Игорь Стрелков - С кем будет воевать Россия?
Сейчас, спустя 4 года, эта армия по численности вдвое меньше, регулярная имеется в виду. Потеряно две трети территории страны. Потеряно примерно половина населения. Там могут цифры разниться, но в данном случае это не принципиально. Потерян ряд крупнейших городов, в том числе целиком потерян второй по величине город страны Эр-Ракка, который стал столицей исламистов. Нет сплошной линии фронта. Большая часть пустынных территорий, то есть, наиболее удобных для регулярных военных действий сейчас неподконтрольна правительству. И боевые действия сейчас идут в основном в городских районах Дамаска, Алеппо и в горной местности. Ватаки – это горы, пусть это не Памир, не Тянь-Шань, но это горы. Такие же как в Крыму, как минимум, по высоте и по пересеченности.
Сейчас мы ввели туда контингент в составе авиационной группы прикрытия, защиты, но и, если можно так выразиться, частных военных компаний. Причем, последнее время поступает информация о том, что они, возможно будут выведены. Но пока я не могу на этот счет ничего говорить. Я вообще не считаю себя компетентным в данным случае говорить об этом. Они туда были введены, по крайне мере.
Общая численность этой группировки не составляла и одной десятой, не составляет и, наверное, не будет составлять, одной десятой от того, что имел Советский Союз в Афганистане. Да, Сирия, конечно, не Афганистан по территории, но это довольно большая страна, намного больше Чечни, которую можно было насквозь проехать с Запада на Восток по равнине в течении двух с половиной часов.
Максим Калашников: Таким образом, дорогие телезрители, Москва уже бросает экспедиционную группировку своих войск в настоящую трясину, вот в такое вот болото, в месиво. А вообще, если ли надежда спасти власть Асада?
Игорь Стрелков: Асад всегда опирался на наиболее надежное алавитское меньшинство – 10–15 % населения по разным оценкам, которое его всегда поддерживало, поскольку он выходец из этого меньшинства. Опирался на христиан, армян, друзов. Большая часть населения, по разным опять же оценкам, даются не менее 60 % – это сунниты и арабы. Есть еще сунниты курды, которые тоже Асада очень не любят. Да, они сейчас на данный момент против него не воюют. Но именно сейчас. В начале этой войны курды воевали против Асада. Но сейчас у них есть более серьезный, более опасный противник – арабы сунниты исламисты, которые воюют против курдов. И поэтому в отношении к Асаду, курды сейчас соблюдают вооруженный нейтралитет. Союзниками Асада курды не являются. Оценивая ситуацию в самом лагере Асада – там тоже все не очень просто. Если алавиты традиционно служили в армии, это довольно, по местным меркам, воинственный народ, если друзы тоже прирожденные солдаты, то большая часть христиан и армян никогда в вооруженных силах особенно не служило, не любило это дело. Занималось в основном торговлей, туризмом и всем прочим. То есть, надежного контингента для армии Асада эти общины никогда не давали.
Довольно большой контингент в армию поставляли туркоманы. Туркоманы, их по другому еще туркменами называют. Действительно родственный туркменам народ. Это тюркоязычный народ, родственный туркам, в какой-то степени, которой пришел в Сирию в средние века, в эпоху крестовых походов, может быть даже раньше, может быть с турками сельджуками, наверное. И осел на территории Сирии, их по разным оценкам от 1,5 и более миллионов. Арабы их никогда не любили, считали за низшую кость. Тем не менее, туркоманы и сунниты, и туркоманы – один из тех контингентов, которые воюют в ИГИЛ, в других исламистских группировках. На них тоже не смогли опереться.
То есть, мы имеем ситуацию, когда, как минимум, две трети населения категорически против Асада. Да, эти две трети расколоты на множество группировок, которые воюют, в том числе, и между собой. В том числе ненавидят друг друга не меньше чем Асада, но они против Асда все.
Максим Калашников: Ну что ж, а теперь давайте попробуем трезво оценить шансы Москвы в нынешней сирийской войне.
Игорь Стрелков: В этой ситуации, что мы стремимся добиться? Как мы можем вообще победить там, если те силы, которые мы предоставили в помощь Асаду, они даже, они способны дать только временный тактический перевес. Да, если сейчас делать каждый день по 200 самолетовылетов то, наверное, можно остановить наступление исламистов где-то на каких-то участках локальное поражение. Причем наносить-то должны именно войска Асада, плюс ударные подразделения Корпуса Стражей Исламской революции, Хезболлы, хазарейских добровольцев из Афганистана, их даже туда притащили иранцы. Но переломить ход военных действий, который был стабильно последние два года – не выгоден для Асада. Не то что невыгоден, а вел Асада к поражению. Не сможем мы переломить ход этих военных действий. Мы можем только дать тактические преимущества, на какое-то время задержать агонию, которая уже была.
