Александр Терентьев - Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
Большинство экспертов сходились во мнении, что новое соглашение СНВ никак не помешает ядерным амбициям Америки. И критика договора со стороны республиканцев, в первую очередь, была связана с желанием насолить Обаме, который во что бы то ни стало пытался протолкнуть договор через сенат. Его команда проводила шумную пиар-кампанию. В поддержку соглашения высказались старший и младший Буш, шесть бывших госсекретарей-республиканцев (Генри Киссинджер, Джордж Шульц, Джеймс Бейкер, Лоуренс Иглбергер, Колин Пауэлл и Кондолиза Райс) и пять экс-министров обороны. Национальная ассоциация евангелистов заявила, что отказ от договора «угрожает христианской нравственности». «Даже такие откровенные русофобы, как поляки, чехи и прибалты, – писала Los Angeles Times, – обратились к Соединенным Штатам с просьбой ратифицировать соглашение. Они убеждены, что, если сенат откажется сделать это, русские и слышать не захотят о переговорах по поводу сокращения тактических ядерных вооружений, которые угрожают непосредственно Восточной Европе» [698] . Договор, таким образом, представал как необходимое условие для развития ядерного диалога. Многие эксперты указывали, что СНВ-3 – весьма умеренное соглашение, которое предоставляет США право инспектировать российские ядерные арсеналы. Причем, в отличие от предыдущего договора, американские инспекторы получают возможность подсчитывать, сколько боеголовок будет размещено на каждой ракете.
Чтобы убедить консерваторов в том, что власти готовы на серьезные уступки, СМИ превозносили предложенную Обамой программу модернизации ядерного комплекса. В конце ноября было опубликовано письмо руководителей трех крупнейших ядерных лабораторий США, которые выражали восхищение инициативой президента. Глава комитета по международным отношениям Джон Керри тут же провозгласил этот документ «внепартийным золотым стандартом» по вопросу развития ядерных технологий. В общем, команда Обамы предъявила все возможные аргументы. «Отчаявшись переубедить республиканцев, которые уперлись рогом и не желают слушать доводов разума, – писала The New York Times, – демократы уже просто не знают, что им говорить. «Сделайте это ради Дмитрия» [699] , – восклицают они теперь. Автор термина «перезагрузка» Джо Байден пытался уверить конгрессменов, что в российском правящем тандеме есть разногласия по поводу того как выстраивать отношения с Вашингтоном. «Медведев, – говорил он, – прозападный лидер, который все поставил на идею перезагрузки. И если американский сенат прокатит СНВ-3, это станет провалом наших друзей в Кремле. В наших интересах ратифицировать соглашение и укрепить, таким образом, позиции Медведева и его окружения» [700] .
Демократическая администрация настаивала на том, что отсрочка стала бы фатальной для соглашения с Россией. «Потребуется повторное рассмотрение договора в сенатском комитете по иностранным делам, – говорила замгоссекретаря по контролю над вооружениями Роуз Готтемюллер, – придется проводить новые слушания, в очередной раз отвечать на тысячи вопросов законодателей. Таким образом, если не ратифицировать документ сейчас, этот процесс может растянуться минимум на полтора года» [701] . А значит, к президентским выборам 2012 года соглашение так и не вступило бы в силу и Обама не одержал бы главной внешнеполитической победы.
Как ни парадоксально, палки в колеса президенту ставили и его собственные коллеги по партии. Они были убеждены, что в первую очередь следует провести ключевые внутриполитические реформы: расширить права гомосексуалистов, служащих в армии, и предоставить гражданство тысячам нелегальных иммигрантов.
В Республиканской партии даже после ратификации договора осталось множество его противников. Их возмущало требование связать сокращение наступательных вооружений с проблемой ПРО. Они называли шантажом заявления российской стороны, которая грозила отказаться от своих обязательств, если Вашингтон решится на более масштабный проект по развертыванию системы противоракетной обороны в Европе.
Еще одной серьезной уступкой со стороны США критики договора считали согласие сократить не только боеголовки, но и средства их доставки. Таким образом, отмечали оппоненты Обамы, «ограничивается способность американцев доставлять традиционные ракеты дальнего действия – а это основа стратегического преимущества США».
