Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер
Гитлер оставался жить в Мюнхене, хотя ему, казалось бы, лучше было уехать подальше от Австро-Венгрии — и денег у него хватало для начала жизни в любой стране. Но остатки семейных сокровищ, запрятанные в Шпитале, продолжали удерживать его.
К тому же, если подумать, именно Мюнхен и оказывался для Гитлера самым безопасным местом: если что-то с ним и случится здесь, то это всегда сможет установить душеприказчик Гитлера — и приведет в действие публикацию плана-возмездия. Это прекрасно понимали противники Гитлера — и это гарантировало Гитлера от их активных происков.
Если же Гитлер сдвигался с места и куда-то далеко уезжал, то о происшедшем с ним было бы куда труднее узнать душеприказчику: Гитлер мог просто бесследно исчезнуть — и никто об этом и не узнает, и не приведет в действие механизм шантажа.
Душеприказчиком же, надо полагать, стал мюнхенский адвокат Эрнст Хепп, с которым Гитлер свел близкое знакомство.[729] Когда Гитлер отбыл на фронт, то их переписка продолжалась вплоть до февраля 1915 года,[730] также удостоверяя пребывание Гитлера в живых, пока не стало совсем уже очевидным, что страховка фронтовика от убийства — дело в принципе безнадежное и бесполезное.
Вот пока-то Гитлер и посиживал в квартире у Поппов — и досиделся до начала Первой Мировой войны.
Тут-то с Гитлером и разразилась катастрофа!
Немецкие власти должны были обойтись с ним по закону: он был иностранцем, но подданным ближайшего союзника; его и следовало отправить в Австро-Венгрию — пусть он там служит в армии или, по меньшей мере, выясняет отношения с властями относительно этой службы. Отвязаться от этого было невозможно — Хойслер, например, так и уехал в Вену, наверняка надеясь в душе, что там теперь уже не до него.
Гитлер же, унаследовавший основные капиталы Редля, не мог на это рассчитывать.
Да и все его страховки теперь теряли в весе: публиковывать военные планы в прессе едва ли было возможно в условиях войны — этот механизм шантажа утратил силу. Зато намекни австрийцы немцам о том, что Гитлер — русский шпион, и его — по настроениям публики в начале августа 1914 года! — просто не довели бы живым до ближайшего полицейского участка в Мюнхене!
Единственный путь спасения у Гитлера и оставался — вступить добровольцем в немецкую армию.
Тогда это и не представлялось особенно опасным: немцы не посылали в августе-сентябре 1914 года необученных новобранцев на фронт, а пока обучат — должна была и война завершиться! Так думали тогда по всей Европе — никто не ожидал ужасов почти бесконечного продолжения войны.
Вот Гитлер и влип затем в четыре года окопного сидения, завершившиеся революцией, грозившей отнять у него все капиталы — поэтому он едва и не ослеп осенью 1918 года на нервной почве![731]
А с капиталами Гитлер сумел хорошо разобраться, не допустив их утраты при инфляции, поразившей военную и послевоенную Германию (а также и Австрию): свидетельство об этом — чуть ниже.
Заметим и то, что Гитлер, ставший уже опытным и заслуженным фронтовиком, был отличным кандидатом на учебу и повышение, широко практиковавшиеся в немецкой армии в связи с боевыми потерями офицерского состава, и тогда бы Гитлер мог завершить войну капитаном или майором — как большинство его позднейших ближайших соратников. Но он тщательно избегал этого, демонстрируя полное отсутствие честолюбия (это у Гитлера-то!): любая мандатная комиссия при приеме на военные курсы могла обнаружить его странное юридическое положение — и заняться его прояснением.
Фронт дал Гитлеру немалую школу мужества, окончательно сформировав характер этого решительного и смелого, хотя и импульсивного убийцы.
Там же Гитлер, повторяем, и вынужденно отучился от гомосексуализма. Но с тех пор Гитлер оставался практически бесполым существом.
Когда Гитлер в конце 1919 года всерьез задумался о политической карьере, то мало у кого на свете имелись для этого более веские основания: опыт убийств, усвоенный еще с детства, давал полную свободу от любых моральных барьеров, которых Гитлер начисто лишился; далее он имел уникальный трехлетний опыт непосредственного участия в политических и разведывательных интригах и имел возможность наблюдать с ближайшего расстояния удивительные действия величайших мастеров такой игры. Он был достойным учеником покойного полковника Редля, а год безвременья в Мюнхене и последовавшие четыре года окопной тоски позволили ему прочно усвоить полученные впечатления и продумать дальнейшие жизненные перспективы.
