Коллектив авторов - Введение в политическую теорию для бакалавров. Стандарт третьего поколения: учебное пособие
В мировой политике взаимоотношения между Севером и Югом также построены на структурном насилии. Структурный конфликт возникает тогда, когда интересы элитных групп «центра» и «периферии» больше не совпадают и элита «периферии» возглавляет движение национального освобождения.
По мнению Теда Гарра, недостаточно указать на крупные экономические и социальные структуры как на «объяснения», необходимо понять, как люди интерпретируют те ситуации, в которых они оказываются. А интерпретируют они их, как считает Гарр, с точки зрения групповой идентичности. Гарр вводит понятие относительной депривации как воспринимаемого расхождения между ценностными ожиданиями группы и ее нереализованными ценностными возможностями. «Недовольство – это функция расхождения не между тем, что люди хотят, и тем, что они имеют, а между тем, чего они хотят, и тем, чего они, по их убеждению, способны достичь» [178] . Возникающая неудовлетворенность – главный стимул к политическому действию – в случае острого конфликта может приводить к политическому насилию. Гарр различает три обобщенные формы политического насилия:
• беспорядки, представляющие собой относительно спонтанное, неструктурированное политическое насилие, главный участник которого – народ;
• заговор – высокоорганизованное, относительно маломасштабное политическое насилие;
• внутренняя война – широкомасштабное организованное насилие, преследующее своей целью свержение режима или аннулирование действующего государственного состояния и сопровождающееся экстенсивным применением насильственных действий.
Теория политической нестабильности С. Хантингтона объясняет внутриполитическое насилие разрывом между уровнем социальной мобилизации и достигнутым уровнем политической институционализации. Хантингтон считает, что традиционные и современные общества менее склонны к политическому насилию и нестабильности, потому что сильны их политические институты. Для обществ переходного типа, напротив, наиболее характерна вероятность проявления деструктивных форм политического поведения. Растущие потребности, инициированные процессами модернизации, ограничены институциональными возможностями переходного общества удовлетворять эти потребности. В результате возникает разрыв между ожиданиями и устремлениями, с одной стороны, и достигнутым уровнем развития политических институтов – с другой. Этот разрыв генерирует социальную фрустрацию и недовольство, подъем политической мобилизации. Отсутствие адекватно развитых политических институтов затрудняет процесс выражения этих требований с помощью легитимных средств политического участия и ведет в дальнейшем к политическому насилию.
Использование концепта насилия в теории конфликта позволило развести эти два понятия – «конфликт» и «насилие» – и показать, при каких условиях конфликт перерастает в насилие.
В ряду общих теорий следует отметить попытку К. Боулдинга (1910–1993) создать общую теорию конфликта. Боулдинг много сделал для разработки не только общей теории систем, но и общей теории конфликта. Однако анализ реальных конфликтов заставил признать, что конфликты (даже типовые) ситуационны и уникальны и их невозможно анализировать с позиций раз и навсегда заданной теории.
Но все же потребность в создании общей концепции, объясняющей особенности глобальных конфликтов формирующегося поствестфальского мира, оказалась существенной.
В 1993 г. С. Хантингтон выступил с идеей «столкновения цивилизаций ». Он утверждал, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будут уже не идеология и не экономика. Границы, разделяющие человечество, будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и африканская цивилизации. Хантингтон также утверждал, что в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламо-конфуцианских стран.
Этой концепцией была подведена черта под теориями конфликта XX в.
В отличие от С. Хантингтона представитель неомарксизма И. Валлерстайн (род. 1930) видит причины грядущих конфликтов не в цивилизационных, а в экономических факторах. Так, он полагает, что уже в начале XXI в. можно ожидать вызовов или даже прямых нападений государств бедного и отсталого Юга на богатый Север, а также захватнических войн между самими государствами Юга. Но самая главная угроза, которая может исходить от периферии по отношению к ядру мир-системы, – массовая миграция населения с Юга на Север. Наплыв выходцев из стран Юга, неспособных полностью интегрироваться в западное общество, заставит часть вчерашних мигрантов пойти по криминальному пути. Перераспределение ресурсов из сферы общественного производства и социальных услуг в сферу охраны общественного порядка негативно скажется на уровне жизни основной части населения.
19.3. Специфика современных этноподитических конфликтов
Современные этнополитические конфликты являются, пожалуй, фундаментальной характеристикой мировых трансформационных процессов. Их относят к числу модельных конфликтов современности. «Этнический ренессанс» стал постоянной чертой политической жизни как развивающихся, так и развитых стран мира. Глобализация убеждает нас, что в современном мире нет ничего неизменного. Это касается и этнической идентичности. На смену примордиалистской концепции, рассматривающей этничность как врожденную и жестко фиксированную, пришел инструментализм , и этническую идентичность стали рассматривать как меняющуюся в зависимости от тех социальных и политических целей, которым она служит. В отличие от примордиалистского подхода инструменталистский ориентирован не на поиски объективных оснований этничности, а на выявление тех функций, которые выполняются этносом. Конструктивизм , в свою очередь, стал подчеркивать социально конструируемую природу этничности. Этничность понимается здесь как процесс социального конструирования воображаемых общностей, который основан на вере в то, что общности связаны естественными связями, единым типом культуры и идеей или мифом об общем происхождении. Тем не менее именно сложность современных этнополитических конфликтов заставила перейти к полипарадигмальному подходу, учитывающему многоаспектность и многофакторность современных конфликтов. Теории этого подхода включали как минимум три группы факторов конфликтов: нехватка ресурсов; групповая идентичность; относительная депривация. Наконец, контекстуальный подход позволяет более корректно ответить на вопрос о первопричине конфликта – «проснувшаяся» этничность или активность политической элиты.
19.4. Локально-региональные конфликты и способы их урегулирования
Помимо многофакторного подхода исследователи обращаются к многоуровневому анализу. Он включает в себя следующие уровни: глобальный, региональный, уровень государства, уровень конфликтующих групп и индивидов. Наиболее существенен для современного анализа региональный уровень. С окончанием биполярного противостояния изменяется суть и характер локально-региональных конфликтов. Прежде всего, это рост числа внутригосударственных конфликтов по сравнению с межгосударственными. Внутригосударственные конфликты нового типа определяют как внутренние интернационализированные конфликты. Их отличает ускоренная эскалация – как вертикальная (повышение уровня напряженности конфликта), так и горизонтальная (распространение конфликта на другие страны и районы), а также крайне упорный и ожесточенный характер. Сохраняющийся повышенный уровень локально-региональной конфликтности связан не только с объективными процессами глобального развития, но и с целенаправленным вмешательством в их ход международного сообщества. Появление феномена «гуманитарных интервенций» исследователи связывают с операцией «Буря в пустыне» (1991), первым опытом международного противостояния региональной агрессии, операциями в Сомали (1992), на Гаити (1994), в Руанде (1994), Боснии (1995), Косово (1999), Дарфуре (2003) и Ливии (2011).
Следует отметить, что с развалом биполярной системы регулирование локально-региональных конфликтов из периферийного направления международной политики превратилось в одну из ключевых проблем в деятельности крупнейших международных организаций. Существенная проблема этих операций – их легитимность.