Довольно скептически республиканцы оценивали и возможность проверок российского ядерного арсенала. Вице-президент специальной комиссии по разведке Кристофер Бонд заявил на слушаниях в конгрессе, посвященных СНВ, что располагает секретной информацией, с помощью которой можно доказать, что Москва знает, как обойти ограничения, накладываемые договором. Как показало голосование в сенате 22 декабря 2010 года, некоторые республиканцы все же согласились с аргументами Обамы и соглашение было ратифицировано. Однако общее настроение как нельзя лучше выразил консервативный комментатор Чарльз Краутхаммер в своей колонке в The Washington Post: «Детище Обамы, договор СНВ, на 90 % бесполезен, а на 10 % проблематичен. Какая разница, сколько именно ядерных бомб изготовит Россия? Если она захочет разориться, спустив последние средства на раздувание ядерного арсенала, – милости просим. Обама, разменивающийся на такие вопросы, как СНВ, похож на человека, который ищет бумажник под фонарем, потому что там светлее, хотя потерял его в другом конце города» [702] .
«РУССКАЯ ЗИМА»
И хотя, казалось бы, после ратификациии соглашения СНВ-3 отношения между Москвой и Вашингтоном должны были улучшится, этого не произошло. В Кремле многих вывела из себя реакция США на «болотные» выступления, которые начались в России после парламентских выборов в декабре 2011 года. Только ленивый не славословил «снежных революционеров, которые не побоялись бросить вызов опостылевшему режиму». «Русская зима, – говорили придворные вашингтонские политологи, – является логическим продолжением «арабской весны». И в каком-то смысле это действительно было так. Ведь арабских и русских бунтарей спонсировали одни и те же американские организации. Правда, опыт Тахрира у многих на Западе отбил охоту отстаивать новый «демократизаторский» проект. «Ведь раскачивать лодку в России может быть слишком опасно, – утверждали эксперты, – и иногда даже лучше прослыть кремлевским лоббистом».
Грядущее противостояние с Россией западные ястребы окрестили «третьей Пунической войной». Первая – это, разумеется, «большая игра», которую вели Российская и Британская империя в девятнадцатом столетии, вторая – «холодная война» между США и СССР, охватившая большую часть столетия двадцатого. И вот, наконец, наступает решающая третья битва, в которой Соединенные Штаты и другие наследники Рима должны разрушить российский Карфаген. Роль современного Сципиона досталась сенатору Маккейну, который происходит из знатного патрицианского рода и пострадал во время «Второй Пунической войны» (был сбит советским летчиком и несколько лет провел во вьетнамском плену).
Джон Маккейн никогда не производил впечатление человека уравновешенного, а после поражения на президентских выборах 2008 года окончательно потерял связь с реальностью.
Идеей фикс для него стала борьба с «кремлевской автократией», а президент Путин, к которому Маккейн почему-то обращался запанибрата, вызывал у старого сенатора просто маниакальную ненависть. «Дорогой Влад! «Арабская весна» уже добралась до твоих окрестностей, – злорадствовал он в своем микроблоге на Twitter. – Она разгуливает по улицам Москвы в суровые морозы, и скоро ты получишь собственный Тахрир» [703] . Тезис о повторении «арабской весны» в России с удовольствием подхватывали западные СМИ. «Сыты диктатурой», «Долой царя», «Начало конца», – гласили заголовки американских и европейских газет, вышедших после первого «болотного стояния». Масштаб демонстраций преувеличивался. Более того, чтобы усилить впечатление, некоторые издания шли на откровенный подлог, публикуя фотографии антисоветского митинга, проходившего 20 лет назад на Манежной площади. Энергетика тогда действительно была другой, толпа отнюдь не выглядела миролюбивой, и западный обыватель, который рассматривал эти фотографии, вполне мог сделать вывод о «крахе путинского режима». Об антиоранжистских митингах большинство западных СМИ вообще умалчали, зато отводили первые полосы «героям Болотной».
В США и Европе любят новые лица. Молодой Рыжков, который в конце 90-х – начале нулевых был кумиром западных демократизаторов, курирующих российское направление, вынужден был уступить место более напористому и честолюбивому интернет-блогеру Навальному. Ведь, с точки зрения идеологов, разрабатовавших сценарий «снежной» революции, Рыжков не подходил на роль народного трибуна. «Это типичный парламентский политик, который увереннее чувствует себя в думском кабинете, чем на многотысячном митинге, – говорили они, – в отличие от Навального, который как раз политик площадной, задиристый и озлобленный». «Только такой лидер способен бросить вызов существующему режиму, – писала итальянская газета Corriere della Sera. – Он не склонен к рефлексии, способен быстро принимать решения (если надо, и на Кремль народ поведет). Это настоящий харизматик, большевик новой формации». Неслучайно на Западе «болотную» публику окрестили «народом Навального» [704] .
