Валентин Пруссаков - Так говорил Саддам
Сегодня уже забыли, что некоторые саддамовские социальные проекты вызвали вполне заслуженное восхищение не только у иракцев, но и во всем мире. Так, много инвестиций шло в сферу образования, включая массовую кампанию по ликвидации неграмотности. Бесплатное образование — от детского сада до университета — было введено законом. Немало делалось и для эмансипации женщин, включая законодательство, гарантирующее равную оплату и запрещающее дискриминацию на работе по признаку пола. Пересмотрели и Кодекс законов о семье, затруднивший многоженство и давший женщинам свободу выбора в замужестве и разводе. Женщинам разрешили служить в армии и в партийной милиции (Народной армии).
Следует обратить внимание и на то, что, строя свой социализм, Саддам поощрял развитие частного сектора. Он не был догматиком и всегда и во всем проявлял гибкость, будучи прежде всего реалистом и прагматиком. Основная причина его линии умеренной либерализации была столь же политической, сколь и экономической: национальная буржуазия должна была быть преданной человеку, породившему ее, — Саддаму Хусейну.
В связи с тем, что Саддам обещал народу «не отклоняться от тропы социализма ни сейчас, ни в будущем», ему пришлось объяснять свои экономические новшества и прагматизм: «Арабский социализм труднее и сложнее, чем обычный капитализм и коммунизм. Капитализм защищает полную свободу, не принимая во внимание того, что должны быть исключения, а стало быть, проявляет безразличие к ущербу, который может быть нанесен обществу. Что касается коммунизма, он полагает что не может быть частной собственности. Таким образом, он выбирает временный и легкий путь. Что касается нас, мы имеем социалистический сектор и частный сектор… Наш выбор более сложный, потому что легкое решение не всегда правильное».
Самая красноречивая иллюстрация готовности Саддама изменять свои взгляды и стратегию в угоду утилитарным соображениям — его нефтяная и торговая политика. «Национализированная нефть не должна продаваться тем сторонам, чья доля была национализирована» — убежденно заявлял он. Тем не менее, он согласился продать Франции почти четверть нефти, произведенной уже государственной «Иракской компанией по операциям с нефтью». Ирак заключал выгодные сделки и с эмиссарами, прибывавшими в Багдад из других стран Европы, Латинской Америки, а также Японии и Индии.
Основным двигателем его политики, и вовсе не только в области нефти, было постоянное стремление к получению наибольших выгод. Принципы при этом, понятно, занимали не первое место. Хотя СССР был основным партнером Ирака как в гражданской, так и в военной сфере, Саддам решил разнообразить свои источники вооружения, чтобы избежать пагубной зависимости от Советского Союза. Об этом он прямо сказал Андрею Громыко, не сумевшему скрыть раздражения от следующих слов «наглого арабчонка»: «Мне все равно, откуда поступает мое оружие. Важно то, что оно послужит моим целям». От саддамовской «политики разнообразия» выиграла главным образом Франция, которая стала вторым, после Советского Союза, поставщиком оружия Ираку.
К середине 70-х годов «главный идеолог баасистской иракской революции» потерял желание ввязываться во внешние авантюры и распространять экстремистскую идеологию панарабизма. Он готовился к тому, чтобы занять высший пост в стране, и опасался рискованных мероприятий за границей.
Как и Сталин, отвергший идею «перманентной революции» в пользу политики социализма в одной отдельно взятой стране, Саддам медленно склонялся в сторону баасизма в отдельно взятой арабской стране. Для оправдания своего постепенного отката от панарабизма он доказывал, что только после полной баасизации Ирака станет возможным распространение революции на весь остальной арабский мир. Вот его собственные слова: «Слава арабов зависит от славы Ирака. На протяжении всей истории, как только Ирак становился могущественным и процветающим, такой же становилась и вся арабская нация. Поэтому-то мы стремимся сделать Ирак сильным, прочным, просвещенным и развитым, и поэтому мы ничего не пожалеем, чтобы приумножить его благосостояние и сделать очевидней его славу».
Желая сконцентрироваться на внутренних проблемах, Саддам был все же вынужден внимательно наблюдать и за тем, что происходило в соседних с Ираком странах, и прежде всего в Иране. А там было весьма неспокойно. После того как положение шаха стало совершенно безнадежным, Саддам начал заигрывать с иранским религиозным вождем, аятоллой Хомейни, которого он же сам и выслал из Ирака в октябре 1978 года… по просьбе шаха. Но стоило только аятолле с триумфом вернуться в Тегеран в феврале 1979 года, как Саддам немедленно поддержал его и заявил о своем стремлении к дружбе с новыми властями Ирана.
