотношение изменилось - нет. Оно носит системный характер. Если оно переменится, рухнет вся экономическая модель. Точнее, наоборот, единственная возможность изменить это соотношение - разрушить нынешнюю экономическую модель в целом. Тогда мы получим другое общество, но это уже тема за пределами данной дискуссии.
Кстати, у нас «средний класс» весьма своеобразный. К нему относятся люди с зарплатой от 300, 500, 600 долларов в месяц. Это не слишком большие доходы, особенно в стране с немного холодным климатом. Зарплаты же нигерийские! Но при этом уровень жизни у нас не нигерийский. У нас обеспеченность населения социальными благами не нигерийская, у нас общество по уровню образования, по уровню обеспеченности квалифицированными кадрами, по структуре урбанизации, по обеспечению медицинскими услугами, даже по обеспечению жильем почти такое же, как в Финляндии или в Швеции, при экономике как в Нигерии, например. Во всяком случае, мы ближе к Финляндии по этим показателям, чем к Нигерии или к Алжиру. Вот в чем наш парадокс. С одной стороны, это знак того, что все будет плохо, с другой стороны, знак того, что все так будет не долго. Экономика и общество друг другу не соответствуют принципиально. В долгосрочной перспективе, если никаких радикальных преобразований не произойдет, естественно, экономика возобладает. А это значит, мы опустимся ещё ниже. Нигерийская экономика с обществом шведского, скандинавского, все еще квази-социалистического типа - не маловажное обстоятельство, почему я выбрал для примера именно Швецию - то есть с определенной степенью социальных гарантий, которые все еще доживают каким-то чудом. Это общество находиться либо на грани окончательной «терминальной» катастрофы, то есть когда оно просто исчезнет, потому что у нее нет экономического базиса, либо оно преобразит свой экономический базис, в какой-то отчаянной последней конвульсии. Но, на мой взгляд, произойти это может только через очень серьезное потрясение. То есть что может быть сделано, придумать легко. Дело не в теории. Проблема не в том, что делать, а «кем» делать? Какой политической силой?
Объективно есть необходимость в создании сильного государственного сектора. Конечно, не в советской форме. Речь идет о том, чтобы создать смешенную экономику, о том, чтобы сформировать какой-то эффективно и реально работающий общественный сектор, просто для того, чтобы обеспечить внутренний механизм накопления. Естественно, что раз до сих пор накопление было ориентированно вовне, то должны быть какие-то структурные механизмы, обеспечивающие накопление, ориентированное вовнутрь и постоянная систему реинвестирования, система, которая, между прочим, позволит преодолеть наш хронический кризис инвестиций. В стране постоянно не хватает капиталовложений, нет денег, а потому что всегда есть более привлекательные инвестиции - вне России. Нарисовать эту схему можно без проблем. Проблема в другом, в том, что выйти к ней можно только через катастрофу. Я думаю, что в этом смысле я полностью соглашусь с моим коллегой Михаилом Делягиным, путь через катастрофу это и есть тот путь, который может привести к спасению. А может и не привести. Всё зависит от нас. Спасибо.
