Сергей Кургинян - Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором
Утверждение седьмое. Ключевым моментом, безусловно, следует считать программу построения коммунизма в СССР, принятую на XXII съезде. С этого момента стало ясно, что власть в стране перешла не к красному ордену меченосцев и не к красному францисканству, а к ордену колбасистов (от слова «колбаса»), ордену НЯМ-НЯМ, намеренному строить далее общество по своему образу и подобию. Поставив целью потребление, XXII съезд подписал КПСС смертный приговор. Изумлению Запада не было предела, и далекий от коммунизма патриарх психоанализа Эрих Фромм с изумлением констатировал «фанатичность советской коммунистической элиты», ее одержимость «волей к самоуничтожению», поскольку так называемый «гуляш-коммунизм» неизбежно приведет к полной капитуляции коммунистического общества перед западным.
Это изумление Фромма было заглушено криками об опасности ревизионизма и догматизма, о борьбе со сталинизмом и еврокоммунизмом — что для мыслящего меньшинства советского общества уже в ту пору было не более чем дымовой завесой, позволяющей отсечь все жизнеспособные варианты идеологии.
Сам же творец Преступного замысла, видимо сознавая, что у него отчасти «рыльце в пушку», заглушая сомнения, истерически вещал о пришествии «Кузькиной матери» и громил авангардистские выставки на потеху всей мировой общественности.
Разрыв между еще ослабленной (при Хрущеве) идеей и резко усиленной (при нем же!) политической ролью КПСС был настолько силен, что острый политический кризис казался неминуемым уже тогда, в конце 60-х годов, что, возможно, было бы не худшим выходом из ситуации, поскольку общество все еще сохраняло нравственный потенциал, а элита еще в какой-то мере вращалась в поле каких-то государственных интересов.
Утверждение восьмое. Вместо этого произошел очередной перенос центра тяжести с партийной на государственную структуру. Этот перенос, связанный с временным приходом к власти Косыгина и его команды, не мог кардинальным образом изменить ситуацию. В каком-то смысле все уже было предопределено. Деструктор работал такт за тактом, и новым мощным ударом по системе, ударом, спланированным внутри советской элиты и целенаправленно сориентированным на добивание государства и общества, был переход с программно-целевого метода на так называемую оптимизационную модель. На поверхности этого процесса было стремление к объективному, увлечение точными методами, свойственное той эпохе, стремление оптимизировать процессы, происходящие в уже начинающем деградировать народнохозяйственном комплексе. Безусловно, присутствовало также и раздражение на партийных идеологов, которые запутались в примитивной и низкопробной лжи и мешали работе честных хозяйственников. Было и понятное стремление деидеологизировать работу народнохозяйственного комплекса. Но все это были лишь благие намерения, которыми вымощена дорога в ад, иллюзией недостаточно компетентных, но честных и в целом, безусловно, прогрессивно ориентированных хозяйственных руководителей. Те же, кто использовал их наивность и некомпетентность, то есть представители действительной псевдоэлиты советского общества, уже созревшие для того, чтобы сознательно, осмысленно, на основе определенных философских взглядов и в русле определенных концепций самоопределиться в качестве ДЕСТРУКТОРОВ ТОГО, ЧТО ИМИ ОДНОЗНАЧНО ОПРЕДЕЛЯЛОСЬ В КАЧЕСТВЕ ИМПЕРИИ ЗЛА, знали, что делали. И это сегодня необходимо обозначить со всей определенностью, поскольку новая политическая ситуация уже позволяет предъявить им подобный нравственный счет. Тем более что мы уверены, что не сегодня завтра они сами опишут (гораздо более подробно, чем мы), что, как и почему они делали. Нам важно здесь не обвинять, не сводить счеты. Еще недавно говорить об этом было нравственно недопустимо, поскольку это звучало бы как донос. И мы благодарны новой политической ситуации, которая дает нам возможность обозначить правду о том, что происходило в стране. Эта правда, в свою очередь, нас интересует не с позиций публицистического «обличительства», а с позиций научного анализа, с позиций возможности понимания сути процессов, а значит, и выбора стратегии дальнейших действий. Вот почему мы считаем необходимым заявить о том, что переход к так называемому «оптимизационному методу» фактически моделировал застой и все, что должно было произойти в недрах застоя. Дело в том, что оптимизация с помощью решения линейных задач не могла быть пригодной во всем, что касалось процессов развития общества. Линейные методы вообще не способны сколь-нибудь адекватно описать процессы развития. Поэтому