На этом этапе Саддам, по-видимому, решил, что пришло время играть первую скрипку. К этому обязывала как внутренняя обстановка, так и «шиитский шторм», надвигавшийся из Ирана. Была задействована мощная пропагандистская машина, восхвалявшая его в качестве «национального лидера», и создавалось впечатление, что Бакр уже не является официальным лидером Ирака. Во всяком случае, когда югославский президент Тито прибыл в Багдад в феврале 1979 года, он вручил высшую награду Югославии, обычно предназначаемую для главы государства, не Бакру, а Саддаму, на что обратили внимание многие иностранные наблюдатели.
Иначе говоря, сцена была подготовлена, и оставалось лишь ждать формального утверждения. Это и произошло 16 июля 1979 года, в 11-ю годовщину прихода к власти БААС. Президент Бакр выступил по телевидению и сообщил о своей отставке со всех постов по причине нездоровья. В тот же день Саддам Хусейн был приведен к присяге как президент республики Ирак.
Началась новая эра в жизни страны — эра «лидера, президента, борца Саддама Хусейна». Ее начало было отмечено грандиозной чисткой среди руководящего состава БААС. После публичных «признаний» и скорого суда состоялись казни. Треть членов Совета революционного командования, несколько министров, членов регионального руководства партии, профсоюзных деятелей были казнены на одной из багдадских площадей. Примечательно, что часть репрессированных были в прошлом выдвиженцами самого Саддама. Теперь никто, даже ближайшие соратники, не могли чувствовать себя в безопасности. Как откровенно заявил новый президент: «Мы находимся в нашей сталинской эре и будем бить железным кулаком при малейшем отклонении от генеральной линии партии». Он вовсе не впустую штудировал в свое время классиков марксизма-ленинизма..
После казней в Багдаде по всему Ираку прокатилась общенациональная кампания чисток, получившая народное «одобрямс». Саддам, как и Сталин в известный период, разжег в своих подданных неукротимую ярость против «злодейских сил империализма и сионизма, плетущих коварные заговоры», и ему действительно удалось сплотить вокруг себя широкие массы иракцев. Он прямо предупредил всех «заговорщиков», особенно курдов и шиитов, что не потерпит никаких «предательских поползновений» или контактов с «иностранными элементами».
Отныне любое инакомыслие, малейшее отклонение от «генеральной линии» стало невозможным, ибо за ним неминуемо следовало возмездие. В Ираке утвердилась одна власть — власть Саддама.
Однако, как опять же столь полюбившийся ему незабвенный Иосиф Виссарионович, он считал нужным заботиться о своем «демократическом» имидже. Хусейн возродил и ввел в действие закон о Национальном собрании, утвержденный в марте 1980 года. Согласно этому закону, собрание из 250 членов должно было выбираться тайным голосованием каждые четыре года всеми иракскими гражданами старше 18 лет.
Но для того чтобы ни у кого не было каких-либо ненужных надежд или иллюзий в день выборов, Саддам ясно дал понять, чего он ждет от избирателей: «Мы убеждены, что иракцы пойдут единым путем. Тот же, кто отдаст предпочтение извилистой тропе, наткнется на меч».
Выборы состоялись 20 июля 1980 года. Желающих пройтись по «извилистой тропе» не оказалось. Хусейн охарактеризовал итоги выборов как «красноречивое свидетельство тоге, что наш народ полностью поддерживает кандидатов БААС».
Для широкого освещения первого акта «демократизации» эпохи Саддама в Ирак пригласили иностранных журналистов, подавляющее большинство которых восторженно описали «всенародную любовь» к президенту. Так, корреспондент «Нью-Йорк тайме» сообщал, что иракцы «любят Саддама Хусейна и преданы ему. Саддам Хусейн — надежда арабской нации и всего Ирака». (Можно напомнить, что примерно то же самое написал о Сталине Лион Фейхтвангер, посетивший Москву в 1937 году.)
Национальное собрание помогло Саддаму прочнее овладеть браздами правления и придать своей личной власти видимость демократии. Помимо того, Собрание стало орудием, с помощью которого образ Хусейна преподносился как воплощение иракского государства и арабской независимости.
