Катастрофа Московского царства - Сергей Юрьевич Шокарев
К концу XV века в руках монастырей и архиереев оказалось значительное количество земель, пожертвованных чаще всего вкладами на помин души. Верховную власть такое положение не устраивало, поскольку земля пропадала для службы. В монашестве также существовали противники церковного землевладения – последователи преподобного Нила Сорского, получившие имя нестяжателей. Опираясь на нестяжательскую традицию, Иван III попытался отобрать у Церкви земельные владения. Но на церковном соборе 1503 года иерархи восстали против секуляризации, и верховной власти пришлось отступить. Церковное землевладение осталось в неприкосновенности и продолжало увеличиваться в размерах. Мощный всплеск пришелся на годы опричнины и после нее, когда бояре и дворяне, напуганные репрессиями, массово жертвовали вотчинные земли в монастыри на спасение души.
Не имея возможности изъять церковные владения, верховная власть стремилась ограничить приток земель к церковным феодалам и урезать их права. Запретительные меры принимались в 1551 («Приговор о вотчинах» на Стоглавом соборе), 1562, 1572, 1580 и 1584 годах. Были отменены налоговые льготы духовенства (тарханы), сокращены пути поступления новых владений в монастыри и установлен контроль над этим процессом со стороны государства. Однако ограничения работали недостаточно, а главное – огромные земельные владения по-прежнему оставались «втуне». Чтобы хоть как-то компенсировать это, на церковные земли были наложены налоги, а в военное время иерархи и монастыри обязали выставлять даточных людей (вспомогательное войско).
Иерархи, настоятели крупных монастырей и священники городских соборов составляли элиту духовного сословия. Помимо них, существовало немало мелких обителей, небогатых приходов на посадах и в сельской местности. На Стоглавом соборе эти представители черного и белого духовенства стали объектом жесткой критики со стороны Ивана IV, обвинившего монахов, попов и диаконов в «упивании безмерном», небрежении обязанностями, ругани, драках во время службы и «всяком безчинии». Невысоким был и уровень образованности духовенства. Церковные иерархи сетовали, что общины («земля») представляли на должность священников малограмотных и даже вовсе безграмотных кандидатов. Но какими бы ни были эти попы, они составляли единое целое с прихожанами, их избиравшими. Священник воспринимался, прежде всего, как жрец, посредник между общиной и высшими силами. Он занимал важную роль в коллективе слобожан или сельчан, участвовал в местном самоуправлении и сношениях общины с внешним миром. Плоть от плоти посада и волости, священник был активным участником мирского волнения в Смуту, что нашло отражение в сатирическом стихотворении XVII века «Поп Емеля»:
Ехала свадьба, семеры сани,
Семеры сани, по семеру в санях,
Семеро пешками, а все с бердышками,
Семеро верхами, а все с мешками.
Навстречу той свадьбе поп-от Емеля,
Поп-от Емеля, крест на рамени,
Крест на рамени, полуторы сажени:
«А Боже вам в помочь, духовные дети,
Духовные дети, в чужия-то клети,
В чужия-то клети, молебны пети,
Добро-то берите, а душ не губите».
Чудеса, знамения, слухи
Средневековое сознание было насыщено мистикой. Чудеса воспринимались как естественная и необходимая часть жизни. Между духовным и материальным мирами не было границ, а сверхъестественное представало в разных видах и формах. В религиозном сознании русского средневекового человека органично уживались христианское вероучение и реликты дохристианских (языческих) представлений. Чудесные явления ангелов и святых отнюдь не отрицали чародейства и оборотней, а составляли с ними единую и вместе с тем разнообразную картину мира. В земную жизнь людей проникали малые и большие послания и посланники горнего мира и преисподней. Божественный знак, равно как и бесовская природа могли быть обретены в самых обыденных явлениях. Для понимания событий Смутного времени эти особенности мышления русского средневекового человека имеют принципиальное значение.
Религиозное мировоззрение было нанизано на ось эсхатологических ожиданий. И конец света, и постоянные чудеса являлись отчетливой реальностью. Признаками грядущего апокалипсиса были появления монстров, природные бедствия, умножение грехов, нестроения и мятежи. Братоубийственная Смута соответствовала представлениям о «последних временах». Но это был не первый апокалипсис в русской истории. Ожидание конца света пронизывает русское летописание и церковные сочинения XII–XIV веков. Удельные книжники видели слуг Темного властелина в князьях – объединителях Руси Иване III и Василии III, а царство Антихриста – в Московском царстве.
Эсхатологией наполнена эпоха Ивана Грозного. Согласно концепции А. Л. Юрганова, царь создал опричнину для подготовки к Страшному Суду. «Иван Грозный видел свою функцию в наказании зла в „последние дни“ перед Страшным Судом», – пишет историк и называет опричнину «русским чистилищем». Ученый показал тесную связь между эсхатологическими представлениями и символикой опричнины. О конце света размышлял в те же годы и противник Ивана Грозного Андрей Курбский. В «Истории о делах великого князя московского» он неоднократно сравнивает царя с Антихристом, называя его новоявленным зверем, ядовитым змеем, губителем Святорусской земли, сыном и сотоварищем Антихриста. Схожими категориями мыслил автор сочинения о Смутном времени Иван Тимофеев. Он писал, что царь Иван «возненавидел все города земли своей и в гневе своем разделил единый народ на две половины, сделав как бы двоеверным». Такими действиями царь привел людей в «смятение», а еще хуже повел себя дальше, когда поставил царем Семена Бекбулатовича, а сам превратился в удельного князя, но потом все вернул обратно, «играя так людьми Божьими». Этими и другими подобными деяниями Иван Грозный «вложил голову в уста аспида» (то есть Антихриста) и вызвал ярость самого Бога.
Чем больше размышляли о деяниях Ивана Грозного книжники, подобные Курбскому и Тимофееву, тем яснее должна была проявляться страшная мысль: «А царь-то ненастоящий!» Тем более что теория о ложном царе была не просто известна, но и разработана знаменитым апологетом православной монархии преподобным Иосифом Волоцким. В «Просветителе», получившем широкую популярность, святой Иосиф утверждал, что, если царь, властвуя над людьми, «над собою же имеет» царствующими скверные «страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость», – «таковой царь не Божий слуга, но диавола, и не царь, но мучитель».
Выдающийся филолог и историк Борис Андреевич Успенский констатирует:
Появление самозванцев может как раз свидетельствовать о начинающемся процессе сакрализации монарха; не случайно, может быть, первый самозванец появляется в России вскоре после того, как в церемонию поставления на