Дар оратора, внезапно обнаружившийся в 1919 году, тем более оказался бесценным подарком судьбы.
К тому же Гитлер оказался богат, благодаря тому же Редлю, притом богат тайно — как и сам Редль, а потому неподотчетен в своем богатстве и независим в поступках — и даже смело мог разыгрывать из себя почти что неимущего.
Вот только еще и любовь к автомобилям Гитлер тоже унаследовал у Редля: в 1923 году «ему нужна была машина для себя, чтобы добираться до собраний быстрее. Он подобрал себе одну машину, которая выглядела как конная коляска без верха, но вскоре поменял его на «зельв», заплатив из средств, которые загадочным образом нашел сам в тайне от всех[732]. Это был грохочущий монстр, его концы, казалось, движутся в разных направлениях, однако Гитлер считал, что это придавало ему дополнительное достоинство, и с тех пор не помню, чтобы он когда-либо пользовался трамваем или автобусом».[733]
После путча в ноябре 1923 года этот автомобиль был конфискован властями.[734] Но вышедший из тюрьмы Гитлер обзавелся другими машинами: «В 1925 году Гитлер приобрел «Мерседес-Компрессор», один из самых дорогих и роскошных автомобилей того времени, и в то же время удовлетворялся маленькой мебилированной комнатой»[735] — совсем так же, напоминаем, как и Редль!
Политические устремления Гитлера были вполне очевидны — и им самим, и его многочисленными единомышленниками руководила ненависть к тем, кто грозил их лишить даже остатков материального благополучия — к коммунистам и евреям, а в те годы среди коммунистов и в Германии, и в России действительно хватало евреев.
Левый политик и писатель Эрнст Толлер так расценивал в 1922 году самого Гитлера и его заурядное окружение: «Вокруг Адольфа Гитлера собрались недовольные мелкие собственники, бывшие офицеры, антисемитствующие студенты и уволенные со службы чиновники. Его программа примитивна и глуповата. Наши внутренние враги — марксисты и евреи, они виновны во всех несчастьях, они убивают из-за угла непобедимую Германию, а затем внушают народу, что Германия проиграла войну. Внешние враги — это французы, выродившаяся изнеженная раса, война с которой неизбежна, а потому необходима. Нордическая немецкая раса победит все другие расы. Для искоренения марксистов и евреев Бог призвал его, Адольфа Гитлера».[736]
В 1923 году Гитлер в первый раз попытался захватить власть в Германии. Этот сюжет, казалось бы, досконально изучен, но, оказывается, остается совершенно неизвестной одна из главных составляющих плана Гитлера.
Дело было так: «Осенью 1923 года Гитлер съездил в Цюрих и вернулся оттуда, как говорили, «с сундуком, набитым швейцарскими франками и долларами».
Это слова из показаний в Рейхстаге бывшего морского офицера Гельмута фон Мюкке, который входил во второй эшелон руководства НСДАП, а в июле 1929 года выступил с открытым письмом о методах финансирования партии»[737] — никаких объяснений этот эпизод не получил, но и опровергнуть его нечем.
Теперь-то понятно, что происходило в 1923 году?
Гитлер попросту подкупил политическое руководство Баварии, и был уверен затем, что эта братия решительно поддержит его выступление, казавшееся со стороны жалкой авантюрой! А они, получив деньги, нагло предали кредитора!
Это был тяжелейший удар, но Гитлер сумел оправиться от него и начать все сначала — духу ему было не занимать, а деньги, по-видимому, исчерпались не до дна.
Но эти же люди, ранее подкупленные им, не смогли осудить его за попытку переворота: и судьи, и свидетели обвинения выглядели весьма жалко на процессе над Гитлером в Мюнхене в апреле 1924 года!
Это не спасло в дальнейшем баварских лидеров от расправы: Гитлер жестоко рассчитался с ними в 1934 году.
Гитлер перестал прятать свое богатство лишь после 1928 года — и произошло это в связи с радикальными переменами и в его личных обстоятельствах, и в общеполитической ситуации в мире и в Германии.
Перемены эти начались после выхода Гитлера из тюрьмы.