Теперь давайте посмотрим задачу, которая сейчас ставится. Сейчас разрекламировано наступление. Но вот месяц идут боевые действия, две недели идет наступление. Да, есть достигнутые определенные тактические подвижки. Где-то 5 деревень взяли, где-то 7, какой-то городок небольшой захватили. 2 или 3 квартала в Алеппах продвинулись, в Джабаре продвинулись, где-то еще продвинулись. Но, не где наступление не завершено, не перешло в оперативный успех. Везде продвижения тактические. Для того, чтобы оценивать это – необязательно находиться на месте. Любой человек, хоть какое-то имеющий отношение к военному делу и знающий его закономерности, развития боевых действий – он может дать эту оценку, просто глядя на карту, на динамику боевых действий. Пока только тактические успехи. Стратегического успеха нет. Возможно, он будет. Возможно, даже удастся освободить, может быть полностью Алеппо, я не исключаю этого. Хотя мало вероятно, я не исключаю. Возможно удастся деблокировать фактически блокированные из трех сторон Дамаска. Зачистят восточную Гуту или еще что-то. Тоже, без огромных потерь, только с воздуха не получиться. Но стратегически войну переломить – не получиться.
Максим Калашников: Но нам все время говорят, что русские не будут входить с Сирию крупными сухопутными силами. Что на самом деле будут воевать иранцы, иранские союзники, вроде движения Хезболла. Они будут пехотой, мы будет только прикрывать с воздуха и руководить, снабжать разведданными. Но, сразу рождается вопрос. Вообще-то, война в Сирии идет с 2011 года. И за 4 минувших года иранцы, а Иран крупное государство, крупная страна, население – Германия предвоенная, которое очень легко может поставить под ружье миллионную армию. А в Сирию послать 100 000… Почему Иран, со своими боеспособными силами не смог переломить ситуацию в Сирии? Почему не смог сам победить ИГИЛ? Ей понадобилась помощь Российской Федерации?
Игорь Стрелков: Иран воюет. Но у Ирана… Не забывайте, что Иран с Сирией не граничит. Между Сирии и Ираном лежит Ирак. Между Сирией и Ираном лежит северный Ирак, достаточно большой по протяженности. Территория между Сирией и Ираном, часть этой территории, которая лежит между Сирией и Ираном занимает Курдистан, Иракский Курдистан, который к Ирану относится, мягко говоря, не очень положительно.
То есть, возможность маневрировать резервами, возможность поддерживать крепкие коммуникации у Ирана очень ограничена. Не говоря уж о том, что кроме Курдистана иракского, там еще находится территория ИГИЛ. То есть, фактически Иран тоже имеет с Сирией на данный момент коммуникации только по воздуху. Ну, или по морю, вокруг через Персидский залив Суэцкий канал, через Красное море. То есть, фактически тоже, коммуникаций нет. Соответственно, снабжать свою группировку, пополнять ее, Иран тоже не может до бесконечности. Далее, основной фронт для Ирана это все-таки Ирак. Северный Ирак, где сунниты воюют против шиитов, верных Ирану. И ему там необходимо держать достаточно серьезный контингент. Там пытаются они наступать. Фактически Иран, воюя в Сирии, он воюет на второй фронт.
Максим Калашников: Но, у нас рождается второй вопрос. А не хитрит ли Иран, не ведет ли он собственную игру? Специально, не торопясь, крупными силами участвовать в сирийской войне. Может быть Иран, для Российской Федерации постольку поскольку союзник? Он ждет сейчас снятия санкций западных. Он хочет торговать нефтью, не хочет ссориться с Западом. А ведь ИГИЛ проект по сути Соединенных Штатов. Может он сейчас предоставляет русским право таскать каштаны из огня для себя любимого? Или все-таки цель Ирана в чем-то другом?
Игорь Стрелков: Иранцы на самом деле, как и персы, достаточно прагматичные люди. Они прекрасно понимают, что в данный момент… Я думаю, что прекрасно понимают, что подчинить себе всю Сирию они не смогут. Хотя бы одной простой причине, что если они введут контингент более чем несколько тысяч, может быть даже 10–15-20, я не знаю, сколько там людей на территорию Сирии. То туда, такие же контингенты на помощь боевикам введут те страны, которые их поддерживают. А это все страны, которые окружают Сирию. Турция поддерживает свои группировки. И оружием, ИГИЛ снабжается через нее. Саудовская Аравия поддерживает свои группировки. Катар свои группировки. Иордания свои группировки. Фактически все арабские страны, которые окружают Сирию – враждебны Асаду, враждебные его алавитскому меньшинству. И желают его свержения, каждый исходя из своих собственных соображений, но тем не менее. Иран фактически, в случае масштабного ввода войск в Сирию – рискует большой войной. В которую, опять же, могут вмешаться Соединенные Штаты, Израиль – готов ли Иран к такой войне? То есть, Иран здесь в данном случае идет как по болоту, по кочкам, по тоненькой жердочке. Ему надо балансировать, чтобы не оказаться ввязанным в большую войну – которую не факт, что он сможет выиграть. Вы помните, что 10 лет Иран воевал с намного меньшим Ираком? Который намного меньше и по людским ресурсам и в итоге война закончилась вничью, со знаком минус для Ирана. Поскольку завершающие сражения той войны закончились победой Иракских войск на полуострове Фала, разгромом всего южного фланга Иранской армии. Об этом сейчас мало кто вспоминает. Об этой вообще мало кто знает.