кажущиеся усложнения, математичность, научность фактически лишь резко упрощали и разрушали модель. Превращение ее из нелинейной в линейную снимало вопрос о развитии общества, абсолютизируя некоторые аспекты его функционирования. В этом смысле мы фактически стали переходить к программному неразвитию, и, по крайней мере, с первой половины 70-х годов застой уже моделировался, неразвитие уже стало программной целью тех, кого мы можем считать переродившейся частью советской элиты. Мы не вникаем здесь в детали, нас абсолютно не интересуют лица и имена, это вообще не наша специальность, и мы готовы представить себе, что большинство представителей моделирующей псевдоэлиты вдохновлялись благими целями типа постепенного перехода от «империи зла» к разумному устройству государства и общества. Весь этот вопрос в целом для нас представляет собой лишь фрагмент системного анализа эволюции советской элиты. А это, в свою очередь, волнует лишь в связи с необходимостью выбора целей и ценностей. Мы не останавливаемся поэтому на деталях, хотя и крайне важных для понимания процессов, происходивших и происходящих в советском обществе. Мы не говорим о расколе внутри советского военно-промышленного комплекса и советской науки, хотя эти процессы только сейчас выходят из латентной стадии и начинают оказывать влияние на большую политику. Мы не говорим и о расколах внутри армии и КГБ. Мы только настаиваем на том, что застой не есть имманентно присущая данной системе особенность, а есть особого рода дефектность, локализованная внутри псевдоэлиты и связанная с сознательной постановкой неверных целей. Это важно для того, чтобы в очередной раз убедиться, что болезнь общественного организма коренится не в каждой клетке его, а в определенных зонах и связана не с абсурдным устройством системы, как структурно функционального целого, а образно говоря, с ошибками в конструировании отдельных блоков.
Ошибками, которые в принципе устранимы. Мы утверждаем, таким образом, что тотального постыдного краха — нет, а есть лишь проигранная игра. А где есть проигрыш — там может быть и победа.
Утверждение девятое. Начавшиеся после перехода к «оптимализационному» методу сбои, спады и лихорадка были замечены, однако реакция на это была крайне неадекватной. Суть ее была в очередном крене в сторону уже окончательно деградировавшего партийного руководства. Символом этого руководства, его беспомощности и бездарности стал престарелый Брежнев, над которым сегодня принято глумиться и который действительно в значительной степени доконал советское общество, советский народнохозяйственный комплекс и советское государство. Но сам по себе Брежнев ничего не значил, как ничего не значит любой слабый правитель. Вопрос состоял лишь в том, кто правит вместо него и каковы объективные результаты этого правления. Объективный результат — переход к ведомственному монополизму и лавинообразный рост коррумпированности и мафиизированности советского общества, далее — смещение ценностей всего общества в сторону ценностей криминального мира — был предопределен состоянием того партийного клана, который своими слабеющими руками пытался вырвать руль из рук клана хозяйственного. Это была борьба двух зол, двух работающих на деструкцию систем. Вместе они объективно и составляли единый деструктор, единый механизм деградации и разрушения. «Со стороны» казалось, что общество, государство, аппарат управления не работают. Но для тех, кто пытался видеть и понимать происходящее, ясно было видно, что весь механизм работает блистательно, разрушая огромное общество и государство. Очередной фазой такого разрушения как раз и была мафиизация. И хотя этот процесс на самом деле крайне сложен и его истоки лежат еще в гражданской войне, тем не менее именно вторая половина правления Брежнева, время, когда его уже в полувменяемом состоянии привели под руки к фактической власти, создала мафию как Мегамашину. Это было вызвано объективным процессом распада партийной элиты, изначально лишенной сакрального поля, окончательно обкраденной в хрущевское время, отведенной в тень в первую половину брежневского периода (с тем чтобы обеспечить окончательное гниение) и в состоянии полной деградации выброшенной в очередной раз в теократической, орденской власти, разумеется, в пародийном фарсовом глумливом ключе. Орден, лишенный сакрального поля, неизбежно мафиизируется. И если структуру этого поля, лишенную и постоянно лишаемую, вдруг выпихивают на орденские позиции, то это означает, что ее фактически побуждают стать мафией, инициируют ее мафиизацию, зная, что эта мафиизация вызовет разрушительные процессы.
